Этот закон, пожалуй, в бульшей степени содействовал уходу государства из управления экономикой, чем даже приватизация, проведённая позже «правительством реформаторов». После введения этого закона предприятия оставались государственными только номинально. Картина была очень пёстрая: в разных местах, на разных предприятиях, в разных главках разных министерств закон «внедряли» по-разному, а государство не контролировало этот процесс. Многие восприняли этот закон, как начало беспредела.
Активные деятели распорядительной системы (а среди них были Черномырдин, Сосковец, Большаков, Алекперов и многие другие) блестяще воспользовались возможностями, которые дали новые законы. Именно в последние два года перестройки, а не после старта радикальной экономической реформы, началось формирование тех хозяйственных структур, которые и сейчас составляют значительную часть крупного бизнеса России.
Однако наряду с «ветеранами» в легальный бизнес устремились и совсем новые люди, сумевшие во многих случаях сориентироваться в обстановке гораздо быстрее, чем чиновники и хозяйственники из старой элиты. Это поле активно захватили, прежде всего, комсомольские лидеры, создавая «центры НТТМ» — структуры, занимавшиеся организацией научно-технического творчества молодежи. Но были, конечно, и другие варианты. В общем, появились лишние люди, с которыми «прорабы перестройки» не собирались делиться. Из того времени и до сих пор тянутся непрерывные схватки за собственность то в ликёроводочной, то в кондитерской, то в металлообрабатывающей или другой какой отрасли.
Параллельно с разрушением экономики шёл развал финансовой системы и всей структуры внешней торговли.
В советском государстве была особая финансовая система. В производстве обращались безналичные деньги; их количество определялось межотраслевым балансом, и они погашались взаимозачётами. По сути, в СССР отсутствовал финансовый капитал и ссудный процент; деньги не продавались. А на рынке потребительских товаров обращались обычные рубли; население получало их в виде зарплат, пенсий и прочих выплат. Их количество строго регулировалось в соответствии с массой наличных товаров и услуг, что позволяло поддерживать низкие цены и не допускать инфляции.
Такая система могла действовать только при жёстком запрете на перевод безналичных денег в наличные.
Так вот, «Закон о государственном предприятии» разрешил превращение безналичных денег в наличные. Фонды экономического стимулирования (премии, надбавки и т. д.) на предприятиях увеличились сразу втрое, — из этих-то денег и платили за липовую работу жуликам-кооператорам. В итоге не только были резко сокращены взносы в бюджет, но и на развитие предприятий средств почти не оставлялось.
Но хуже всего, что взлетел до небес ежегодный прирост денежных доходов населения, — ведь безграмотное руководство страны, исходя, видимо, из тех представлений, что всё едино суть: и наличные — рубли, и безналичные — рубли, — запустило печатный денежный станок. Если в 1981–1987 годах прирост денег у населения составлял в среднем 15,7 млрд. рублей, то в 1988–1990, после разрешения «обналички», размеры прироста поднялись до 66,7 млрд., а в 1991 году лишь за первое полугодие денежные доходы выросли на 95 млрд. рублей. Это был механизм перекачки средств из накопления (инвестиций) в потребление — так проедалось будущее развитие и будущие рабочие места. «Перестройка» превращалась во всеобщий развал.
Понятно, что такой рост доходов, сопровождаемый сокращением товарных запасов в торговле, вёл к краху потребительского рынка.
Второй особенностью советской финансовой системы была принципиальная неконвертируемость рубля и закрытость рынка через государственную монополию внешней торговли. Сама по себе конвертация — всего лишь способ сравнения экономик, но надо же сравнивать по сопоставимым параметрам. Например, что получится из встречи боксёра с шахматистом? Если свести их на ринге, так, чтобы действовать по правилам боксёра, то он и разделает шахматиста под орех. И скажет: ты слабый, ты никуда не годный. Но если усадить их за шахматную доску (навязать, скажем, Америке рубли в качестве резервной валюты) — то боксёр проиграет вчистую.
Такие параметры, как масштаб цен и структура расходов, в СССР были иными, нежели на Западе. Наша экономика была просто другой, чем западная, — она выглядела затратной, милитаризованной, но была страшно выгодной при необходимости мобилизации (что и доказали годы с 1941 по 1945), — и это было нам, при нашем скудном ресурсе, очень важно. Что, в конце концов, главнее для государства — чтобы все имели лишнюю пару ботинок, но проиграли войну, или наоборот?
Союз не смог бы содержать две экономики сразу: гражданскую, для мирного времени, и вторую военную, на случай войны. Она была у нас одна, но не такая, как на Западе.
Зарплату людям платили маленькую, зато коммунальные платежи и продовольствие, образование и медицина дотировались государством, которое брало деньги с тех же граждан, недоплачивая им зарплату! Так удавалось содержать затратную, но необходимую часть экономики страны, обеспечивая приемлемый уровень жизни всем.
Это значит, что прежде, чем проводить либерализацию финансовой системы и открывать рынок СССР миру, следовало привести масштаб цен, зарплат и социальных трат в соответствие с мировыми, так, чтобы доля зарплаты составляла в себестоимости подавляющую часть, включив в себя все эти недоплаты. Наши же перестройщики, а вслед за ними реформаторы, сделали наоборот. Они оставили трудящемуся низкую зарплату, а социальные выплаты в его адрес сократили, или вовсе отменили. Так они получили товар, конкурентоспособный за счёт недоплаты рабочему. Сегодня за свой труд российский человек получает вчетверо меньше, чем должен получать по всем мировым стандартам; он выживает еле-еле. Зато капиталист может менять уворованную часть зарплаты на доллары и оставлять её на Западе! А у государства не осталось денег на поддержание ВПК и обороны.
Вот для чего нужно было разрешение на хождение доллара и открытость нашего рынка: чтобы разом подорвать и обороноспособность страны, и жизнеспособность народа.
А какой механизм создали для изымания у государства доходов от нефти? Нефть добыли по низкой себестоимости (вариант: дёшево купили по внутренним ценам за рубли у скважины); перепродали офшорной компании за рубли же, и тоже дёшево. С полученной маленькой прибыли заплатили государству маленькие налоги. Офшорная компания продала нефть за границей уже за доллары, по настоящей цене, и не платит никаких налогов, потому что в офшоре налогов нет. Основной доход уплыл из страны, и скрылся от налогообложения.
Вопрос: что надо для работы такого механизма? Ответ: открытая экономика и доллар, циркулирующий по России наравне с рублём.
Итак, долларизация выгодна, во-первых, воришкам, чтобы без хлопот вывозить наворованное (кстати, как и в случае с золотым рублём, начеканенным графом Витте). Во-вторых, она выгодна правительству воришек, поскольку позволяет ему скрывать истинные масштабы воровства: перевели рубли в доллар, и концы в воду. Доллар-то не наш, правительство за него не отвечает. В-третьих, она выгодна Западу. Американский доллар, гуляющий по России, для американского банка есть гарантия от всяких случайностей; Россия через доллар принимает себе американскую инфляцию; Россия, покупая доллар, инвестирует американскую экономику.
А сеть обменников для народа, и весь шум о «вхождении в мировую экономику» (или, там, цивилизацию), или о том, что «в долларах удобно хранить», — он шум и есть.
Пока масштаб цен, зарплат и социальных трат не привели в соответствие с мировыми (а это не сделано до сих пор), рубль должен был циркулировать, не меняясь ни на какие СКВ, а поток наличных денег должен был быть строго закрыт по отношению к внешнему рынку. Эту закрытость обеспечивала государственная монополия внешней торговли. А Горбачёв её отменил, разрушив всю систему.
Чтобы лишний раз показать, сколь высокое значение имел сам факт наличия государственной монополии внешней торговли для страны, уместно вспомнить мнение Сталина, высказанное по этому вопросу — правда, в довольно необычном контексте.
По воспоминаниям Н. К. Черкасова (он играл роль Ивана Грозного), когда в 1947 году он и режиссёр С. М. Эйзенштейн встречались со Сталиным, был упомянут и этот аспект экономической политики:
«Говоря о государственной деятельности Грозного, товарищ И. В. Сталин заметил, что Иван IV был великим и мудрым правителем, который ограждал страну от проникновения иностранного влияния и стремился объединить Россию. В частности, говоря о прогрессивной деятельности Грозного, товарищ И. В. Сталин подчеркнул, что Иван IV впервые в России ввёл монополию внешней торговли, добавив, что после него это сделал только Ленин».
