Во время проверки личного состава и техники ко мне подошел командир полка Рыбкин и пригласил остаться на обед.
– После обеда вместе уедем в штаб дивизии, – добавил командир.
В свое время мы вместе учились в десантном училище, и между нами еще с тех давних времен сохранились дружеские отношения. После проверки личного состава батальона все офицеры штаба дивизии убыли к себе на аэродром. Остальные, как и было договорено с командиром, задержались. Остался и Калашников. Втроем мы зашли в бассейн, освежились в прохладной воде и пошли в столовую на обед. За обедом все как-то непроизвольно вспомнили время, проведенное в Рязанском десантном училище, и тех товарищей, которые вместе с ними находятся в Афганистане. В воспоминаниях время пролетело незаметно. Пора и честь знать! Мы с Николаем поблагодарили командира за вкусный обед и стали собираться к отъезду. Рыбкин отдал указания своему заместителю, чтобы тот выполнил какую-то работу, пока он будет отсутствовать. Я же прямо перед отъездом вспомнил, что в полку есть разведрота, попросил командира на несколько минут задержаться, а сам забежал к разведчикам.
В разведроте находился Качанов, начальник разведки полка. С ним я был знаком давно, мы вместе служили в разведке бывшей Ферганской дивизии. Да и командир роты Мостиброцкий – тоже бывший ферганец. На протяжении всей службы, да и после увольнения из армии, у него с Качановым сохранились дружеские отношения. Времени было в обрез, оно оставалось только на то, чтобы поздороваться с офицерами и бегло окинуть взглядом расположение разведчиков. Затем я покинул расположение роты и не стал мешать работе начальника разведки полка. Когда я подходил к машине, Рыбкин, улыбаясь, показал на часы и сказал:
– По твоей вине произошла задержка на целых 10 минут!
Конечно, это было дружеское замечание, не имеющее никакого значения. А по дороге на аэродром Рыбкин как бы между прочим сказал:
– На днях в полку закончится ремонт бани. Милости прошу на первый пар.
– Ну, раз приглашаешь, командир, то обязательно приедем, – сказали мы.
Через пять минут машина командира полка въезжала на территорию штаба дивизии. От полка до дивизии и езды было всего каких-то десять минут. Около штаба мы еще раз (в который уже раз!) сказали командиру полка большое спасибо за то, что он нас и обедом накормил, и до дома доставил, пожали друг другу руки и расстались. «Кэп» пошел на доклад к комдиву, а мы к себе в палатку. По дороге мы встретили Красногорского.
– Это же где вы были, бродяги? – спросил он у нас.
– У «кэпа» были на обеде.
– Вот блин, а меня не пригласил! – возмутился полковник.
– Не надо было нас бросать на бассейне, – сказал ему я.
– Мы обратили внимание, что вас нет, когда уже подъезжали к полку, но возвращаться не стали. Подумали – не маленькие, доберутся, – оправдываясь, ответил начальник артиллерии дивизии. – Ладно, ну вас к черту, пойду к своим артиллеристам!
Вот так и прошел этот выходной! Помню, как мы с Николаем оба одновременно остановились, посмотрели друг на друга и засмеялись, вспоминая сегодняшнее приключение и не чувствуя больше тревоги. Николай сказал:
– Мы сегодня честь десантников не опозорили!
Да, тогда мы были молодые, сильные и ловкие…
Вечером, когда позволяла обстановка, и особенно в летнее время, находящаяся около штаба дивизии курилка становилась этаким «общественным местом», где не только рассказывались анекдоты, но бурно обсуждались вопросы внешней и внутренней политики. В курилке иногда позволяли себе «обмыть кости» некоторым начальникам, а также посудачить на повседневные темы. Это было своеобразной трибуной, где каждый мог выразить свое мнение. Ведь в глаза начальнику не скажешь то, о чем думаешь про него, а здесь, за глаза, – запросто. Вот и сегодня вечером, после приезда из города, то есть после кратковременного посещения бассейна, в курилке обсуждался какой-то серьезный политический вопрос, который подкинул Калашников. Вопрос был далеко не рядовым, а касался расформирования Ферганской дивизии. Как раз накануне ввода войск в Афганистан ее по чьей-то подсказке взяли да расформировали! [26] Об этой дивизии нет-нет да вспоминали. Николай, распыляясь, твердил своим товарищам о той глупости, которую в такой важный для Союза момент допустили государственные и военные чиновники. Пришлось поддержать товарища и вмешаться в разговор и мне. Не менее эмоционально я рассказал, как полки занимались боевой подготовкой в Фергане. Дивизия в течение двух десятилетий занималась боевой подготовкой в гористой местности! Дивизионные и полковые учения с десантированием проводились в горах. Для разведчиков (не без помощи комдива) был создан свой горный учебный центр, который находился по соседству с альплагерем союзного значения «Дугоба» [27] . Занятия в горах с разведчиками проводили маститые альпинисты: Несповитый, Кузнецов, Крылов, Семенов и Балинский. В честь 46-й годовщины ВДВ разведчики в 1976 году покорили вершину высотой более 4500 метров над уровнем моря.
– И надо же, такую дивизию взяли и расформировали! – сказал кто-то из офицеров.
И тут неожиданно для всех в разговор вмешался Соколов, заместитель начальника оперативного отдела. Он высказался очень жестко:
– Если бы это случилось во времена Сталина, то будьте уверены: виновных, кто принял это бестолковое решение, нашли бы очень быстро, всех признали бы врагами народа и расстреляли.
– Да, Сергей, суровое ты наказание им придумал, – сказал Нагуманов.
После такого услышанного «приговора» все с шутками и прибаутками стали расходиться по «домам», а некоторые даже с оглядкой.
– Миша, давай зайдем ко мне на рабочее место, – пригласил меня Николай.
В его рабочем кабинете (если так его можно было назвать) всегда был порядок. Несмотря на то что доступ сюда был ограничен, лишних документов на столе не было. Николай открыл тумбочку, достал фляжку и предложил:
– Давай по пять капель выпьем.
– Давай, – согласился я.
Мы выпили за благополучный исход выходного дня, поговорили о семьях, которые у нас обоих остались в Фергане, и вскоре ушли на отдых.
С тех пор прошло очень много лет, и, не спросив разрешения у Николая, я попробовал рассказать о том злополучном выходном дне и о тех событиях, которые произошли с ними в той далекой и чужой стране. Сейчас это вспоминается совсем по-другому, а в тот момент казалось, что так и должно быть. Впрочем, и тогда все воспринималось с большой ответственностью. Все чувствовали меру возможного наказания со стороны старшего начальника, да и само слово «дисциплина» сдерживало десантников от возможных мелких проступков. А тот случай, который произошел с ними в Кабуле, каждый пусть воспринимает по-своему.
В помещении таможенного досмотра набралось много народа. В ожидании начала работы таможенников все мирно разговаривали и знакомились друг с другом. А поговорить было о чем, ведь всем предстояло вместе лететь в район боевых действий, в Афганистан. Раньше это помещение было обычной пристройкой к заводскому комплексу Тузель, но с началом войны «за бугром» его переоборудовали для работы сотрудников таможенной службы. Те добрую половину отхватили для себя, а остальное пространство оставили для улетающих и прилетающих военнослужащих. В зимнее время в этом замкнутом пространстве было более-менее терпимо, а вот в жаркое время года людям приходилось туго. Вот и сейчас многие сетовали на тесноту и духоту, то и дело смахивая пот с лица и шеи. Наконец из соседней двери вышло двое представителей таможни. Народ зашевелился и стал выстраиваться в очередь. Через некоторое время около стойки появилось трое прапорщиков без каких-либо вещей. Они скорее смахивали на военных строителей, чем на тех военнослужащих, которые улетали в Кабул. Один из них подошел к таможеннику и что-то тихо спросил. Тот, не прекращая копаться в сумке очередного военнослужащего, кивнул в сторону стойки. Прапор быстро наклонился, и в руках у него оказались две бутылки водки, которые были изъяты у военнослужащих «как излишки». Оказалось, эта братва не спешила улетать в воюющий Афганистан, а поскольку появился дармовой конфискат спиртного, они решили совместить полезное с приятным и продлить пребывание в Союзе.
Прошедшие таможенный барьер офицеры и прапорщики выходили через указанную дверь и далее шли в сторону взлетного поля. Недалеко от служебного помещения на рулежной дорожке одиноко стоял военно-транспортный самолет Ан-12, который военные называли «почтовиком». Он ежедневно совершал вылет по маршруту Кабул – Кандагар – Шиндант, а затем тем же маршрутом возвращался в Союз. Заодно с почтой самолет развозил по Афганистану и вез обратно офицеров и прапорщиков. К нему и потянулись военнослужащие, поодиночке и небольшими группами. У трапа самолета их ожидали пограничники, чтобы сделать отметку в паспортах о пересечении границы Советского Союза. Около трапа военнослужащие вновь образовали небольшую толпу, которая, не обращая внимания на пограничников, продолжала начатый ранее разговор.
