Восемь лет назад Дина Тулман и я открыли шахматную школу. Дина — мастер из Молдавии, училась в ленинградском Политехническом институте. Начинали с нуля, постепенно разрослись, теперь много учеников, да и учителей. Всеми организационными вопросами занимается Дина, она очень энергичная, я этого просто не умею. В школе предпочитаю работать с детьми, чей рейтинг примерно 1000—1200, иногда и с более сильными, но это я меньше люблю, потому что родители порой вмешиваются, среди них попадаются очень уж честолюбивые.
На уроках чувствую себя уверенно. Мордашки умные, видно, как глаза загораются, когда идея приходит в голову. Шахматистом никто из них, слава богу, не станет, а для общего развития полезно. Несколько раз в году приезжают заморские гроссмейстеры, чтобы с более сильными поработать: Сайт Чернин, мой любимчик Артур Юсупов, общаюсь с ними с удовольствием.
Школа в Нью-Джерси, в десяти минутах езды от дома. Работаю там раза три-четыре в неделю, график у меня свободный, в любой момент могу пропустить урок или перенести, но этим не злоупотребляю. Могу взять и неделю-другую отпуска и поехать на турнир. Бриджевый, разумеется. А вот на днях, например, вместо школы отправилась на US Open по теннису. Атмосфера там отличная, особенно в первую неделю, когда матчи играются на всех кортах.
Несколько лет назад я отдала все свои книги и последний комплект шахмат в нашу школу. Две тетрадки с партиями, правда, оставила, не выбросила, хватило ума. Со временем чувства притупились, со словом «ненависть» по отношению к шахматам я погорячилась; со мной это еще случается, хотя, к счастью, всё реже и реже. Но до чтения шахматных журналов мне еще далеко, если что и получаю, отправляю нераспечатанным прямиком в мусорную корзину.
Конечно, с тем, что с возрастом энергия уходит, спорить трудно; смешно отрицать, и что мозг стареет, иначе мы бы до сих пор играли в шахматы на прежнем уровне. Однако это вовсе не означает, что человек не может думать; скорее — не хочет, ленится, ему нужно просто проявлять больше усилий, чтобы заставить себя вообще что-либо сделать. Большинство шахматистов становятся интеллектуальными и эмоциональными стариками в относительно молодом возрасте, когда успехи и уважение остались в прошлом. Но трудно вырваться из этого болота, возможности уж больно ограниченны.
В бридже возраст тоже имеет значение, но не такое, как в шахматах. В бридже нет и быть не может такого понятия как вундеркинд. Очень молодым вообще не рекомендуется играть в бридж, и раньше восемнадцати никому не удается достигнуть более-менее приличного уровня. Неслучайно ведь юниорский возраст в бридже считается до двадцати пяти лет, а раньше так вообще тридцать был. Да и сдавать бриджист обычно начинает в более пожилом возрасте и не так резко, как в шахматах. По моей оценке, у женщин —лет в шестьдесят, у мужчин — в шестьдесят пять. Поэтому в бридж, я имею в виду спортивный бридж, можно играть много дольше, чем в шахматы. В мужской команде Франции, например, выигравшей олимпиаду в 1996 году, четверым участникам было под пятьдесят, а одному — шестьдесят восемь!
Вот вы сказали о профессиональных шахматах: «всю жизнь деревяшки передвигать». Если заменить слово «шахматы» на «карты», то это и будет как раз то, что я сейчас делаю и собираюсь делать еще лет десять-пятнадиать.
Человек должен приспосабливаться к среде своего существования, но ему никто не может запретить думать. Мы все там были нищие, деньги не играли никакой роли, имели их только жулики, людей же мы оценивали по человеческим качествам и интеллекту. Телевизор практически не смотрели, разве что только спорт, оставалось общение, разговоры. И разговоры не о том, куда лучше поехать в отпуск — на Бермуды или на Багамские острова. Чтение и обсуждение книг, в более узком кругу — и политики. Хотя я лично, что и говорить, была больше игроком, чем читателем.
Были там, конечно, ущербные... большинство были ущербными, но я общалась не только с ними. С пятнадцати лет я играла во взрослых соревнованиях, и то, что я слышала, было совсем не похоже на то, чему меня учили в школе. Среди шахматистов было немало высокоинтеллектуальных, интеллигентных людей, которые в любой нормальной стране занимались бы чем-нибудь другим. Особенно заметно это стало в Америке; играла, помню, в каком-то шахматном клубе, оглянулась вокруг — одни иммигранты да чокнутые...
Отлично, что вы защищаете шахматистов, когда говорите, что среди них встречается не меньше интересных людей, чем среди прочей публики, но, может быть, в этом нет необходимости? Я прекрасно понимаю, чем обязана шахматам и людям, которых там встретила. Были среди них пьяницы, босяки, стукачи, были и просто подонки, но были и люди, общение с которыми определило, кто я есть сейчас, как живу, о чем думаю, кто мои друзья. Яне идеализирую жизнь, и у меня нет ностальгии, но было там и что-то хорошее, чего здесь нет. Возможно, у меня нет категорического отрицания всего, что было там, оттого, что уехала я в более зрелом возрасте, а главное — при других обстоятельствах, чем мой брат. Когда Илья уезжал, была боль, расставание навсегда, а во время моей отвальной разговоры типа: «Вот когда ты в гости приедешь...»
Компьютер не покупала несколько лет, предполагая, к чему это может привести, но потом все-таки решилась. Провожу перед ним довольно много времени, давая уроки бриджа и играя во всевозможные игры. Среди них попадаются очень интересные, но шахматы, воспитывая логику и приучая мысль к дисциплине, стоят на особом месте. Есть еще одна игра, к которой я, зная себя, не прикасаюсь. Прочла о ней как-то книжку, но тут же захлопнула и сказала себе: «Это всё, в эту игру ты играть не будешь!» Речь идет о бекге-моне.
Курю немного, может быть, пачку в день, но, когда сажусь за компьютер, сразу автоматическая реакция — сигарету. Кеде совершенно равнодушна, но имею одну слабость: шоколад. Если дорываюсь, могу целую коробку съесть...
Первые годы в Америке следила за европейским футболом, но потом это сошло на нет. Я поняла, что если не с кем поделиться впечатлениями, то и удовольствие уже не то. Хоккей остался. Его можно обсудить, ведь спорт этот и америкснский тоже. Нет, любимой команды нет, нравится просто красивая игра. То же и с игроками. Хочу вот посмотреть на Овечкина, приехавшего из Москвы, говорят — большой талант, и еще на одного молодого совсем канадца, нет, фамилия вам ничего не скажет.
Телевизор не очень люблю, а вот книги читаю. Идет это у меня периодами: бывает — запоем читаю, книг пять подряд, бывает — ничего не читаю совсем. Какого жанра?Детективы, почти всегда детективы. По-английски и по-русски. По-английски — Стенли Гарднера и Дика Фрэнсиса. Нет, с языком проблем нет, в последнее время даже думаю по-английски, по-русски иногда только. По-русски прочла всего Акунина, что-то понравилось, что-то меньше, что-то совсем нет; пыталась читать Мартину. Интересно, что в детективном жанре очень много женщин-писательниц. Но вот Элизабет Джордж хуже писать стала в последнее время.
Вашу книгу прочитала с огромным интересом. Замечательно, что вы находите хорошие черты даже у очень несимпатичных людей. С грустью узнала о смерти Гипслиса — вечного капитана женской команды. Самая запоминающаяся поездка и, наверное, самая интересная вообще в моей жизни была в 74-м году — на Олимпиаду в Колумбию. Это последняя женская Олимпиада была, остальные проводились вместе с мужчинами. Летели туда впятером: Нона Гаприндашвили, Нона Александрия и я, тренерами Константинопольский и Гипслис. Провели мы три недели в Медельине, потом неделю в Боготе с ежедневными экскурсиями, да две остановки в Нью-Йорке по дороге туда и обратно. Мне тогда только-только двадцать исполнилось...
Всё так привычно и стабильно было в шахматном мире: стройная система, чемпионы мира — действительно сильнейшие шахматисты своего времени, всё как должное воспринималось, и в мыслях не было, что по-другому может быть. И вот как всё перевернулось! Нам дико, а молодым уже и не понять, как это можно играть без компьютера, для них мы — динозавры, игравшие в игру под названием «шахматы», но имеющую мало общего с игрой, в которую они сейчас играют. А ведь много лет назад мы были такими же. Я, по крайней мере, с высокомерием молодости смотрела на так называемых стариков, а те, наверное, испытывали чувства, похожие на мои теперешние.
Каждый год в Европу езжу, у меня в Берлине мама живет, сестра, племянник. Европу я вообще люблю, чувствую себя там в толпе на улице прекрасно; правда, в Берлине хуже, чем, например, в Париже.
С Россией меня ничего не связывает. В последний раз была там в 1996году и не вижу себя в этой стране в ближайшее время. Да и зачем? Все или умерли, или уехали; кто в Америку, кто в Германию, кто в Израиль.
Бридж в России сейчас абсолютно легален, доступен всем, но ездить на турниры дорого. Хотя появилось много новых русских, молодых ребят с хорошей головой и с мешком денег. С некоторыми я встречалась на чемпионатах мира и на олимпиадах. Попадаются среди них всякие, есть и симпатичные, есть и противные, как и везде, впрочем.
