Когда именно они диктовались, неизвестно. В «Журнале дежурных врачей» и «Журнале дежурных секретарей» обнаружено множество нестыковок. А сами работы представляют машинописные копии, никем не заверенные, нигде не зарегистрированные, без каких-либо пометок, без подлинников стенограмм. Зато нацеленность их очевидна. Крупская накручивает мужа против Сталина — и подталкивает на сторону Троцкого (хотя это было трудно, Владимир Ильич слишком не любил Льва Давидовича). Ленину постоянно напоминали о давнем, еще октябрьском скандале в Тбилиси, когда Орджоникидзе дал по физиономии одному из местных «национал-коммунистов», Кабахидзе. Ленин зацикливается на «грузинском деле», вспоминает о нем в январе, в феврале, требует материалы. А «грузинское дело» непонятно почему связывается со Сталиным — хотя он не имел к поступку Орджоникидзе никакого отношения.
Кроме того, Крупская не уставала напоминать мужу о личной обиде на Сталина, тоже прошлой — в декабре он отчитал Надежду Константиновну за нарушение постановления пленума, обеспечить Ленину полный покой. Кстати, не просто напоминала. Сестра вождя М. И. Ульянова вспоминала, что Крупская устраивала дикие сцены, «была не похожа на себя, рыдала, каталась по полу». Она добилась своего. 5 марта 1923 г. Ленин продиктовал две записки. Троцкому предложил взять на себя защиту «грузинского дела». Сталина с какой-то стати признавали виновным. Для Иосифа Виссарионовича Ленин продиктовал вторую записку, требуя извиниться перед своей женой и угрожая порвать отношения. Эту записку Крупская задержала на два дня. Чтобы Сталин не извинился вовремя! Но она явно перестаралась. Ленин в результате этих накруток слишком переволновался, и 7 марта случился третий инсульт. Вождь утратил дар речи и окончательно выбыл из игры.
Но теперь подспудная борьба за власть стала выплескиваться наружу. А Троцкий Сталина откровенно недооценивал. Мнил себя исключительным талантом, гением. Его поддерживало большинство руководителей партии. Наконец, за ним стояли могущественные силы «мировой закулисы». Мог ли с ним соперничать какой-то серенький исполнитель-ремесленник?
Весной 1923 г. начались пропагандистские атаки. Накануне XII съезда партии в «Правде» вышла статья Радека «Лев Троцкий — организатор победы». Ему приписывались все мыслимые достоинства и заслуги — «великий умственный авторитет», «великий представитель русской революции… труд и дело которого будет предметом не только любви, но и науки новых поколений рабочего класса, готовящихся к завоеванию всего мира». «Правда» являлась главным печатным органом ЦК, и ее линию определял идеолог партии Бухарин. Коммунистам открытым текстом подсказывали, чью сторону они должны принимать. Осуществлялись и другие характерные акции. Петроград еще не стал Ленинградом, но город Гатчина в 1923 г. превратилась в Троцк.
В ходе этой борьбы начали всплывать и работы «политического завещания Ленина». Но не сразу. Крупская забрасывала их в обиход по очереди, по одной. Вспоминала вдруг, что у нее осталась еще какая-то важная работа Владимира Ильича. А Троцкий находился в пике своего могущества! Его домом и резиденцией стал великолепный дворец Юсупова в Архангельском. Лев Давидович держал штат лучших поваров, прислуги. Проводил собственные приемы иностранцев, переговоры, совещания, о которых зачастую не считал нужным информировать правительство. Очень следил за своим здоровьем, его опекали персональные врачи, даже в самые тяжелые моменты гражданской войны Троцкий не забывал брать отпуска, ездил на курорты, на охоты и рыбалки. И все-таки его сторонники просчитались.
«Серую» массу партийцев отталкивали барство и высокомерие Льва Давидовича. Красноармейцы не забыли, как он проводил в отступивших полках «децимации», расстреливая каждого десятого. Помнили, как он топил в крови крестьянские восстания. Как сколачивал «трудовые армии», провозглашал восстановление промышленности и транспорта — и при этом за малейшие нарушения зверски расправлялся с рабочими, с железнодорожниками. Ну а чекисты и другие должностные лица, которые по своему положению знали побольше, располагали и другими сведениями о Троцком. Как к нему наезжают иностранные предприниматели, заключают сверхвыгодные для себя договоры, получают концессии… Лев Давидович для простых коммунистов был «чужим». Сталин выглядел гораздо ближе, он становился лидером патриотического крыла партии. XII съезд обернулся триумфом не для Троцкого, а для Иосифа Виссарионовича.
Что ж, его противники тоже осознали, что в открытой борьбе у Сталина слишком сильная опора в «низах». На любом съезде или конференции рядовые делегаты окажутся на его стороне. Перешли на другие методы, кулуарные. В июле государственные руководители разъехались в отпуска, и в пещере под Кисловодском под видом пикника собрались Зиновьев, его помощник Евдокимов, Бухарин, Лашевич — командующий Сибирским военным округом. Троцкий тоже находился на Кавказе. В «пещерном совещании» он не участвовал, но собравшиеся действовали в его пользу. Выработали требования реорганизовать партийное руководство. Направили Сталину письмо, фактически ультиматум. Шантажировали его «ленинским завещанием». Настаивали урезать его полномочия, уступить часть из них Троцкому и Зиновьеву. При этом Каменев прикинулся сторонником Сталина, вроде бы помогал вырабатывать компромиссы, но по сути подыгрывал заговорщикам.
Иосиф Виссарионович лавировал, вел переговоры, соглашался «поделиться властью». Зиновьеву, Троцкому, Бухарину добавили еще несколько высоких должностей. Однако осенью расклад сил в советской верхушке стал вдруг заметно меняться. Потому что Лев Давидович уже числил себя победителем, раздувался от сознания собственного величия. Но своей заносчивостью и нежеланием ни с кем считаться он оттолкнул от себя даже соратников — Зиновьева, Каменева. Мало того, он вышел из-под контроля зарубежных хозяев!
Как раз в это время в Германии разразился экономический и финансовый кризис, начались волнения. Троцкий объявил, что сложилась подходящая ситуация раздувать революцию в мировом масштабе. На заседании Политбюро он настоял, что ради такой цели надо «поставить на карту все», даже само существование Советского государства. Пришла пора организовывать революцию в Германии, а заодно и в Польше, Болгарии, Прибалтике! Нетрудно понять, что сам Троцкий при этом автоматически выдвигался на роль даже не российского, а общеевропейского вождя!
Решение было принято, и подготовка завертелась полным ходом. В Германию направлялись колоссальные средства, поехали десятки тысяч активистов Коминтерна, инструкторов. Там забурлили забастовки, демонстрации, формировались революционные отряды. Троцкий уже видел себя новым Бонапартом. Подчиненные ему дивизии выдвигались к западным границам. Но… кругам «мировой закулисы» новый взрыв в Европе совершенно не улыбался. Революции ей требовались в 1917 г., чтобы свалить Россию. Требовались в 1918 г., чтобы выиграть войну с Германией и Австро-Венгрией, обеспечить их крушение. В 1923 г. западные олигархи и правительства уже добились своего. Теперь они нацелились спокойно «переваривать» плоды достигнутых успехов, получать заслуженные прибыли и политические дивиденды.
Да ведь и Сталин вовсе не желал рисковать Советским Союзом ради призрака «мировой революции». А тем более ради амбиций и возвышения Троцкого. Однако в данном случае противником Льва Давидовича стал не только Сталин. Призадумались Каменев, Зиновьев, Бухарин. Кстати, все трое тоже являлись эмиссарами западных теневых кругов. Но и посадить себе на шею «наполеончика» Льва Давидовича никому из них не хотелось. А Сталина они, как и Троцкий, недооценивали. Были уверены, что это деятель недалекий, бесцветный исполнитель. Полагали, что смогут управлять его действиями и решениями.
В ноябре Политбюро единым фронтом, за исключением Троцкого, вдруг постановило: революционную ситуацию в Германии «переоценили», и восстание нужно отменить. Льва Давидовича срыв его планов привел в бешенство. Он обвинял Сталина и других членов Политбюро в трусости, в политических ошибках. Злость настолько взвинтила его, что он ринулся в открытую схватку. Раздул кампанию, будто «бюрократы» оторвались от партии, предают революцию и ведут к «термидору» (большевики часто употребляли сравнения с Французской революцией, а «термидор» — ее перерождение, когда буржуазная Директория свергла якобинцев). Чтобы избежать этого, Троцкий требовал расширения партийной демократии. Правда, в устах Льва Давидовича, всегда проявлявшего себя крайним диктатором, призыв к «демократии» звучал абсурдно, но какая разница?
Троцкисты подняли шумиху в Москве и Питере, где в партийных рядах было много всевозможных «интернационалистов». Лозунгами против «бюрократов» возбуждали молодежь, мелких партийцев. Распространяли в списках ленинское «завещание» (кстати, любопытно, что Горбачев, начиная «перестройку», будет играть на тех же лозунгах — расширения партийной демократии, борьбы с «бюрократами», попытается опираться на обрывочные статейки «завещания» Ленина). Но Каменева с Зиновьевым нападки Троцкого оскорбили, они еще прочнее сомкнулись со Сталиным.
