125
В служебном дневнике относительно периода с 28 по 30 октября 1939 года есть лишь одна запись о том, что «никаких заслуживающих внимания событий» за этот время не произошло, однако в его личном дневнике отмечается, что в это время в Берлине находилась его жена. Навряд ли для него это было подходящим временем, чтобы уезжать из столицы.
В своем дневнике Гальдер отмечает, что 29 октября Штюльпнагель совершил поездку на фронт. В дневнике Бока отмечено, что первый генерал–квартирмейстер прибыл в группу армий Б 31 октября 1939 года. При этом сделано интересное замечание: «Но не привез с собой ничего нового».
Давая показания перед американским военным трибуналом, Гальдер привел слова Лееба в несколько другой редакции: «Вы моложе, чем я, но меня это не смущает. Поскольку я вас знаю, я поддержу вас, какой бы шаг вы ни предприняли».
То, что это произошло именно в этот день, известно практически наверняка. С момента начала войны и до начала французской кампании Гальдер упомянул в своем дневнике имя Гейцлоффа лишь однажды – как раз 31 октября 1939 года. Более того, совершенно невозможно себе представить, чтобы Гальдер повел разговор таким образом, как это зафиксировал Гейцлофф, если бы он состоялся после 1 ноября 1939 года.
Дополнительным штрихом к портрету Фромма является свидетельство Хасселя о том, что говорил Фромм две недели спустя после описываемых событий, когда они за обеденным столом обсуждали перспективы наступления на Западе. Фромм, явно демонстрируя «ура–патриотическое» настроение, сделал прогноз, что немецкие войска, пройдя броском через Бельгию, покончат с Францией в течение двух недель, причем «французы побегут так же, как и поляки». После этого Гитлер сможет заключить «вполне приличный мир, как и подобает государственному деятелю». Об этом разговоре есть соответствующая запись в дневнике Хасселя. Когда осенью 1940 года генералы Томас и Ольбрихт пытались добиться согласия Фромма участвовать в заговоре, у них, как нетрудно догадаться, ничего не получилось. То, что они предприняли эту неудачную попытку год спустя после аналогичной попытки со стороны Гальдера, говорит, с одной стороны, о том, с какой осторожностью действовали участники оппозиции, а с другой стороны, как замедлился темп их деятельности, включая и обмен информацией. Ведь Томас наверняка не знал об аналогичной попытке Гальдера в отношении Фромма, предпринятой за год до этого.
Для того чтобы подготовить Браухича к этой встрече наилучшим образом, Гальдер за день до нее подобрал для него целую гору информации и аргументов. Утром 18 октября была проведена «генеральная репетиция». Об этом имеются записи в дневнике Гальдера от 15 и 16 октября.
В служебном дневнике Гроскурта, в котором зачастую излагается в основных чертах канва произошедших событий, есть запись о том, что 31 октября в шесть вечера у него была беседа с Гальдером о «внутриполитической обстановке». В его личном дневнике в то же время ошибочно указывается, что эта беседа произошла 1 ноября днем. Решающим свидетельством оказалось его письмо жене от 2 ноября 1939 года, в котором он пишет, что Гальдер позвонил «позавчера вечером и разговаривал со мной час». Также весьма маловероятно, что Гальдер стал бы ждать до конца дня 1 ноября и принял решение лишь почти перед самым отъездом на Западный фронт.
Непосредственно в то время фон Швеппенбург не мог быть подключен; он был недоступен, поскольку находился в санатории, где восстанавливался после болезни. Когда в конце 1939 года Штюльпнагель попытался прощупать почву на предмет возможности использования его дивизии для захвата рейхсканцелярии, Швеппенбург ответил, что подобная затея совершенно безнадежна. Гитлер лично посетил дивизию в Холме во время боевых действий в ходе польской кампании и был встречен очень хорошо. После войны Швеппенбург разговаривал с офицерами, служившими в дивизии в то время, чтобы проверить свою точку зрения, и эти беседы полностью подтвердили его правоту.
Рейтер свидетельствовал о том, что он лично слышал, как в порыве отчаяния Герделер кричал о своей готовности убить Гитлера.
Как писал в своей книге Нэмир, «с точки зрения истории об этом можно было вообще не упоминать».
В своей неопубликованной рукописи, подготовленной в мае 1966 года, генерал–лейтенант в отставке Герхард Энгель описывает события того дня с существенными отличиями от показаний тех, кто, по их словам, также находился в тот день в рейхсканцелярии. Варлимонт и Кейтель дали соответствующие показания за двадцать лет до свидетельства Энгеля, а Гальдер – за десять. Основные различия сводятся к следуюшему: 1) Энгель утверждает, что по договоренности между ним и Шмундтом Кейтель не был предупрежден об этой встрече и (вероятнее всего) на ней не присутствовал. Это утверждение опровергается Варлимонтом и Кейтелем. 2) Согласно Энгелю, встреча началась в 11.00 и продолжалась почти два часа. Во всех других свидетельствах, включая запись в дневнике Гроскурта от 5 ноября 1939 года, говорится, что встреча продолжалась от двадцати минут до получаса и что началась она ровно в полдень. 3) Энгель утверждает, что Гитлер говорил тихо, но «язвительно и жестко». Варлимонт и Кейтель оба утверждают, что он говорил на повышенных тонах и что имел место настоящий взрыв ярости. Гальдер, описывая эти события в своем дневнике, употребил в отношении Гитлера лишь одно слово: «неистовство». Трудно предположить, что всего лишь обычная язвительность настолько запугала и потрясла Браухича, что, как описывает сам Энгель, тот вышел от Гитлера шатаясь, «белый как мел, с перекошенным лицом» и, задыхаясь, выдавил сквозь зубы: «Проводите меня до машины». В своих воспоминаниях Кейтель называет это «ужасной сценой». Давая показания в ходе Нюрнбергского процесса, Браухич говорил о «взрыве ярости». 4) Согласно утверждениям Энгеля, он проводил командующего сухопутными силами до машины и увидел, что тот приехал один – кроме шофера, в машине никого не было. Гальдера Энгель не видел, и, как он считает, того вообще в тот день не было в рейхсканцелярии. Это совершенно не совпадает с тем, что сам Гальдер изложил Костхорсту. 5) Как сообщает Энгель, проводив Браухича, он вернулся в рейхсканцелярию и увидел, что Гитлер, «также белый как мел и с искаженным лицом», разговаривает со Шмундтом, но говорит «спокойно и без ярости». Больше в канцелярии никого не было. Это утверждение опять же противоречит тому, что показали Варлимонт и Кейтель. 6) В течение всей беседы Гитлера и Браухича за ней «наблюдали две пары глаз» – в канцелярии постоянно находились Энгель и Шмундт. Кейтель и Варлимонт это не подтверждают.
Этот документ, судя по всему, не сохранился. Уилер–Беннетт излагает его содержание, ссылаясь, по его словам, на записи в дневнике Гальдера от 4 ноября 1939 года, однако, судя по изложению, он основывается на записях в разделе «Вопросы, заслуживающие внимания», которые Гальдер сделал 3 ноября. Его описание как самой беседы, так и связанных с ней обстоятельств грешит очень многими неточностями и искажениями. Он указывает, что поездка Браухича и Гальдера на Западный фронт состоялась 3—4 ноября (а не 2—3 ноября, как было на самом деле); аналогичную ошибку допускает и Гизевиус, в результате чего весь реальный и естественный ход событий смазывается и возникает путаница. По его словам, Гальдер решился на переворот после того, как убедился, что, как ему показалось, Браухич готов принять в нем участие, если Гитлер будет твердо настаивать на реализации своих планов осуществить наступление на Западе. На самом деле, идя в рейхсканцелярию на встречу с Гитлером, Браухич ничего не знал относительно планов Гальдера в связи с переворотом. Никаких фактических свидетельств в подтверждение своей версии развития событий Уилер–Беннетт не приводит. Также он не подкрепляет фактами свои утверждения о том, что командующие армиями Западного фронта согласились «стреножить» наступление при помощи весьма простого приема: не передавать в войска полученный приказ о начале наступления, причем якобы они намеревались это сделать в соответствии с особым приказом Браухича. Более того, он утверждает, что соглашение об этом было достигнуто еще до поездки Браухича и Гальдера на Западный фронт, а во время этой поездки оно было просто подтверждено армейским командованием. Также не соответствуют действительности его утверждения, что Браухич приехал в рейхсканцелярию один, а Гальдеру рассказал обо всем, уже вернувшись в Цоссен.
У Гитлера было хорошее чутье в этих вопросах, поскольку он сам часто прибегал к подобному приему. В ходе многих своих выступлений он высказывал далеко идущие выводы, приводя в подтверждение многочисленные статистические выкладки, которые были столь же верны, сколь сомнительны. Но поскольку никто из присутствовавших сразу не мог этого обнаружить, Гитлеру его прием удавался. Если же кто–то впоследствии и решал проверить фактическую сторону и в результате обнаруживал, что она ошибочна либо использована недобросовестно, то было уже поздно, поскольку вновь вернуться к обсуждению этого вопроса уже не было возможности, как и донести эту «находку» до тех, кто присутствовал на совещании и находился под сильным впечатлением от выступления Гитлера.
