Гроссман видел, как немецких пленных вели в тыл. У многих вместо шинелей на плечах были рваные одеяла. Поясные ремни заменяли веревки и куски проволоки. «В этой бескрайней, плоской, унылой степи их видно издалека. Они проходят мимо нас колоннами по двести-триста человек или маленькими группами по двадцать-пятьдесят человек. Колонна, растянувшаяся на несколько километров, медленно петляет, повторяя все повороты и изгибы дороги. Некоторые немцы кое-как говорят по-русски. “Мы не хотим войны! – кричат они. – Мы хотим вернуться домой. Долой Гитлера!” Охранники язвительно замечают: “Теперь, когда их окружили наши танки, они заявляют, что не хотят войны, но прежде эта мысль им и в голову не приходила”». Пленных переправляли через Волгу на баржах, ведомых буксирами. «Они стоят на палубе, тесно сбившись, одетые в потрепанные серые шинели, притоптывают ногами и дуют на озябшие руки».[636] Кто-то из красноармейцев, наблюдавших за этим, с мрачным удовлетворением заметил: «Вот теперь они любуются Волгой!»
На железнодорожной станции Абганерово советские пехотинцы обнаружили брошенные товарные вагоны, которые, судя по обозначениям на них, были захвачены в разных странах порабощенной Европы. Рядом стояли паровозы французского, бельгийского и польского производства, но уже с символикой Третьего рейха – черными орлами и свастикой. Для русских солдат захват богатых трофеев стал праздником. Вдвойне приятно было отобрать у хищника добычу, оказавшуюся у него неправедным путем. Но тут встала извечная русская проблема… Командир одной из рот, действовавшей на южном фланге, его заместитель и 18 бойцов сильно отравились, выпив трофейный антифриз. Трое из них скончались, остальные семнадцать «в тяжелом состоянии были отправлены в полевой госпиталь».[637] На северном фланге дела обстояли не лучше – впоследствии пленный русский офицер рассказывал князю Доне, что, когда бойцы его батальона, часто недоедавшие из-за перебоев с доставкой продовольствия, захватили румынский продовольственный склад, 150 человек умерли «от обжорства».[638]
Тем временем в самом Сталинграде 62-я армия оказалась в странном положении. Ставшая частью кольца окружения 6-й армии, она по-прежнему была отрезана от левого берега Волги. В частях остро не хватало боеприпасов и продовольствия. Раненых не могли эвакуировать в госпитали. По каждому судну, дерзнувшему пересечь коварное ледяное поле, тут же открывала огонь немецкая артиллерия. Однако после того как атакующие сами стали осажденными, атмосфера изменилась. Бойцы 62-й армии понимали, что наступил переломный момент, хотя пока поверить в это было трудно. Солдаты, страдавшие не только от голода, но и от отсутствия табака, пели песни, чтобы выгнать из головы настойчивые мысли о самокрутке. Немцы молча слушали их в своих блиндажах. Они больше не выкрикивали оскорбления.
Впрочем, триумф «Урана» омрачился провалом операции «Марс» на Ржевском выступе. Немецкая 9-я армия оказалась в гораздо более выгодном положении, чем 6-я армия под Сталинградом, и отреагировать смогла быстро и жестко. Крупное поражение замалчивалось на протяжении 56 лет, и лишь недавно было признано, что Красная армия потеряла больше 70 300 человек убитыми и 145 300 ранеными.[639]
Глава 16
Одержимость Гитлера
Непростая задача доложить фюреру о крупном советском наступлении 19 ноября выпала начальнику штаба сухопутных войск генералу Цейтцлеру, который оставался в Восточной Пруссии. Гитлер находился в своем поместье Бергхоф над Берхтесгаденом. Именно здесь в августе 1939 года он получил известие о согласии Сталина на заключение советско-германского Пакта о ненападении. Тогда фюрер торжествующе стукнул кулаком по обеденному столу, напугав присутствующих дам. «Они у меня в руках! – воскликнул он, вскакивая на ноги. – Они у меня в руках!»[640] На этот же раз Гитлер был в бешенстве. Еще более яростной стала его реакция в тот же день на безуспешную контратаку 48-го танкового корпуса.
В боевом журнале оперативного командования вермахта есть очевидно лицемерное упоминание о тревожных сообщениях относительно русского наступления, которое фюрер давно уже ожидает.[641] После его неумелого вмешательства в руководство войсками, что привело к краху обороны румынских войск, Гитлеру потребовался козел отпущения. По приказу фюрера был арестован генерал Хейм.
Гитлер понимал, хотя и не признавался в этом, что под угрозой оказались все германские войска на юге России. На второй день советского наступления он вызвал из-под Витебска фельдмаршала фон Манштейна и приказал ему возглавить только что сформированную группу армий «Дон». В германской армии Манштейн являлся самым уважаемым стратегом, к тому же в его активе был успешный опыт взаимодействия с румынскими войсками в Крыму.
Пока фюрер находился в своем поместье, верховное командование вермахта бездействовало. 21 ноября, в тот самый день, когда Паулюс и Шмидт из-за угрозы прорыва советских танков вынуждены были покинуть свой штаб в Голубинской, старший адъютант Гитлера генерал Шмундт был занят «внесением изменений в форму офицеров вермахта».[642]
Приказ фюрера 6-й армии стоять на своих позициях, несмотря на угрозу «временного окружения»,[643] догнал Паулюса только в Нижнечирской. Командующему армией предписывалось принять под свое начало все войска Гота, расположенные южнее Сталинграда, а также остатки румынского 6-го армейского корпуса. Ключевым моментом приказа можно считать директиву «держать железнодорожные линии как можно дольше. Ждать дальнейших распоряжений насчет снабжения по воздуху».[644] Паулюс, не успевший еще в полной мере оценить сложившуюся ситуацию, подчинился этому приказу неохотно. По его мнению, разумнее было отступить от Волги и воссоединиться с главными силами группы армий Б.
Командный пункт в Нижнечирской, подготовленный там к зиме, куда вылетел Паулюс, располагал линией защищенной связи со штабом группы армий Б и ставкой «Вольфшанце» под Растенбургом, но Гитлер, услышав о том, что командующий 6-й армией покинул Гумрак, решил, что тот бежал от русских. Фюрер приказал своему военачальнику немедленно вернуться обратно, к своим окруженным частям. Прибывший туда утром 22 ноября генерал Гот застал Паулюса расстроенным и оскорбленным предположением Гитлера, будто он способен бросить своих солдат. Начальник штаба Паулюса генерал Шмидт разговаривал по телефону с Мартином Фибигом, командующим 8-м воздушным корпусом. Шмидт несколько раз повторил, что 6-й армии срочно требуются горючее и боеприпасы, чтобы вырваться из окружения, а Фибиг еще раз сказал то же самое, что говорил вчера вечером: «Мы не можем снабжать по воздуху целую армию. У люфтваффе нет для этого достаточного количества транспортных самолетов».[645]
Все утро три генерала провели, обсуждая и оценивая положение 6-й армии. Говорил в основном Шмидт. Именно он накануне вечером беседовал с генералом фон Зоденштерном из штаба группы армий Б. Зоденштерн посвятил его в детали продвижения советских войск на юго-восток от Перелазовского и прямо сказал: «У нас нет сил, чтобы остановить русских. Спасайтесь сами».[646]
Во время совещания в кабинет вошел генерал-майор Вольфганг Пикерт, командир 9-го зенитного дивизиона люфтваффе. Шмидт, его однокурсник по штабному училищу, приветствовал своего друга любимой фразой их наставника: «Обоснованные решения, пожалуйста!» Пикерт, ни минуты не медля, сказал, что хотел бы как можно быстрее вывести свой дивизион из окружения.[647] «Нам бы тоже хотелось вырваться из кольца, – ответил Шмидт, – но сначала нужно создать сильную линию обороны на южном направлении, где наступают русские».
Потом он сказал, что они не могут бросить дивизии на правом берегу Дона. В ближайшие пять-шесть дней о попытках вырваться из окружения нечего и думать. Для того чтобы у этой операции появились шансы на успех, транспортные самолеты должны доставить 6-й армии боеприпасы и горючее. Генерал Хубе уже доложил в штаб по рации, что его танки вот-вот остановятся.
Пикерт был с этим согласен, но ему претила мысль о потере своего зенитного дивизиона со всем его вооружением. Кроме того, он полагал, что фон Зоденштерн прав: обеспечить армию всем необходимым только по воздуху невозможно. Шмидт не стал спорить, но сказал, что они до сих пор не имеют полного представления о сложившейся ситуации и уж тем более не знают, какими резервами располагает высшее командование. Страшно то, что из-за нехватки горючего и отсутствия тягловой силы они могут быть вынуждены оставить раненых, а их больше 10 000. Основную часть тяжелого вооружения тоже придется бросить. «Наполеоновский конец», – добавил он мрачно.
