директор
Mastercard назвал данные «общественным благом» и сравнил их с нефтью по эффективности создания богатства(16). В британском парламенте при обсуждении выхода страны из Европейского союза, когда речь шла о данных, «нефтяные метафоры» звучали с обеих сторон(17). Между тем, такие сравнения крайне редко отражают последствия долгосрочной, системной и глобальной зависимости от токсичного ресурса или сомнительные обстоятельства его добычи.
В первоначальной формулировке Хамби данные сравнивались с нефтью на том основании, что «она ценна, но ее нельзя использовать в сыром виде. Ее необходимо превратить в бензин, пластик, химикаты и тому подобное, чтобы создать ценный товар, который будет приносить прибыль; так и данные приобретают ценность, когда упорядочены и проанализированы»(18). Рост вычислительных мощностей и развитие машинного интеллекта привели к тому, что с годами акцент на работе, которую необходимо проделать, чтобы информация стала полезной, был утерян и его заменили чистые спекуляции. В процессе упрощения были забыты исторические уроки, нынешние опасности и долгосрочные последствия этой аналогии.
Наша жажда данных, как и наша жажда нефти, исторически является империалистической и колониалистской и тесно связана с капиталистическими сетями эксплуатации. Выборочная видимость, определяемая из центра, всегда служила расширению самых успешных империй. Данные используются для обозначения и классификации объектов империалистического интереса точно так же, как подданные империй должны были регистрироваться и называть себя в соответствии с указаниями хозяев(19). Те же самые империи сначала оккупировали, а затем начинали эксплуатировать природные резервы своих владений, и Сети, которые они создали, по сей день живут в цифровых инфраструктурах – информационным супермагистралям предшествовали Сети телеграфных кабелей, проложенных старыми империями для осуществления контроля. Самые быстрые маршруты глобальной передачи данных из Западной Африки по-прежнему проходят через Лондон, а британо-голландская транснациональная компания Shell продолжает разрабатывать нефть в Нигерии. Несмотря на все старания государств Южной Америки контролировать свои нефтяные доходы, подводные кабели, опоясывающие континент, принадлежат корпорациям, базирующимся в Мадриде. Финансовые транзакции проходят по оптоволоконным каналам через офшорные территории, напоминая о временах колонизации. Империи по большей части отказались от территориальных притязаний, но продолжают господствовать на уровне инфраструктуры, сохраняя свою власть в виде Сети. Режимы, основанные на данных, повторяют расистскую, сексистскую и репрессивную политику своих предшественников, потому что именно эти предубеждения и отношения заложены в ее основу.
В настоящее время добыча, обработка и использование данных / нефти приводят к загрязнению земли и атмосферы. Происходят утечки. Ничто не остается вне зоны поражения. Яд проникает в грунтовые воды наших социальных отношений и отравляет их. Он навязывает нам вычислительное мышление, вызывает глубокие разногласия в обществе из-за ошибочного разделения, фундаментализма, популизма и усиливающегося неравенства. Яд поддерживает и подпитывает неправильные, асимметричные отношения с властью; в большинстве случаев мы «делимся» своими данными не добровольно, их принудительно извлекают или вынуждают отдать. Так каракатица в моменты паники выбрасывает чернильное облако, пытаясь скрыться от хищника.
Учитывая наши знания об изменении климата, то, с какой легкостью политики и технократы одобрительно говорят о данных / нефти, должно бы шокировать, не будь мы так зомбированы их лицемерием. Данные / нефть будут представлять опасность, когда нас уже не станет. На то, чтобы исправить нанесенный ущерб, уйдут столетия, а мы еще даже близко не испытали наихудшие, но неизбежные последствия своих действий.
Однако даже при адекватном подходе к сравнению данных с нефтью оно остается в корне неточным: мирный переход к экономике, основанной не на данных, невозможен. Нефть – исчерпаемый ресурс. Мы уже приближаемся к пику добычи нефти, и, хотя после каждого нефтяного кризиса задействуем либо осваиваем какую-то новую территорию или разрушительную технологию, подвергая еще большей опасности планету и самих себя, скважины в конечном итоге иссякнут. Чего нельзя сказать об информации, несмотря на то, что сегодня ее добывают чрезвычайно агрессивно. Спецслужбы отслеживают каждое электронное письмо, каждый щелчок мышью и перемещения каждого мобильного устройства. Хотя достижение пиковых объемов данных, вероятно, ближе, чем мы думаем, использование необработанной информации может продолжаться бесконечно, как и ущерб, который она наносит нам и нашей способности понимать мир.
В этом отношении информация больше похожа не на нефть, а на атомную энергию – фактически неограниченный ресурс, который по-прежнему несет огромную разрушительную силу и который даже более явно, чем нефть, несет на себе отпечаток случившихся трагедий. Однако «атомная» информация заставляет нас подойти к решению экзистенциальных вопросов, связанных со временем и загрязнением, способами, которые бурлящая на протяжении веков нефтекультура старательно избегала.
Мы проследили, как вычислительное мышление развивалось с помощью машин, разработанных для создания атомной бомбы, и как архитектура современной обработки данных и сетей формировалась в горниле Манхэттенского проекта. Мы рассмотрели, как происходит утечка данных – критические отклонения и цепные реакции подрывают конфиденциальность, возникает ризоматическое грибовидное облако. Эти аналогии реальны, это непременное и всеобщее последствие принятых нами социальных и технических решений.
Подобно тому, как мы сорок пять лет жили в условиях «холодной войны», которая могла обернуться гарантированным взаимным уничтожением, сегодня мы находимся в интеллектуальном онтологическом тупике. Наш основной метод оценки мира, основанный на больших данных, дает сбой. Он не учитывает сложные, управляемые человеком системы, и его несостоятельность становится очевидной — не в последнюю очередь потому, что мы именно для этого построили обширную, охватывающую всю планету систему обмена информацией. Примеров несостоятельности много. Крах конфиденциальности вызван осуществляемой государством слежкой, с одной стороны, и активизмом по противодействию наблюдению и утечкам данных – с другой, а сам сбор данных перегружает систему и приводит к путанице. В фармакологии дела обстоят не лучше: на исследования расходуются миллиарды долларов, но прорывов неоправданно мало. И все же наиболее очевидным является, пожалуй, то, что, несмотря на огромный объем информации в Интернете, где хватает умеренных взглядов и альтернативных объяснений, теории заговора и фундаментализм не просто выживают, а процветают. Как и во времена атомной гонки, мы раз за разом извлекаем неверный урок. Мы смотрим на выросшее в небе грибовидное облако, видим разрушительную силу технологии и вновь вступаем в гонку вооружений.
Наш главный долг – увидеть Сеть во всей ее сложности. Сеть – это последний, но, безусловно, самый продвинутый инструмент для самоанализа в масштабе цивилизации, созданный нашим биологическим видом. Работать с Сетью – значит иметь дело с бесконечной библиотекой, как в рассказе Борхеса, и всеми ее внутренними противоречиями; библиотека не сводится к единому целому, а смысл ее постоянно ускользает. Наши категории, резюме и авторитетные источники не просто недостаточны – они буквально бессмысленны. Как отметил Г. Ф. Лавкрафт, объявляя наступление новой Темной эры, существующие способы мышления о мире не выдерживают натиска всей этой необработанной информации,
