— Пресс парню рихтуем, — сообщил Олег. — Знакомился, что ли?
Николай раздраженно отмахнулся:
— Сами мне в друзья набивались. А заодно об услуге просили… мать их за ногу.
— Чего так злобно? — Масяненко ловко наложил очередной стежок на краснеющую плоть. — Если хорошие люди, да еще и о добром деле просят, отчего не помочь. Глядишь, спасибо скажут.
— Мимо по всем пунктам. — Рассветов грузно опустился на круглый металлический стул. — И насчет людей, и насчет дела. А благодарность — в весьма сомнительной перспективе. — Предвосхищая вопросы хирургов, он прямо объявил: — Мокруха на пациенте. Кого-то из своих завалил. Вот родня убитого мести и жаждет.
— И предлагают нам стать их орудием, — догадливо заключил Павел. — Интересное предложение… Хм… Я хотел сказать, нестандартное, — уточнил он, уловив двусмысленность сказанного.
— И как они себе это представляют? — Мышечный слой был почти зашит, и Олег мог себе позволить участие в дискуссии. — План действий сообщили?
— Вам, я вижу, смешно, — осадил коллег Николай. — Постояли бы под ножом, не хихикали бы.
— Вы серьезно? — неподдельно испугался Павел. — Они что, совсем безбашенные?! Вы в милицию позвонили?
— Была такая мысль, но… В общем, пока нет. Я думаю, они утихомирятся и без посторонней помощи.
— Если здесь мокруха, менты и так должны подъехать. — Голос городского хирурга звучал уже не столь беззаботно. — Хотя… Лучше все же позвонить.
— Я со стационарного наберу! — Санитарка, сочтя вопрос о вызове подмоги решенным, бросилась к выходу. — С него быстрее дозвонишься, чем с мобильного. О, а это что…
Встрепенувшиеся на возглас присутствующие увидели возникшую в дверях женскую фигуру. Ее печально-сосредоточенное лицо было мертвенно-бледным, а голубоглазый взгляд застыл на кровавой ране, ушиваемой хирургами.
— Вон из операционной! — Николай спринтерски заслонил от непрошеной гостьи зрелище для избранных. — Я тебе где велел ожидать?!
— Я… Я только посмотреть… Ухожу-ухожу… Больше не повторится. Обещаю!
— Любишь? — Вопрос прозвучал для него самого неожиданней, чем для нее.
— Он мой муж…
— Любишь, спрашиваю, как баба, а не по росписи?
— Да!
«Ну и дура!» — Николай едва сдержал киношную реплику, щекочущую язык при воспоминании о не первой свежести замухрышке, лежащем на операционном столе. Да-а, любовь зла…
Ее мелодичный, обретший изначальную твердость голос вернул его к действительности:
— Они там, за дверью. Ждут, когда вы его вывозить будете. — Она говорила четко и громко, явно адресуя информацию не только ему, но и непрошеным коридорным слушателям.
Врач невольно прислушался. «Тишь да гладь» — лишь дальний говор, звон посуды и рутинный шум отделенческой жизни.
— Ты уверена? — спросил он тихо, не сомневаясь, однако, что навостренные цыганские уши все равно его услышат.
Она молча кивнула. Затем выудила из складок своего чавельского наряда старенький мобильник и громко объявила:
— Я позвоню барону. Пусть он пришлет наших мужчин.
«Еще табора под оперблоком не бывало!» Озвучивать недовольство Рассветов не стал. Слишком свежо было воспоминание о стилете.
— Алло, папа. — Пауза. — Здесь Морсан… Да… И еще трое… Они под дверью. — Она перешла на белибердово-мелодичный чавельский говор. «Для ребят старается», — усмехнулся про себя Николай. — Хорошо… Мы ждем. Нет-нет, самому вам подходить не нужно. — Взгляд голубых глаз стал заметно спокойнее. — Ну вот и все. Через несколько минут наши будут здесь.
Он кивнул:
— И милиция, надеюсь, тоже. Стой тихо… Кстати! А почему ты сейчас по-русски со своим бароном разговаривала? Он точно по-нашенски понимает?
— И не только. Барон знает несколько языков. Он университет закончил.
— Зачем же ты ему мои слова там, в коридоре, переводила?
— А-а, это, — улыбка стала шире и искренней. — Это был не перевод. Я передавала ему свое понимание ваших слов. Чтобы он был уверен, что я все правильно поняла.
— Оригинальный метод контроля.
— Но очень эффективный. Это барон сам придумал. Для всех молодых членов общины в особых ситуациях.
— Ну и как отношения? — Масяненко заканчивал сшивание кожи пациента. — Далеко зашли в совместных переживаниях?
— Не фантазируй, — юморить Рассветову не хотелось.
— Я вот что, Коля, думаю. — Олег на несколько мгновений замер с занесенной над раной иглой. — Это ведь она не на мужа рвалась посмотреть. Ну, вернее, не только на него. Это она тебя за работой увидеть хотела.
— Точно, страстная чавельская душа, — озорно подхватил Павел. — Николай Васильевич мужчина видный, а у нее горе, бабская натура поддержки требует.
— Шутники, итить вашу. Ушивайтесь и сматывайтесь. Ты в милицию дозвонилась? — обернулся Рассветов к санитарке.
— Да. Они в курсе. Наряд уже выехал.
— Значит, двойная охрана у нашего молодца будет. Благоверная своих боевиков вызвала, — объяснил он.
Масяненко закончил сшивание раны и проверял работу дренажных трубок. Павел, выполнив почетную миссию ассистента, выжидательно поглядывал на городского хирурга.
— Свободен, — кивнул старший дежурант.
— Свободен да заперт, — осадил рванувшего к двери Павла Николай. — Оперблок не покидать до приезда товарищей из органов. Ждать, я думаю, недолго.
— Вам легко говорить, а у меня уважительная причина. — Молодой хирург смущенно замялся, надеясь на догадливость коллег.
— Приспичило, что ли? — Олег цинично озвучил деликатную неприятность.
— Физиологическая необходимость, — кивнул Павел, зардевшись.
— Да ты не смущайся. Что естественно, то не безобразно, — подбодрил Николай. — Мы все здесь маленько испугались.
— Да не напуган я! — с искренним негодованием возразил ординатор. — Было бы кого бояться, — он с наигранным презрением махнул рукой в сторону выхода. — Просто совпало. Цыгана сразу в операционную подняли, вот я и не успел…
— Ха! Роковое стечение обстоятельств, значит, — подытожил Олег, снимая окровавленные перчатки. — Запомни, Паша. Даже в экстренной ситуации у врача должно найтись время для удовлетворения биологических потребностей. Улавливаешь?
— Но ведь бывают ситуации, когда жизнь пациента…
— Жизнь пациента всегда зависит от действий врача. Особенно в нашей с тобой специальности. — Хирурги вышли в предбанник и сняли наконец колпаки и маски. — А как ты будешь действовать, если у самого припекает? Логика понятна? Стоит ли минута отсрочки часа и более спокойной работы?
Павлу оставалось лишь виновато развести руки.
— Что ж, буду терпеть до последнего. Ну а когда совсем невмоготу станет, воспользуюсь «уткой». — Впрочем, о последнем варианте ему думать не хотелось.
— Вот это по-мужски. И по-медицински. — Олег смачно ополаскивался под широкой струей, смывая перчаточный тальк с рук. — «Пописал смело — оперируешь умело!» Чем не поэзия нашей профессии?!
Ожидавшая в холле супруга пациента пронзила их вопросительным взглядом.
— Закончили, — кратко сообщил Масяненко. — Операция прошла успешно. Даст Бог, и заживет не хуже. — Помедлив, уточнил: — Двери заперты?
Она быстро закивала:
— Да-да. Наши сейчас будут.
— Наши тоже. Что ж, подождем.
Хирурги прошествовали в дальний край оперблока, где находилась подсобная комнатушка, служившая «залом ожидания» для персонала в пред-, между— и постоперационном периодах. Умеренной захламленности помещеньице сочетало в себе функции комнаты для курения, буфета, переговорного пункта и раздевалки. Жадно попыхивая сигаретами, доктора с ленивой досадой вспоминали о заждавшемся их накрытом столе в ординаторской.
Тем временем в обитом пластиком пространстве операционной Николай приводил цыгана в чувство.
— Витамины и пирацетам по вене. — Он ощутимо пощекотал лежебоку за ухом. Через минуту, добившись ответной реакции, строго приказал: — Открывай глаза. Сергей, слышишь меня? Глаза! — Анестезистке: — Прозерин, медленно.
Недовольный вялой откликаемостью пациента, анестезиолог потянулся к истории болезни. Так и есть. «Сергей» в графе «имя». Больше данных нет.
— Он такой же Сергей, как я Гиви, — пробурчал Рассветов. — Небось и в трезвом уме на эти позывные через раз откликается.
— А давайте у его жены спросим. Она-то должна настоящее имя супруга знать.
— Да ладно, подождем, — буркнул врач, не заметив быстрого взгляда медсестры. Впрочем, реагировать на язвительную остроту женской проницательности он был не в настроении.
— Снимай кислород, на воздухе полежит. Пусти ему по вене стимулятор дыхания, молодой — сердце выдержит.
Пять минут прошли в молчаливом ожидании. В мозговой активности и двигательных реакциях пациента наметился явный прогресс.
