обняла, так не хотелось, чтобы она отпускала руки...» Это было один-единственный раз, но тепло тех объятий Елена помнит до сих пор.
«Если бы бог сказал: “Вот ты умрешь сейчас, а она будет жить”, я бы даже не думала, — говорит Елена. — Я сойду с ума, если с Олей что-то случится. Иногда мне говорят, что я — герой. Меня потряхивает от этих слов. Да, я очень устала, очень, но какой я герой? Я что, ребенка чужого спасла или что-то сверхъестественное сделала? На себя примерьте. Вы для своего ребенка так же все сделаете, на весь мир кричать о беде будете. Так что я самая обыкновенная».
«МЫ В БЕЗОПАСНОСТИ»
И все-таки, несмотря на усталость, страхи и неопределенность, в Москве Елене и Оле лучше, потому что они теперь под присмотром фонда «Дом с маяком», в котором есть программа помощи молодым взрослым. Все, что есть в их съемной квартире, привезли благотворительные фонды. Одеяла, одежду, лекарства, расходники, кислородные подушки, аппарат ИВЛ. К ним домой регулярно ходят врач и психолог из хосписа.
Им приносят продукты. Они больше не одни.
«Мне здесь так облегчили жизнь! Там надо было как-то зарабатывать деньги, не оставляя без присмотра ребенка, ездить по больницам, выбивать лекарства, рубить дрова... А тут мне сняли квартиру, приносят лекарства и вещи. Я здесь чувствую себя в безопасности».
Оля и Елена верят, что все будет хорошо. Что Оля окрепнет, что пересадка легких состоится и начнется человеческая жизнь. В ней можно будет гулять по паркам, заводить собак, носить любимую одежду, которая сейчас висит мешком, влюбляться, красить глаза и губы, дышать без маски и есть без страха, что заболит живот.
Их веру укрепляет поддержка «Дома с маяком», но и сам фонд тоже нуждается в поддержке — нашей с вами. «Дом с маяком» живет на пожертвования, которые конвертирует в добрые дела. Все, что фонд дает Елене с Олей, стало возможно благодаря вам, обычным людям. Только подумайте: вы одним нажатием кнопки жертвуете сто рублей, а где-то в Измайлове к уставшей заплаканной женщине стучится доктор с набором лекарств, и женщина выдыхает. А ее дочь все еще дышит. Чтобы это чудо и дальше происходило, подпишитесь на ежемесячное пожертвование для фонда «Дом с маяком». Спасибо!
БАБОЧКА ВМЕСТО КИСЛОРОДНОЙ МАСКИ
На заставке телефона у меня рисунок читательницы: большеглазая девочка с крупной бабочкой на лице. Так художница изобразила мою героиню Олю. Я обожаю это изображение. И каждый раз, когда беру телефон, вспоминаю Олю. И как Олина мама плачет, уткнувшись мне в плечо. Такой уставший, горький, безнадежный плач. Я его впитала и запомнила.
Помню, я тогда спросила во время интервью: «Вас кто-нибудь здесь обнимает?» А она подняла на меня красные глаза и помотала головой.
Я знаю, как это, когда ты в трудной ситуации одна в чужом городе. И, уходя, ее обнимаю, хотя хорошо понимаю, что не должна стирать границу между «героем» и «журналистом». Она прижимается ко мне, зарывается в плечо и говорит: «Господи, как тепло». Мы долго стоим так, и, когда Елена отстраняется, у нее другое, какое-то отдохнувшее лицо. Когда я выхожу на улицу, воздух кажется таким свежим, не наглотаться. И силы есть только на то, чтобы добраться до дома и рухнуть в кровать. Спать я не могу, лежу и думаю о том, что обнять Елену было гораздо важнее, чем взять интервью.
СПАСИБО, МАМА СИЛЬНО ПЛАКАЛА
К этой истории я придумала добавить звук аппарата ИВЛ. Перекинула его с диктофона, на котором из-за шума практически невозможно разобрать речь героев. Этот звук, поразивший меня сильнее всего, погружает читателя в невыносимую атмосферу, в которой живут Елена и Оля. Почитайте этот текст у нас на сайте и включите аудио: текст будет восприниматься глубже.
Когда в «Таких делах» вышла история про эту семью, Оля написала мне в вотсап: «Большое спасибо за репортаж, мама сильно плакала». Я ответила, что не хотела расстроить маму, но, конечно, вряд ли могло быть по-другому. Люди со всей страны переводили деньги на работу фонда «Дом с маяком», который помогает жить Оле и ее маме. А еще я получила много писем от читателей, которые хотели подарить им к Новому году подарки, сказать слова поддержки. Это для них очень важно, и я радовалась, что написала этот текст. Что теперь читатели почувствуют, что Оля с мамой не одни. Такие отклики в который раз убеждают меня в том, что моя работа, пусть сложная, но очень важная.
КАК ГОВОРИТЬ С ГОРЕМ
Оля умерла через полгода. Ночью, как и боялась Елена. Должна была выкарабкаться, набрать вес, носить красивые платья, учиться, влюбиться, завести собаку, но умерла. Мне нужно было позвонить Елене, чтобы позже написать пост для соцсетей «Таких дел» и сообщить всем, кто переживал за Олю и ее маму, что девочки не стало. И я ходила из угла в угол, не понимая, как начать этот разговор. Что сказать человеку, который не помнит себя от горя? «Соболезную, Елена. Как это случилось?» «Представляю (представляю ли?), как вам тяжело. Получится ли у вас найти силы, чтобы рассказать?»
Когда-то студенты журфака меня спрашивали, как говорить с теми, кто переживает горе, смертельную болезнь, утрату. Я в ответ бормотала что-то не очень внятное, потому что до сих пор не знаю как. Да, мне часто приходится говорить с теми, кому прямо сейчас невыносимо плохо. Но каждый раз все происходит спонтанно, и я никогда не знаю заранее, как именно будет. Могу только сказать, что важно быть честным. Не переигрывать в сочувствии, не произносить банальности типа «все будет хорошо», если вы оба знаете, что не будет. А иногда говорить вообще не нужно, просто сидишь и молчишь, а человек рассказывает и плачет.
Так и случилось в тот раз с Еленой. От каждого нового гудка, который вот-вот должен был соединить меня с Еленой, я внутри падала в обморок. Она говорила, что живет только ради дочери. Она будет плакать, что я ей скажу?
— Алло (тихий, как шелест травы, голос).
— Елена, здравствуйте! Это Евгения из «Таких дел», я писала статью про Олю...
— Да, Женя, да.
Пауза. А потом плач, похожий на вой. Мне не пришлось ничего говорить.
Заключение. Свет горит в нас СОМНЕНИЯ
Думаю, многие журналисты (да и все, чья профессиональная деятельность связана с помощью людям) периодически сомневаются в себе и смысле своей работы. Как по мне, в социальной журналистике это неизбежно. Выше я рассказывала,
