Она влетела в операционную в разгар бенефиса супруга. Все та же плавность движений округлых, присущих лишь славянской женственности форм, тот же обеспокоенный, но не потерявший осознанности взгляд больших небесных глаз. Несколько мгновений женщина неотрывно смотрела на мужа, а Рассветов с напряженным вниманием наблюдал за ней.
— Уходи! — вдруг, обернувшись, велела она невидимому персонажу. — Иди к бабушке! — Взмахом полной белой руки мать подкрепила команду непослушному отпрыску.
Затем, почти оттолкнув одного из членов враждебного квартета, протиснулась к изголовью благоверного. Прооперированный замолчал и подарил жене неожиданно нежный взгляд, в очередной раз поразив Николая нестыковкой формы и содержания.
Она выдала что-то отрывисто тягучее на его родном языке и успокаивающе положила руку ему на голову.
— Зайра! — почти выкрикнул главарь мстителей, и по реакции женщины Николай понял, что было названо ее имя. — Зайра! Уходи! Это мужское дело.
Анестезистка, выполнив свою работу по экстубации пациента, вновь предусмотрительно забилась в дальний угол, частично скрывшись за металлическим стерилизационным шкафом.
В дверном проеме замаячили фигуры хирургов. Масяненко хмуро осмотрелся и, перекрывая гул цыганских голосов, крикнул Николаю:
— Больной в порядке?
— Наркоз окончен, — подтвердил Рассветов, — можно вывозить.
— Всем докторам уходить. Быстро уходить! — скомандовал оратор мстителей.
Николай обернулся к анестезистке и указал ей на дверь:
— Аня, можешь идти.
Медсестра робко взглянула на толпящихся по курсу мужчин и опасливо переспросила:
— Одна?
— Спокойно, Аня. Никто тебя не тронет.
Приблизившись к врачу, молодая женщина вцепилась ему в предплечье.
— Выходим?
— Я… — Врач замешкался, но, окинув взглядом очнувшегося пациента и ораву его соплеменников, хмуро кивнул: — Выходим.
Но сдвинуться с места ему не позволила пара теплых рук, с неожиданной твердостью ухватившаяся за другое предплечье.
— Доктор! — В ее голосе вновь слышались умоляющие интонации. — Не бросайте нас! Они ведь убьют его, доктор!..
— Зайра! Я сказал, уходи! — Тип в синей рубашке придвинулся к женщине и цепко ухватил ее за пухлое запястье. — Иди!
Она вскрикнула не то от боли, не то от обиды и, отпустив руку доктора, порывисто обернулась к врагу. Он умелым движением вывернул ей руку за спину и попытался оттащить к выходу.
Дальше сохранять нейтралитет Рассветов уже не мог. Его большая ладонь опустилась на щуплое плечо цыгана и отбросила его от женщины. Низкорослая фигура отлетела к стене. Реакция соратников не замедлила проявиться. В руке знакомого коридорного замухрышки вновь блеснул выхваченный из-за голенища стилет. Крещендо незнакомого говора затопило операционную. Дернувшийся в направлении врача стилетчик остановился, не желая подставлять спину оппонентам. Заступники пациента вплотную приблизились к мстителям. И все говорили. Много и громко.
— Коля! Уходи! Не твое это… — Олег почти кричал, перекрывая гул цыганских голосов.
Женщина кинулась к мужу. «Виновник торжества» дико хрипло зашептал: «Зайра!» — стал вертеть головой и дергать плечами, пытаясь подняться, но тугие кожаные вязки надежно сдерживали вредный для свежепрооперированного организма порыв.
Испуг анестезистки сменился тихим ужасом. Затаив дыхание, Анна сжала левое предплечье Рассветова.
Сползший было по стене оратор, издав нечленораздельный вопль, вскочил на ноги. И молниеносно предъявил свой основной аргумент. Маленький зрачок пистолетного дула уперся в широкую грудь Рассветова.
Врач замер, не сводя остекленевшего взгляда с мелко подрагивающей «мушки». Время остановилось. «Вот и все!» — успел подумать он, ощущая накатывающий вал обиды и сожаления…
— Морсан! — Властный мужской голос, казалось, парализовал стрелка. — Морсан!
Несколько коротких фраз гулко разнеслись над головами притихших ромалэ.
Цыган опустил руку с пистолетом. Он пытался возражать, но был прерван хлестким императивом оппонента.
Выйдя из ступора, Николай рассмотрел своего спасителя. В дверях операционной стоял барон.
— Папа! — Зайра метнулась к патриарху, но, опомнившись, вернулась к изголовью мужа. — Морсан хочет…
— Знаю! Все будет по закону, — на чистом русском произнес барон.
— По чьему закону?! — взвыл Морсан. — Где закон?!
— Спокойно! Это не тебе решать.
— А кому?! Он убил моего брата! Я должен смыть обиду своей семьи его кровью. — Цыган указал пистолетом на «тело раздора».
Зайра охнула. Лежащий на столе мужчина зажмурился.
— Молчи! Ты не достоин отвечать за свой род и сам знаешь это. Беспутный потомок великих предков. Нам не о чем говорить!
— Я пришел не разговаривать, а восстановить справедливость. Вы не сможете меня остановить…
Пауза. Старик, буравя тяжелым взглядом мстителя, оценивал степень его готовности к поступку.
— Подумай, Морсан! Ты совершаешь большую ошибку. Назад пути не будет…
— Я не привык отступать!
— Иногда умнее отступить, чем недостойно победить. Убить беззащитного…
— А мой брат был защищен, когда умирал?! Он знал, что слабее, но не сдался.
— Твой брат был пьян…
— А он? — Морсан шагнул к столу. — Разве он трезв… Пьяная свинья!
— Он тоже виноват, — хмуро признал барон. — И ответит по закону…
— У ромалэ свой закон! Если вы не чтите его, то вы мне не указ!
— Не забывайся, Морсан!
— Я знаю, что говорю! Вы уже давно отошли от традиций. Стелетесь перед властью…
— Молчи, глупец! Не заставляй меня наказывать тебя.
— Худшее наказание для ромалэ — потерять связь со своим народом. А вы ее теряете. И заставляете терять нас… Я пойду до конца, — заявил мститель. Его взгляд впервые за вечер был прямым и твердым. Он обернулся к соратникам: — Вы все знаете, чем рискуете. Я никого не держу. Кто со мной?
Стилетчик медленно приблизился к барону и встал за его правым плечом. Двое давешних соратников неуверенно отошли к двери. Мужчины из группы поддержки скрестили на груди смуглые руки, демонстрируя непротивление ритуалу.
— Это моя месть, — удовлетворенно кивнул Морсан. — Я сделаю все один. И сам за все отвечу…
— Мужики, вы что, совсем рехнулись! — нарушил сценарий рокового действа голос Олега. — Это ж убийство! Мать вашу! Одумайтесь!
Обернувшийся барон жестом остановил хирурга:
— Не вмешивайтесь! Будет только хуже… Уходите! — велел он Рассветову и медсестре. — Ваша работа окончена.
Спорить не было ни смысла, ни желания. Николай молча кивнул и, ведя сомнамбулически ухватившуюся за него анестезистку, двинулся к выходу. Боковым зрением он уловил легкое шевеление у изголовья больного. Зайра попыталась остановить его. Но то ли покорность традиции, то ли зашкаливший испуг не позволили ей преградить врачу путь. Воспринимала ли она его как последнюю надежду или же желала его присутствия и в эту, кульминационную для всей ситуации, минуту?.. Как бы там ни было, но останавливать врача она больше не стала.
Рассветов остановился сам. Мыслей не было. Не говоря уже о планах.
Поравнявшись с бароном, Николай оттолкнул Анну и, выхватив из лотка с использованными во время операции инструментами окровавленный скальпель, приставил его к горлу старика.
— Всем стоять! Или без барона останетесь.
Свободной левой рукой он обхватил поджарое тело на уровне груди, обездвижив плечи заложника.
Ромалэ, как и следовало ожидать, отреагировали быстро и бурно.
Ближний к Николаю цыган молниеносно метнулся в его сторону, но, будучи скован узким пространством операционной, получил не слишком точный и умелый пинок ниже пояса. Нападавший согнулся от боли. Его эстафету попытался перенять соплеменник из группы поддержки больного, но был остановлен резким окриком застывшего в руках доктора барона. И, наконец, стилетчик, последовательно демонстрировавший поддержку кровной мести и нелюбовь к анестезиологу на протяжении всего вечера, своим коронным неуловимым движением вскинул руку с длинным лезвием в направлении Николая. Испугаться на этот раз врач попросту не успел. А через секунду и бояться уже было бы некому. Но смерть вновь дала ему отсрочку. Причем самым неожиданным образом. Морсан отработанным движением заблокировал руку соратника. Тонкая молния, сверкнув, вонзилась в стену над головой Рассветова и, выщербив ломтик белесого пластика, звякнула о кафельный пол у его ног.
— Это мое дело. Я сам! — закричал мститель.
Он медленно поднял руку с пистолетом.
Николай хмуро наблюдал за ложащейся на одну линию с его лицом мушкой. Ни шока, ни паники. Перегорело все.
— Прежде чем сдохнуть, я успею проткнуть ему глотку. — Короткое жало скальпеля лизнуло дряблую стариковскую шею, оставив сантиметровый кровавый след на темной коже. — Ну?! Стреляй, паскуда! Я заберу с собой твоего папочку…
