Ворошилова попросим его отменить. Ты как будто первый день в армии...»
«Я не в армии, а на флоте, - ответил начальник штаба, - разница - существенная».
«Разницы никакой, - не согласился Трибуц. - Везде одно железное правило: не торопись выполнить приказ, ибо его отменят». Командующий посмотрел на Дрозда и Солоухина. Оба молчали, никак не реагируя на шутки командующего.
«Пошуметь ночью на полуострове можно, — продолжал Трибуц. — Не хуже, не лучше от этого не станет. Пару эсминцев дадим для поддержки...»
Солоухин просмотрел какие-то бумаги в кожаной папке с непонятной эстонской монограммой:
«Пару ни пару, а один дадим. Без ущерба для дела могу дать «Сметливый», возможно еще и «Володарский», но это не обещаю твердо, если только закончит ремонт...»
«Хорошо, — согласился Трибуц. — Так и порешим. А мы с товарищем Пантелеевым придумаем текст телеграммы, чтобы этот приказ главком отменил вообще и дал нам возможность вырваться отсюда». Он оглядел присутствующих, сидящих в кожаных креслах его просторной каюты. «С этим вопросом мы все решим, но главное не в этом, товарищи. Когда командование разрешит нам эвакуацию, неизвестно. Наша же задача, как я ее понимаю, состоит в спасении ядра флота из этой мышеловки. Поэтому мы тут посовещались, и я принял решение...» Трибуц сделал паузу, стараясь не глядеть на Пантелеева, в глазах которого так и светился вопрос: «С кем это, интересно, совещался командующий, если начальник штаба флота ничего об этом не знает?» «Я принял решение, - продолжал Трибуц уже своим обычным жестким голосом, - отправить «Киров», часть новых эсминцев и некоторое количество других кораблей в Кронштадт. Выполнение этого приказа я возлагаю на товарищей Дрозда и Солоухина. Срок выполнения приказа - 26 августа в уточненное время. Товарищу Пантелееву подготовить необходимые документы...»
Никто не задал ни одного вопроса, хотя всем присутствующим было ясно, что ради спасения, причем спасения весьма проблематичного, нескольких кораблей будет принесен в жертву весь гарнизон, огромное количество флотского имущества и снаряжения, так как после ухода «Кирова» и лучших эсминцев город не продержится и нескольких часов. В каюте командующего КБФ стояла оглушительная тишина, столь же оглушительная, как и несмолкающая канонада, доносящаяся через плотно закрытые иллюминаторы...
«Главкому Северо-западного направления Ворошилову. Полученный приказ принят к исполнению, проведены необходимые оперативные мероприятия для выполнения приказа с наступлением темноты 25 августа. Реальная обстановка на фронте вынуждает нас, однако, просить об отмене указанного приказа, поскольку десант на Вирмси может привести к смещению оси наступления противника, и выхода его непосредственно к гаваням, что сделает невозможной эвакуацию и приведет к гибели большого количества боевых единиц флота...
Трибуц, Пантелеев, Смирнов».
Член Военного совета КБФ, контр-адмирал Смирнов, эту радиограмму не подписывал и даже не знал о ней. Находясь почти постоянно в здании Политуправления флота, контр-адмирал Смирнов по своим каналам бомбардировал рапортами Ивана Рогова, рекомендуя снять с должности и расстрелять как изменников адмиралов Трибуца, Пантелеева, Ралля и Дрозда вкупе с несколькими десятками старших офицеров из их окружения, поскольку навязанная ими тактика обороны Таллинна неизбежно привела бы к захвату всего гарнизона и основных сил флота противником. В донесении отмечалось, что из-за прямого попустительства штаба флота политработа в соединениях и на кораблях практически не ведется, а, напротив, поощряются вредные разговоры и всякого рода слухи, ставящие под сомнение мудрость общего замысла стратегической обороны и тех лиц, от которых исходят эти замыслы.
Политуправление КБФ было в панике. Лихорадило Особый отдел, и, в равной степени, НКВД Эстонии. Только что пришло сообщение, что первый секретарь ЦК компартии Эстонии Рос прямо на служебной автомашине сбежал к немцам, захватив планы всей будущей партизанской и подпольной деятельности на оккупированных территориях Эстонии, да и не только Эстонии. ГлавПУР ВМФ прислал запрос, какие связи были у Роса с командованием флота.
Контр-адмирал Смирнов подписал шифровку на имя Рогова:
«Адмиралы Трибуц и Пантелеев часто встречались с Росом во внеслужебной обстановке, принимая приглашения последнего на охоту, загородные прогулки и банкеты в спецпомещениях ЦК и обкома. Не исключен сговор между Росом и командованием КБФ, которое, с одной стороны, обеспечило бегство Роса, а с другой стороны, — готовит сдачу флота в Таллинне и переход на сторону противника.
Смирнов».
Переход на сторону противника! Это массовое явление первых месяцев войны захватило врасплох и потрясло обе воюющие стороны. Немцы не знали, что им делать с сотнями тысяч вооруженных людей, переходивших на их сторону часто с развернутыми знаменами и под звуки маршей, исполняемых полковыми и дивизионными оркестрами. Уже в середине июля командующие группами армий начали засыпать Берлин донесениями о возможности формирования русской национальной армии из перешедших добровольно на их сторону различных воинских соединений Красной Армии, а также из числа попавших в плен в пограничных котлах. Армия, как никакой другой государственный институт, жаждала мести за ту резню, что устроил в её рядах великий вождь народов. Но и тот не дремал.
Уже 16 июля Сталин подписал секретный приказ №0019, где, в частности, говорилось:
«На всех фронтах имеются многочисленные элементы, которые даже бегут навстречу противнику и при первом соприкосновении с ним бросают оружие...» [12]
Приказ предлагал политическим органам армии и Особым отделам тщательно следить за командирами всех уровней, но особенно, за представителями высшего командования, беспощадно на месте пресекая все проявления малодушия или каких- либо негативных настроений, могущих привести к переходу на сторону врага. Однако приказ не помог. Случаи массовых сдач и повального перехода к противнику даже участились. Ровно через месяц Сталин вынужден был отдать новый секретный приказ №270 (от 16 августа 1941 года), в котором все находящиеся в плену без разбора объявлялись изменниками Родины. В приказе указывалось, что семьи всех офицеров и политработников, как находящиеся в плену, так и попавшие в плен в будущем, будут отправлены в концлагеря. Семьи же рядовых будут лишаться продовольственных карточек, то есть будут обречены на голодную смерть. Политорганам и Особым отделам предписывалось ежедневно докладывать о поведении командующих всех уровней, их настроениях, связях, намерениях, подчеркивая, что представители политорганов и Особых отделов отвечают головой за поведение строевых командиров.
Чтобы обезопасить себя, указанные органы потоком слали донесения, содержание которых недвусмысленно предполагало расстреливать всех командующих на протяжении всего огромного фронта, до командиров полков и бригад включительно. Эфир и провода гнулись от нескончаемого потока доносов, забивавших оперативные каналы связи, парализуя и так никуда негодную систему связи боевых
