Между тем наступило время, когда Варшаве уже следовало опасаться не осады, а штурма. По этой причине было принято решение сконцентрировать все силы в самом незащищенном и уязвимом месте.
Генералы Домбровский и Мадалинский получили приказ немедленно выдвигаться к столице. Генералу Мокрановскому было велено оставить Литву и идти на соединение с армией генералиссимуса. Генерал Зайончек разбил свой лагерь перед Прагой, а князь Понятовский занял позиции под Варшавой на левом берегу Вислы.
Независимо от социального положения все гражданские лица были задействованы на строительстве оборонительных сооружений в районе Праги. Для координации боевых операций был создан военный совет под председательством генералиссимуса. Варшавяне получили право выбирать местных руководителей, пользовавшихся их доверием, и ни один человек не получил свобождения от обязанности защищать город.
Все общество пребывало в глубочайшем потрясении. Изо дня в день в Варшаве нарастали страх и отчаяние. Кое-кто уже начинал во всеуслышание говорить о необходимости сдаться на милость победителя. Но какого? И тут мнения расходились. Торговцы и наиболее состоятельные люди отдавали предпочтение пруссакам, люди, приближенные к королевскому двору – русским, а простой народ, который не строил никаких корыстолюбивых планов на будущее, видел себя только в борьбе с врагами родины.
14 октября из русского лагеря в Варшаву прибыл курьер с визой Костюшко и вручил королю Польши письмо от барона де Ферзена. Вот его содержание:
«Милостивый государь! Практически полный разгром польской армии, против которой я имел честь сражаться, пленение огромного количества солдат, офицеров, военачальников и даже верховного главнокомандующего и вождя революции 1794 года – таковы, государь, результаты событий 10 октября.
Будучи уверенным, что Ваше Величество и Речь Посполитая Польша восстановили ваши полномочия и все прежние права, я обращаюсь к законному правительству с просьбой освободить русских генералов, офицеров, солдат, служащих, сотрудников дипломатического корпуса и членов их семей, а также мужчин и женщин, которые вопреки праву народов до настоящего времени находятся под арестом.
Я хотел бы, чтобы все указанные лица были направлены в расположение армейского корпуса под моим командованием. Рассчитываю на незамедлительное исполнение этой просьбы и со своей стороны обязуюсь предпринять все имеющиеся в моем распоряжении меры для оказания содействия данным лицам.
В надежде на то, что такие шаги, не приносившие в прошлом никаких результатов, обеспечат Польше спасительный и прочный мир, и я уже в конце этого года смогу лично выразить свое почтение Вашему Величеству, заранее прошу принять уверения моего высокого уважения и т. д. и т. д.
Барон де Ферзен».
Это письмо было расценено не более как предлог, которым русская сторона решила воспользоваться для того, чтобы прозондировать обстановку в польском правительстве и приступить к переписке в надежде на то, что она могла бы дать благоприятные результаты. Король передал это послание в Высший совет и после консультаций с самыми доверенными лицами дал следующий ответ:
«Милостивый государь! Каким бы печальным не стало поражение части польской армии 10 октября, какой бы горестной не явилась утрата достойнейшего человека, заложившего основы независимости нашего государства – все это, однако, не смогло поколебать стойкость и твердость тех, кто торжественно поклялся победить или погибнуть в борьбе за свободу.
И вы нисколько не удивитесь, милостивый государь, что мы не можем принять ваше предложение об освобождении русских пленных, которых мы рассматриваем как залог для поляков, чья судьба находится в ваших руках.
Если вы действительно желаете содействовать обмену ваших пленных на наших, мне было бы весьма приятно сотрудничать с вами в этом направлении.
Станислав Август».
Со своей стороны Высший совет в письме к Костюшко сообщал о готовности отпустить на волю всех русских военнопленных в обмен на его личное освобождение. Совет заверял бывшего главнокомандующего в том, что все средства, за исключением тех, которые могли бы нанести ущерб интересам родины, будут использованы для того, чтобы он вновь обрел свободу. В письме говорилось также о том, что польские власти высоко ценят заботу и внимание, которыми окружен Костюшко в стане врага, и в ответ постараются по возможности облегчить участь русских пленников.
Тем временем в рядах бойцов польской армии стали преобладать упадочные настроения. Почти все военные операции давали очень слабый эффект. Прусский генерал Гюнтер разбил отряд повстанцев на переправе через реку Нарев. 24 октября в Остроленке еще один отряд попал в окружение и сдался прусским войскам под командованием князя Гольштейна-Бека. Только генералам Домбровскому и Мадалинскому удалось прорваться через неприятельские ряды и без боя и потерь направиться в сторону Варшавы.
После вывода армейских формирований, поддерживавших повстанцев, революционное движение в Великой Польше пошло на спад. В связи с этим прусский король отменил свой приказ об отправке с берегов Рейна в Польшу корпуса под командованием князя Гогенлоэ. Остальным войскам было приказано наступать на Варшаву. Фридрих Вильгельм надеялся опередить русских и, если возволит время, занять польскую столицу.
Генерал Суворов разгадал эти намерения и ускорил продвижение своей армии. 26 октября, соединившись с войсками генералов Ферзена и Денисова, Суворов атаковал поляков на подступах к Праге и вынудил их отступить к оборонительным сооружениям. Наступление русских не прекращалось, а 29 октября в Варшаве послышались первые залпы канонады.
Предместье Варшавы Прага, расположенное на правом берегу Вислы, было укрыто оборонительными сооружениями и батареями, насчитывающими более ста орудий. Лучшие силы польской армии, национальная гавардия, тысячи и тысячи отважных варшавян оказали врагу неистовое сопротивление. В этот решающий момент все командиры, офицеры и солдаты сражались в едином порыве, не думая об отчаянии и безнадежности. Во всех шеренгах раздавался единственный клич: «Победа или смерть!»
3 ноября поляки начали артиллерийскую подготовку. По первому же сигналу тревоги все вооруженные граждане Варшавы явились на оборонительные сооружения. Канонада продолжалась целый день, но не принесла каких-либо ощутимых результатов.
4 ноября на рассвете русские пошли в атаку на левобережные оборонительные сооружения и через несколько часов разбили их, понеся немалые людские потери.
За этим первым успехом последовали страшные кровавые сцены. В бою смешались русские и поляки. Со всех сторон лились потоки крови. Восемь тысяч поляков с оружием в руках пали на поле брани. Русские захватили всю артиллерию. Погибли генералы Ясинский и Грабовский. Генерал Зайончек, осуществлявший общее командование, был ранен. Генерал Майен и большинство штабных офицеров попали в плен.
Это сражение, продолжавшееся значительно меньше времени, чем можно представить, стало настолько смертоносным и привело к такой массовой гибели поляков главным образом потому, что русские подожгли мост через Вислу, соединявший Прагу с Варшавой. Данное обстоятельство весьма затруднило и сделало фактически невозможным отступление наших войск. Огромное количество офицеров и солдат, которые не смогли предотвратить поджог моста, нашли свою смерть в водах Вислы, пытаясь ее переплыть. Двенадцать тысяч мужчин и женщин, стариков и детей были истреблены в Праге. Русские подожгли предместье со всех четырех углов, и через два – три часа от деревянных домов (а из них в основном и состояла Прага) остались лишь дымоходы да кучи пепла.
Эта жуткая картина на фоне полного разгрома армии вселяла ужас в сердца варшавян, у которых не оставалось никакой надежды, что с ними обойдутся лучше, чем с мирными гражданами предместья.
В центре польской столицы от бомб загорелось несколько зданий. Высший совет принял, наконец, решение о капитуляции и направил в русский лагерь Игнация Потоцкого. Однако Суворов отказался принять его, заявив, что не желает вести переговоры ни с кем из руководителей восстания. И добавил, что его императрица воюет не с польским народом, а с повстанцами.
После возвращения Игнация Потоцкого в Варшаву ведение переговоров решили поручить магистрату, куда и было адресовано настоящее письмо:
«Высший совет считает, что для спасения Варшавы от нависшей опасности президент города от имени магистрата направляет несколько депутатов в сопровождениии трубача к русскому генералу с целью получить от него официальное заявление о том, что будет обеспечена безопасность варшавского населения и его имущества. В случае, если такие гарантии не будут предоставлены, все варшавяне без исключения встанут на защиту родного города.
