Надо ребятам устроить жизнь такую интересную, которая захватывала бы их, помогала им учиться, видеть правильно все, что кругом делается, и в этом отношении домохозяйки могут сыграть большую роль.
Тут одна выступавшая рассказывала, как она в детском саду работала. Годы детства оставляют след на всю жизнь. Каждый из нас вспоминает свое детство всю жизнь, десятки раз вспоминает. Может остаться и плохой и хороший след.
В детских садах, которые устраиваются, надо, чтобы там были матери, любящие ребят, чтобы они смотрели своим большевистским глазом, как идет дело в детских садах, так ли детей воспитывают, как надо. Надо, чтобы ближе к школе были домохозяйки, работницы и колхозницы, они ребятам помогут.
То, что вы рассказываете про комнату отдыха, где дети могут заниматься и читать, — это имеет большое значение, какие книжки они читают, ходят ли в детскую библиотеку. У нас должна быть коллективная забота о детях. Из нашего молодого поколения вырастает такое поколение, которое дело Ленина до конца доведет.
Позвольте пожелать каждой из вас развернуть как можно шире свою работу в деле стройки социализма.
1936 г.
ПРЕКРАСНЫЙ ПОЧИН СОВЕТСКИХ ЖЕНЩИН
(РЕЧЬ НА ВСЕСОЮЗНОМ СОВЕЩАНИИ ЖЕН ХОЗЯЙСТВЕННИКОВ И ИНЖЕНЕРНО — ТЕХНИЧЕСКИХ РАБОТНИКОВ)
Товарищи! Позвольте прежде всего приветствовать вас, с такой горячностью, с таким энтузиазмом примкнувших к великой социалистической стройке.
Товарищи, Владимир Ильич Ленин говорил, что гвоздь строительства социализма в организации. Делу организации он придавал громадное значение. Со времени Октябрьской революции наша партия проделала громаднейшую организационную работу. И в последнее время мы наблюдаем уже итоги этой громадной работы, которая проводится сейчас под руководством Политбюро нашей партии. Мы видим результаты этой колоссальной работы, которую ведет наша партия изо дня в день по перестройке всей жизни на новых началах.
Мы каждую минуту чувствуем, как перестраивается весь наш общественный уклад, как коллективизация изменила лицо старой деревни. Недавно я получила письмо из далекой Сибири, из Омска, от колхозниц. Колхозницы пишут о том, что их интересует. Я знаю старую деревню. Я знаю, как мелкое индивидуальное хозяйство суживало горизонт крестьянина и крестьянки, как часто пятнадцатилетняя девушка даже не бывала в городе, который находился в 10 верстах от деревни. Ей было неинтересно, ее интересовал только свой дом, свое хозяйство. Коллективизация положила конец этой ограниченности. Наша колхозница сейчас уже смотрит на весь мир раскрытыми глазами.
О чем пишут омские колхозницы, что они хотят знать? Они хотят знать, кто такие доподлинные стахановцы, потому что, пишут они, «нам докладчик говорил, а нам этого мало, мы сами хотим прочитать об этом в наших советских книгах». Они сами хотят стать стахановцами колхозных нолей. Они спрашивают:
«Вот наши женщины работают в Советах, занимают различные должности в советских учреждениях, — какие у них достижения?»
И знаете ли, когда это читаешь, так чувствуешь на себе огромную ответственность и спрашиваешь себя: а что ты сделала?
Когда колхозницы спрашивают, много ли голодных за границей и как сделать, чтобы их не было совсем, и хватит ли для всех пищи, то видишь, что до этих колхозниц не дошли еще сведения о фашизме, о том, что делается в западных странах. Они не знают, отчего в капиталистических странах так много голодных, безработных. Значит, нет настоящей заботы об их культурном обслуживании.
Колхозницы хотят, чтобы все жили счастливой, радостной жизнью. А как это сделать — не знают. Об этом пишут колхозницы, крестьянки, мысли которых прежде не шли дальше деревенской околицы.
Что пишут они еще?
Они волнуются: будет или не будет война, вот с немцами будет война или нет? Они не употребляют слово «интернационал», но пишут: «Рядом есть колхоз немецкий, так они, эти немцы, такие же землеробы, как и мы».
И видно, как бьет ключом чувство интернационализма у этих колхозников далеких сибирских равнин.
Еще они, рассказывая о своих успехах, говорят: «Может быть, ты к нам приедешь, у нас такой чистый пшеничный хлеб».
А как они этого добились? Они пишут, что добросовестно проделали работу по снегозадержанию.
«Мы, — говорят они, — вывезли на наши колхозные поля из хлевов весь навоз. На будущий год урожай будет еще лучше, хлеб будет еще чище».
Это письмо колхозниц Сибири говорит о том, как перестраивается наша жизнь и какие благодаря громаднейшей повседневной работе нашей партии мы имеем теперь достижения.
Другой вопрос — о стахановском движении. Это вопрос, который в свое время чрезвычайно волновал Ленина. Он говорил: отношение к труду, сознательное отношение к труду, только оно поможет поднять производительность труда на высокую ступень, но надо, чтобы сами рабочие взялись за это.
Нельзя без волнения слушать и читать то, что пишется о стахановском движении. Ведь это тоже организационная работа. Партия руководит ею. Началась она с низов. Рабочие массы работают над перестройкой всего нашего хозяйства, они становятся доподлинными хозяевами всего производства. И вот, товарищи, в связи со стахановским движением мы наблюдаем и большое движение среди людей науки, среди наших инженерно-технических работников. Захватывает их, товарищи, стахановское движение, захватывает их то, что делается на нашей великой Родине. Действительно, немыслимо остаться в стороне от того мощного движения, которое растет во всей стране.
В этом году, стахановском году, мы видели ряд слетов, знаем о ряде бесед руководителей нашей партии и правительства с ударниками различных областей. Тут были и трактористы и пятисотницы. Все это люди труда, у которых в старое время безвестно пропадала жизнь. А теперь мы видим, как новые и новые кадры выдвигаются как борцы за новую организацию труда, за новый уклад жизни, как превращаются они в знатных людей нашей Страны Советов.
Конечно, все это не может не повлиять на перестройку быта. У нас есть такая фабрика, которую вы знаете, наверное, — «Трехгорка». Стахановки «Трехгорки» предложили на Октябрьские дни взять ребят из детских домов. Я была на заключительном совещании после праздников, на котором были стахановки, ряда московских фабрик, отозвавшиеся на призыв стахановок «Трехгорки» и уделившие большое материнское внимание воспитанникам детских домов.
Это было замечательное собрание. Заведующие детдомами рассказывали, какое впечатление произвело на ребят то, что их берут на праздники работницы к себе домой. Ребята решили: у нас новые пана и мама. Но полюбили своих маленьких гостей не только стахановцы и стахановки, полюбили ребят-детдомовцев и дети наших стахановцев. Они спрашивали: когда же придут братишка и сестренка из детского дома? Ребята из детских домов, которые считали себя до сих пор беспризорными, вдруг почувствовали, что у них тоже есть семья. И рассказы о том, как ребята это переживали, были очень интересны. Пробыли они в гостях недолго, 3–4 дня, но вернулись в детские дома совершенно другими. Это рассказывали заведующие детскими домами.
Интересно, что говорили работницы. Они говорили, что дети, приходя из детских домов, аккуратно складывают одежду, они знают песенки, а жизни не знают. Так вот наша задача, говорили работницы, — поставить их поближе к жизни.
Такова забота стахановцев о детях, лишенных семьи. Я хотела бы еще сказать следующее. Ребята у нас теперь выходят из детских домов 14 лет и идут учиться работать на завод, но часто настоящей заботы о них нет. И я думаю, что женам инженеров нужно материнским глазом на этих ребят поглядеть.
Само собой, та перестройка, которая идет по всей линии, перестройка всей жизни, не может не отразиться и на быте. Раньше жены инженеров, жены ответственных работников обычно далеко стояли от рабочей массы, жили своей особой, замкнутой жизнью. Я помню, как в 1929 г. я с Марией Ильиничной была на Северном Кавказе в совхозе «Хуторок». Мы там устроили собрание работниц этого совхоза, просили их рассказать о своей жизни. Меня поразило, что, о чем бы они ни рассказывали, они обязательно говорили о жене директора. Уж чего про эту жену ни говорили: и 15 копеек каких-то она зажилила и еще что-то в этом роде. Думаю: что такое, что за ужасная женщина? А потом мы пошли к директору на квартиру. Смотрю я — жена, как жена, очень славная, симпатичная женщина, но живет замкнуто, не связана с рабочими, стоит вдали от всякой общественной работы. Живет, как в старину говорили, вне общественных интересов. И видать, что ей самой тоскливо, скучно, что не знает она, чем ей заполнить время. И стало мне ее жаль и стало понятно, почему так к ней придираются: ее не знают — она далека. Потом я думала: как сильны пережитки старого в быту! Ведь был уже 1929 год. Сколько уже времени прошло с Октябрьской революции, а вот пережитки старые остались.
