Это письмо, датированное 10(22) февраля 1814 года, было отправлено из императорской штаб-квартиры без указания места ее дислокации и получено мной в Петербурге лишь в середине марта.
После того как в Петербург дошли вести, что войска союзников заняли Париж, людей охватила крайняя радость, которая к тому же подпитывалась надеждой скорого возвращения в столицу императора. Стало известно, что покинув Париж, Александр 4 июня прибыл в Булонь, где к нему присоединился прусский король. Отсюда 6 июня оба монарха отплыли в Кале, куда прибыли на следующий день, и уже на королевских яхтах Его британского Величества направились в Дувр. Высадившись здесь 7 июня, они вечером инкогнито выехали в Лондон. После нескончаемых великолепных приемов и блестящих празднеств оба монарха в сопровождении сестры императора Александра герцогини Ольденбургской и двух сыновей короля Пруссии взошли 27 июня на борт корабля в Дувре. Высадившись в Роттердаме, Александр проехал с небольшой остановкой через Голландию и оттуда направился в Карлсруэ, где в окружении своей семьи его ждала императрица Елизавета. Словом, возвращение императора в Петербург ожидалось не только с видимым удовольствием, но и с беспокойством и нетерпением.
Однако, если почти все жители столицы и предавались радости из-за окончания войны, скорого возвращения на родину победоносной армии, возможности оказать своему августейшему монарху достойные почести с выражением восхищения и признательности, то на фоне общего воодушевления раздавались и жалобы на длительное отсутствие императора, медленное производство дел, недостаточную расторопность чиновников и их беспечность в отношении управления департаментами, не связанными с военным ведомством. Прибытие Александра должно было развеять эти недовольства.
Сенат Санкт-Петербурга принял решение преподнести Александру титул Благословенный. В середине мая три сенатора в качестве депутатов отправились с этой вестью к императору в Веймар. Однако Александр решительно отказался от титула, заявив депутатам: «Я всегда старался показывать народу пример простоты и скромности, поэтому не смогу принять предложенный мне титул, не попирая своих принципов, и т. д.»
Руководствуясь теми же чувствами, он направил губернатору Петербурга следующий рескрипт:
«Дошло до моего сведения, что делаются разные приготовления к моей встрече. Ненавидя оные всегда, почитаю их еще менее приличными ныне. Един Всевышний причиной знаменитых происшествий, довершивших кровопролитную брань в Европе. Перед Ним все должны мы смиряться. Объявите повсюду мою непременную волю, дабы никаких встреч и приемов для меня не делать».
Возвратившись в столицу, Александр к этим замечательным доказательствам скромности добавил признаки искренней набожности. Первым делом он отправился в Казанский собор, где был отслужен благодарственный молебен. Только после этого он направился в свою летнюю резиденцию на Каменном острове. На всем пути следования народ встречал его возгласами радости и ликования.
По возвращении императора в Петербург произошли некоторые изменения в правительстве. В министерстве иностранных дел граф Нессельроде сменил имперского канцлера графа Романцова, отставка которого была принята. Некоторое время спустя император направил синоду, государственному совету и правительствующему сенату следующий указ.
«Направленное мне святым синодом, государственным советом и правительствующим сенатом прошение относительно воздвижения памятника моей персоне в столице и принятия титула Благословенный, доставило мне много удовольствия, поскольку я вижу в оном благословение заботящегося о нас Господа, также как выражение искренних чувств представителей государственной власти. Все мои усилия и горячие молитвы направлены на то, дабы продлилась милость Божья как ко мне, так и к моему верному народу, преданным и любимым подданным и всему роду человеческому. Таково мое самое страстное желание и великое счастье. Но, несмотря на все мои труды на сем пути, я как человек не могу быть столь самонадеянным, дабы принять сей титул, полагая, что я его действительно заслуживаю. Сие, ко всему, несовместимо с моими принципами, следуя коим я во все времена и во всех обстоятельствах призывал своих верных подданных к скромности и смирению. Я не могу показать пример, который противоречит моим истинным чувствам. Таким родом, выражая настоящим свою полную благодарность, я прошу органы верховной власти империи отказаться от сих проектов.
Да соорудится мне памятник в чувствах ваших, как оный сооружен в чувствах моих к вам! Да благословляет меня в сердцах своих народ мой, как я в сердце моем благословляю оный! Да благоденствует Россия, и да будет надо мной и над ней благословение Божие!».
Через какое-то время после возвращения императора было объявлено, что он примет депутатов Киевской, Подольской, Волынской, Могилевской, Витебской, Минской, Виленской, Гродненской губерний, а также Белостокского округа. Различные депутации прибыли в Петербург не только с разрешения правительства, но и согласно специальному распоряжению Его Величества. Своих депутатов прислала и Курляндия. Весь город пытался угадать причины такого созыва и предавался самым разным предположениям по этому поводу. Польские депутаты названных мною губерний не скрывали своих надежд. Все с удивлением смотрели на депутатов от Курляндии, ранее входившей в состав Польши на правах вассала. Мы были рады видеть представителей Киевской, Могилевской и Витебской губерний, которые раньше других были отделены от Польши и присоединены к России. Наконец, все догадки исчезли в день, назначенный императором для приема депутатов, в числе которых находился и я как представитель от Виленской губернии.
Торжественности и блеска этой аудиенции было придано больше чем обычно. Обер-камергер провел нас в зал приемов, и почти тотчас же в нем появился император с таким суровым выражением лица, какого я у него никогда не видывал. Мои коллеги испытали удивление, смущение и робость. Что касается меня, достаточно хорошо знавшего Александра, то я нисколько не сомневался, что под этим величественным внешним видом по-прежнему скрываются все те же чувства, проявляемые по разным поводам. После общего приветствия, Александр произнес звучным и суровым голосом: «Господа! С удовольствием приветствую собравшихся вокруг меня депутатов губерний, которые кампания 1812 года отдалила от меня на некоторое время. Я доволен большей частью ваших соотечественников, сохранивших мне верность и преданность, хотя знаю, что некоторые, к сожалению, увлеклись иноземными обольщеньями и ложными надеждами. Но я отомстил им лишь актом об амнистии, по которому они могут судить о моем образе мыслей. Скажите вашим доверителям, что все забыто и прощено и чтобы они не сомневались ни в моем искреннем участии в их судьбе, ни в моем желании видеть их счастливыми и довольными».
Тем не менее это произнесенное подчеркнуто строгим тоном короткое обращение успокоило присутствующих и задело их. Поскольку все выстроились согласно времени присоединения провинции к империи, Александр подошел вначале к депутатам от Могилева, Витебска и Киева и обменялся с ними незначительными фразами. Приблизившись ко мне, император остановился на какое-то время в некотором замешательстве, о причинах которого я скажу ниже. Затем с доброжелательным тоном, который он всегда проявлял в обращении со мной, сказал: «Весьма рад снова видеть вас представителем от ваших литовских земляков. Искренно сожалею, что не смог на сей раз заехать в Вильну. Этот город оставил во мне много хороших воспоминаний. Передайте жителям Вильны, что я никогда не забуду их усердия и преданности, выказанных мне во время моего пребывания в их городе перед началом кампании 1812 года, и что я всегда охотно буду принимать участие в их судьбе».
Я ответил, что жители Виленской губернии не смогут забыть пребывания императора в их столице, что они преисполнены благодарности к нему за все, что он сделал для них, и в особенности в 1810 и 1811 годах и что они всегда будут стараться заслужить его расположение и покровительство. Увидев, что императора задели мои чистосердечные слова, я добавил, что уверен в том, что ни в одной губернии, чьих депутатов он видит перед собой и чьи жители ему искренне преданы, его так не любят и не доверяют как в Виленской губернии. Императора явно тронули мои слова и, обойдя поочередно депутатов от Гродненской, Минской, Волынской, Подольской губерний, Белостока и Курляндии, он еще раз подошел ко мне и, чуть помолчав, сказал с важным видом: «Господа, еще немного терпения и вы будете довольны мной». После этих слов император тотчас же расстался с нами.
Поскольку последние его слова услышали лишь стоявшие рядом со мной, а до остальных – их было более двадцати человек – они не дошли, то на выходе из зала меня со всех сторон обступили те, кто присутствовал на приеме, с просьбой повторить слово в слово то, что сказал император. Можно представить себе, как только потом не толковались эти слова Его Величества!.. Что до меня, не раз слышавшего от него и более утешительные слова, никогда не сомневавшегося в добрых намерениях Александра, но ставшего сомневаться в возможности реализации его обещаний, то я принял все как есть, понимая, что император желает добра и улучшения участи своих польских подданных, но при этом он, несмотря на успехи, еще слишком зависим от политических обстоятельств и недостаточно тверд в принятии решений, чтобы высказаться о том, что он намерен сделать.
