территории Западно-Сибирской низменности полностью отсутствовали. Исключение составляли только сравнительно молодые и малоинформативные в геологическом отношении четвертичные отложения. Обдумывая закономерности движения подземных вод и взаимодействие их с молодыми отложениями, Р.С. Ильин, не располагавший материалами более поздних геофизических исследований, пришел к неожиданным выводам о возможности прогнозирования глубинных тектонических структур по особенностям строения четвертичного покрова.
12 мая 1932 года (обратите внимание на дату и месяц) он подготовил докладную записку руководству Западно-Сибирского геологоразведочного треста, в которой не только предлагал перенести разведочные работы на нефть в районы широтного течения реки Оби и низовья Иртыша, но и делал пессимистические прогнозы для Минусинской котловины. Руководство треста, не готовое к радикальному изменению районов поиска, тут же командировало Р.С. Ильина с пояснениями в Москву к И.М. Губкину. Губкин принял Ильина, выслушал его доводы и на словах дал согласие на организацию экспедиции в северные районы под руководством автора докладной записки. Далее следует калейдоскоп событий почти детективного характера. 8 июня на сессии АН СССР Губкин выступает с предложением о поисках нефти на восточном склоне Урала. Каких-либо ссылок на докладную записку Ильина не последовало, что вполне отвечало моральным принципам «основателя учения о нефти».
Более того, убоявшись завязнуть в болотах Приобья (в те годы этот шаг органы НКВД легко могли привязать к вредительству), 12 июня на совещании в Новосибирске Губкин ориентировал местных геологов на поиски нефти в ... Кузбассе. Эта «рекомендация» на долгие годы отложила открытие сибирской нефти. Так что сибирские «заслуги» Губкина-нефтяника не только преувеличены, но и не соответствуют действительному положению дел. В истории нефтяной геологии имя Губкина окрашено зловещим ореолом. Несогласных он с легкостью садиста отдавал в руки «компетентных» органов, те ссылали выдающихся ученых в Сибирь, в Коми АССР и в другие «отдаленные» места. Так же поступал Губкин и в отношении тех, кто имел возможность обвинить его в плагиате. Несомненно, одной из таких жертв Губкина стал и Р.С. Ильин. Репрессиям, таким образом, одновременно подверглись как гениальная догадка Ильина, так и сам автор.
Еще современники описываемых событий высказывались в том плане, что мысль о вероятном нахождении нефти за Уралом была подсказана Губкину Ильиным. Говорили, правда, робко, из-за боязни мести «главного нефтяника». Одно несомненно: работы Р.С. Ильина по нефти, а он успел опубликовать по этой тематике 11 статей, имели не менее решающее значение в оценке нефтеносности Зауралья, чем работы других сибирских геологов 1930-х годов.
Неоднозначная оценка научных заслуг Р.С. Ильина наблюдается и в наше время. Так, упоминавшийся выше профессор И.В. Лебедев в беседе со мной оценивал уровень научной подготовки Ильина довольно иронически. Такое мнение он вынес из общения с ним во время студенческой практики в середине 1930-х годов.
«Как ученый, вернее сказать – специалист, он был несколько своеобразен. Вот Усов или Стрижов – это были ученые! Воспользоваться материалами Ильина Губкин не мог, так как тогда не было достаточного материала для обстоятельных выводов. Мне, кстати, после ареста Ильина предлагали для хранения его библиотеку. В те времена, если бы я согласился, этот шаг тут же вызвал бы понятный интерес «компетентных» органов к моей особе с последующими непредсказуемыми последствиями».
Суждение одного человека о другом всегда индивидуально. В этом нет чего-либо предосудительного, если бы не одна особенность, которую нельзя не учитывать. Существуют два способа искажать историю. С одной стороны, говорить то, чего не было, с другой – не говорить того, что было. Думается, что студенческие впечатления о руководителе практики, вероятнее всего – строгого, не могут быть восприняты всерьез. Сужу по собственным ошибкам молодости. В начале 1950-х годов я проходил геологическую практику на Урале в районе Сухого Лога под руководством выдающихся профессоров-геологов Свердловского горного института М.О. Клера и Д.С. Штейнберга. С присущим юности скептицизмом и иронией мы относились к дотошным попыткам наших учителей втолковать нам, птенцам в геологии, особенности складчатого строения местности, к тонкостям описания внешних признаков ископаемой фауны и т. п. С опозданием на много лет до сознания дошло, с какими крупными специалистами мы имели дело и как мало воспользовались их опытом и знаниями. Нельзя согласиться и с тезисом «не было достаточного материала», если учесть, что в начале 1930 годов были известны выходы нефти на поверхность земли в нижнем течении Иртыша недалеко от села Демьянское и в Пышминских болотах под Тюменью (1911), а также в районах Юганской Оби и реки Тавды. Несомненно, этими сведениями Губкин располагал в полной мере.
Совсем иное отношение к научным заслугам Ильина можно встретить у Л.А. Рагозина, близко его знавшего. В одной из своих статей он следующими словами охарактеризовал облик этого замечательного сибирского ученого. «Он один из первых научно обосновал возможность нахождения нефти и газа в западносибирской низменности и весьма активно добивался широкой постановки геологоразведочных работ. Его научные труды дали свои плодотворные результаты. Там, где проходили маршруты Р.С. Ильина, теперь забили богатейшие нефтяные и газовые фонтаны. Надо было обладать особым талантом выдающегося исследователя, чтобы путем научного предвидения среди необозримых болот и дремучей тайги разгадать едва уловимые признаки нефтегазоносности в то время, когда подавляющее большинство старых специалистов очень скептически относилось к подобным новаторским научным теориям и прогнозам». По мнению Рагозина, Ильин «полагал, что мощный антропогеновый покров не является препятствием при поисках нефтегазовых месторождений, а, наоборот, служит хорошим помощником и индикатором для внимательного ученого. Молодые тектонические движения, проявляясь унаследованно, оказывают влияние на особенности четвертичных отложений, на характер рельефа и гидрогеографическую сеть». По сути дела, Ильин, обладавший талантом охвата взглядом своей интуиции обширного региона, предвосхитил те возможности геологии, которые стали реализовываться значительно позже с появлением аэро и, особенно, космических съемок местности.
Об Ильине, как человеке, сохранилось немало воспоминаний разных людей, в той или иной мере соприкасавшихся с ним в повседневной деятельности. Пожалуй, наиболее яркими стали неопубликованные записки Л.А. Рагозина, написанные им в 1978 году и переданные мне. Вот некоторые выдержки из них, отражающие одну из экспедиционных поездок. «Летом 1934 года мы встретились в Красноярске, осмотрели окрестности города, берега Енисея и на пароходе выехали в Енисейск. Все светлое время проводили на скамейке под капитанской рубкой на верхней палубе. Я был внимательным слушателем, а мой неутомимый консультант читал мне, единственному, курс лекций о методах геоморфологических исследований («рельеф местности – ключ к познанию глубинных геологических структур!»). Он был чутким, обаятельным человеком, несмотря на внешний довольно
