Навальному, конечно, очень трудно. На него обрушилась вся мощь государственной машины, но он как-то с этим справляется. Он, например, не водит машину, потому что опасается, что под колеса бросится провокатор — чтобы потом его, Навального, можно было посадить в тюрьму за наезд на человека.
При этом Навальный, конечно, осознает, что он суперзвезда. Он даже может без иронии рассуждать, что Путин нарочно не сажает его в тюрьму, чтобы не увеличивать его популярность. Навальный понимает свою исключительность — он, наверное, единственный настоящий политик на всю 143-миллионную страну.
Таким политиком, как Навальный, никогда не были ни Путин, ни Сечин, ни Кудрин, ни Рамзан Кадыров. Они никогда не стремились к той власти, которую получили, они не мечтали сделать политическую карьеру, все нынешнее могущество свалилось им на голову. Они, в общем, не собирались жертвовать всем ради власти — более того, многие (но не Кадыров, конечно), наверное, даже жалеют о том, что променяли на власть возможность вести обычную жизнь.
Навальный же уникальный человек, который сделал этот выбор осознанно. У него (пока) нет никакой власти, и не факт, что она когда-то появится. Но он точно променял возможность вести обычную жизнь на борьбу за власть. Он называет это возможностью изменить жизнь страны к лучшему.
Если бы в России была публичная политика, Навальный, наверное, не был бы одинок. Но поскольку ее нет, то других сумасшедших, которые отказываются от жизни ради того, чтобы заниматься политикой, кажется, не существует. Почему Навальный держится и продолжает жить так, будто в стране есть политика и он твердо знает, что настанет его час и он, может быть, сменит Путина в кресле президента? Есть только одно простое объяснение — он инопланетянин.
В феврале 2011 года молодой популярный оппозиционер Алексей Навальный проводил радиодебаты с никому не известным депутатом от «Единой России». Депутата звали Евгений Федоров, он был ничем не примечателен — кроме того, что, будучи членом правящей партии, согласился на дебаты с Навальным. Тот за последние пару лет стал героем Интернета, самым популярным разоблачителем коррупции в стране и единственным главным новым лицом оппозиции. Власть стремилась его усиленно игнорировать — чтобы не увеличивать популярность. Хотя популярность его росла и так — в первую очередь благодаря хлесткому блогу, в котором он публиковал результаты своих антикоррупционных расследований.
Дебаты Навального с Федоровым запомнились лишь одним фактом — во время их Навальный впервые произнес фразу «“Единая Россия” — партия жуликов и воров». Именно под этим лозунгом прошла вся последующая кампания по выборам в Государственную думу 2011 года. Мощнейшая государственная пропагандистская машина, которая работала на партию власти, прилагала все усилия, чтобы побороть интернет-мем, и не справлялась.
Примечательно, что и Евгений Федоров тоже потом станет звездой Интернета: через четыре года, после присоединения Крыма, популярность наберет его «Национально-освободительное движение» — организация, которая объединит сторонников теории заговора, уверенных, что Россией управляют внешние силы из Америки, а для борьбы с ними надо поскорее отменить российскую конституцию. Но в 2011 году он был еще малоизвестным статистом, который зачем-то начал публично дебатировать с Навальным и нечаянно помог ему.
Навальный вспоминает, что в самом начале ему пришлось начать борьбу с товарищами по оппозиции: осенью 2011 года в Подмосковье прошел фестиваль под названием «Последняя осень». Главным номером его были дебаты трех главных оппозиционеров страны: бывшего вице-премьера ельцинского разлива Бориса Немцова, бывшего чемпиона мира по шахматам Гарри Каспарова и Алексея Навального. Немцов представлял шутовской проект «нах-нах»: по его мнению, именно эти слова нужно было написать на бюллетене, испортив их в ходе предстоящих выборов. Каспаров убеждал, что выборы надо просто бойкотировать. Навальный же настаивал на том, что оба предложенных варианта только увеличат количество мест «Единой России» в парламенте, поэтому надо голосовать за любую оппозиционную партию, которая может попасть в Думу, кроме «партии жуликов и воров».
Навальный легко победил в этих дебатах. В целом это было неудивительно, поскольку никакие лидеры оппозиции, включая даже самых известных, таких как Немцов и Каспаров, за все последние десять лет не пользовались популярностью. Все соцопросы показывали, что реальные оппоненты власти не вызывают у граждан совершенно никаких эмоций: избирателей привлекали лишь облеченные властью чиновники. Причем только в тот момент, когда они находились при должности, — пример Юрия Лужкова показал, что рейтинг превращается в ноль одновременно с отставкой. Положение Навального было принципиально иным — он неожиданно оказался первым популярным политиком в стране со времен Бориса Ельцина. Точнее, первым после Ельцина популярным оппозиционным политиком.
Популярность Навального, конечно, ограничивалась его аудиторией — молодыми и продвинутыми горожанами, пользователями Интернета и потенциальными читателями его блога. Но среди этой прослойки его влияние было бесспорно и абсолютно — никто другой не мог похвастаться таким ядром сторонников. И, парадоксально, именно кампания Навального против «жуликов и воров» стала главным политическим событием осени 2011 года.
До этого момента политическая инициатива всегда принадлежала власти. Она (в лице Владислава Суркова) всегда держала руку на пульсе общества и даже старалась опередить его чаяния, предлагая ему псевдоповестку: отвлекая внимание от всего важного какими-то синтетическими проектами. Осень 2011 года стала исключением, потому что правящий класс вдруг оказался деморализован. Стан Медведева пребывал в шоке от того, как скоро и неумолимо рухнули все его надежды. Ужас медведевцев от съезда «Единой России» перемежался с чудовищным разочарованием от поступка их начальника Дмитрия Медведева, от которого они сами ожидали хотя бы какого-то действия, но только не покорности в момент изнасилования.
Владислав Сурков по-прежнему занимал пост замглавы президентской администрации и по-прежнему должен был заниматься предстоящими выборами. Но, во-первых, был разочарован предательством Медведева и не проявлял особенного интереса к политической жизни. А во-вторых, избирательная кампания уже началась без него — всю деятельность «Народного фронта» курировал его бывший подопечный Владислав Володин. По сути, он начал предвыборную кампанию Путина еще летом — теперь же перехватывать у него бразды Сурков не очень-то и хотел.
В результате со стороны «Единой России» не делалось почти ничего: партийные функционеры ограничились тем, что неистово боролись за места в партийных списках и рвали друг другу глотки за возможность попасть на проходное место.
Зато кампанией Навального воспользовалась партия «Справедливая Россия» — в общем-то марионеточная партия, созданная Владиславом Сурковым в рамках его концепции «двух ног» как некий левоцентристский, социал-демократический противовес правоцентристской «Единой России». Накануне кампании почти все спонсоры партии и почти все звезды перебежали в партию власти, поэтому политтехнологи взяли на вооружение ролики Навального и стали убеждать интернет-аудиторию, что единственный способ уменьшить число депутатов от «жуликов и воров» в парламенте — это голосовать за «Справедливую Россию».
Наконец, эта партия, никогда не замеченная прежде в реальной оппозиционности, совершила еще один важный поступок. Пытаясь увеличить число своих сторонников, она стала предлагать всем желающим становиться ее представителями в избирательных комиссиях — в качестве наблюдателей или даже в качестве членов избиркомов с правом решающего голоса. Так выборы 2011 года, самые неинтересные, полностью лишенные интриги, без какой-либо оппозиционной партии в бюллетене, оказались неожиданно увлекательными: они стали некой популярной игрой для интеллигентной молодежи — люди, даже не интересующиеся политикой, повсеместно из чистого любопытства записывались в наблюдатели, чтобы посмотреть, как проходит избирательный процесс. А на самом деле, чтобы посмотреть, как власть будет эти выборы фальсифицировать, ведь все заранее были уверены в том, что именно так происходит.
Тысячи людей, внезапно записавшиеся наблюдателями, скорее относились к этому как к развлечению. Как к походу в интерактивный театр. Или в интеллектуальный поход. Как к просмотру экстремального шоу, модного в этом сезоне. Результат этого эксперимента настолько превзошел ожидания, что полностью изменил всю российскую политику.
