стелилась над рейдом, скрывая от противника стоящий без движения крейсер. А внизу, над самой водой, за эсминцем вырастал плотный шлейф серо-желтого дыма...
В районе памятника «Русалке», где немцы просочились к заливу, огонь противника стал особенно плотным. Над верхними боевыми постами непрерывно свистели пули. Стоявший во весь рост старшина Федоров был на виду у противника. По нему стреляли даже из автоматов. Старшина почувствовал острую боль в кисти руки, видел, как брызнула кровь, но не выпустил из рук маховика, регулирующего подачу мазута. Сорвав с себя вылинявший воротник, он зубами обернул им руку. Плотная дымзавеса снова окутала рейд. Даже с мостика «Гордого» нельзя было разглядеть хотя бы силуэта крейсера «Киров».
Капитан 2-го ранга Сухоруков успел заметить, как взрывом снаряда разметало матросов, заваливавших трап. Трап снова вывалился за борт, повиснув почти вертикально на уцелевших талях. Клубы черного дыма и языки взметнувшегося пламени закрыли место трагедии. Корабль вздрогнул. Где-то посыпались стёкла, мигнул и погас свет в ходовой рубке. Оглушенный не столько взрывом, сколько самим происшествием, капитан 2-го ранга на какое-то мгновение потерял способность реально осознавать обстановку. Сухоруков успел заметить, как на корму кинулся его старпом капитан 3-го ранга Дёгтев с матросами. Слышны были крики: «Пожар! Шланги, шланги давай!», тяжелый мат и чьи-то не то стоны, не то вой. Столб от очередного немецкого недолёта обрушился на палубу «Кирова» каскадами грязной воды. Несколько человек сбило с ног и понесло по палубе...
Придя в себя, капитан 2-го ранга Сухоруков бросился к машинному телеграфу, переведя его на «малый вперёд». Машина не отвечала. Штурман крейсера капитан-лейтенант Пеценко схватил трубку телефона, безрезультатно пытаясь вызвать машинное отделение. Никто не отвечал. Сухоруков, продолжая звенеть машинными телеграфами, резко крикнул: «Рассыльный! В машину быстро! Что там случилось?»
На мостике в накинутой на плечи шинели, с серым помятым лицом появился адмирал Дрозд: «Что случилось?»
Не отвечая, Сухоруков продолжал вызывать машинное отделение.
«Гордый» ставит завесу!» — прокричал сигнальщик с крыла мостика.
«Машина, машина! - надрывался Пеценко в телефон.— Ответьте мостику! Машина!»
«Что случилось?» - снова спросил Дрозд, и снова ему никто не ответил.
В переговорной трубе раздался голос капитана 3-го ранга Дёгтева: «Попадание снаряда, видимо, шестидюймового, в палубу у кормовой башни, в районе 124 шпангоута. Пожар под контролем...» Переговорная труба замолкла.
Адмирал Дрозд вышел из рубки и встал на крыле мостика рядом с сигнальщиками, тяжело дыша в плотном дыму завесы.
«Машина! Ответьте мостику!» «Докладывает пост живучести: разрушен кубрик №17 и лазарет. Сильный пожар в районе третьего поперечного коридора...»
«Машина! Ответьте мостику! Машина, ...вашу мать!»
«Докладывает пост живучести: сильный пожар в районе основного ПМП. Эвакуируем раненых...» Сквозь треск статических помех надрывалось УКВ: «Прошу завесу! Квадрат 72-17, упреждение 07! Танки! Много танков! Квадрат 72-17! 72-17! Как поняли меня? Квадрат...»
«Машина! Ответьте мостику!»
Придя в себя, стоявший на реверсах в машинном отделении старший инженер-лейтенант Шатилло понял, что лежит на пойелах лицом вниз. Совершенно внезапно палуба ушла из-под его ног, он потерял равновесие, успел заметить, что погас свет, ударился головой обо что-то и, видимо, на какое-то мгновение потерял сознание.
Старшина турбинистов Михайлов сумел удержаться на ногах. Когда погас свет, а сверху посыпались осколки, ему показалось, что это уже конец. Вахта у маневровых клапанов была изнуряющей. Стрелка машинного телеграфа крутилась, как одуревшая муха. Обливаясь потом, Михайлов еле успевал крутить штурвал. Неожиданно стрелка машинного телеграфа встала и застыла на «стоп». Машинисты перевели дыхание, радуясь неожиданному отдыху, но вдруг резкий удар и кромешная темнота превратили их боевой пост в нечто гораздо более страшное, чем могильный склеп.
«Наверх надо уходить, - закричал кто-то в темноте. - Погибнем здесь все!» В голосе кричавшего слышались явные истерические нотки.
Шатилло, превозмогая тупую боль в затылке, поднялся на ноги. «Всем оставаться на местах! - приказал он.— Включить аварийное освещение!»
Аварийное освещение должно было включиться автоматически, когда из-за выбитых предохранителей погасло основное. Но автоматика всегда подводила. Подвела и на этот раз. В темноте Шатилло слышал непрерывные звонки машинного телеграфа, но не мог прочесть на циферблате приказ. Растерявшись на какое-то мгновение, он пытался нащупать телефон, висевший неподалеку на переборке, но не смог. (Позднее выяснилось, что страшным ударом телефон сорвало с переборки, и он повис на проводах, которые в свою очередь оказались перебитыми осколками в нескольких местах). Казалось, прошла целая вечность, пока, наконец, вспыхнул тусклый свет аварийного освещения. Машинный телеграф, непрерывно звеня, показывал «Средний ход». Шатилло успел заметить валявшийся на пойелах свой электрический фонарь с разбитым стеклом, но с вроде бы целой лампочкой. Он позвонил на мостик, давая понять, что приказ принят, когда где-то наверху с грохотом открылся люк, куда просунулась голова присланного Сухоруковым рассыльного: «Эй, машина! Что у вас случилось?»
«Все в порядке!» - прокричал в ответ инженер-механик и, подняв фонарь, включил его. Фонарь горел.
25 августа 1941, 07:13:20
Капитан 2-го ранга Сухоруков принял, наконец, ответные звонки из машинного отделения. «Киров» вздрогнул и медленно двинулся вперед, распарывая мачтами клочья дымовой завесы. С КДП на мостик спустился командир дивизиона главного калибра, старший лейтенант Шварцберг. УКВ продолжал надрываться, прося огня. Надо было поточнее определить, куда снесло крейсер, пока он стоял без хода, разобраться в потерях и повреждениях. На мостик взбежал старший помощник 3-го ранга Дёгтев. Пожар потушен, повреждения уточняются, но в целом по башням и плутонгам все в порядке, все боевые посты к бою готовы. Корабль не потерял боеспособности ни на йоту. Сухоруков спросил о людских потерях.
- «Много раненых», - ответил Дёгтев. Помолчал и добавил: «И обожженных».
- «А убитых?» - поинтересовался Сухоруков.
- «Человек десять, - ответил старпом. - Уточнят — доложат».
Сухоруков, закусив губу, посмотрел на старпома и хотел что- то сказать, когда раздался крик сигнальщика: «Товарищ командир! Сигнал на «Пиккере» — «Приготовьтесь принять командующего».
Этого только и не хватало. Сейчас будет почище попадания снаряда.
- «Малый ход, - скомандовал Сухоруков,— лево — пять».
По привычке он с тревогой посмотрел на небо. Что-то сегодня немцы задерживаются с налетом. Не к добру.
- «Уточните немедленно потери в личном составе,— обратился он к Дёгтеву. — Быстро!»
Матрос Григорьев, придя в себя, понял, что подняться на ноги у него нет сил. Ему казалось,
