Паулюса, много знавшего о кампании 1812 года, наверное, преследовали кошмарные видения того, как его армия гибнет в заснеженной степи под непрекращающимися ударами противника. Он не хотел войти в историю полководцем, повинным в величайшей военной катастрофе всех времен. Кроме того, Паулюс, никогда не отличавшийся независимостью сужденний, испытывал соблазн уклониться от принятия решений, представлявших политическую и стратегическую угрозу. Он вряд ли мог противостоять искушению переложить ответственность на кого-либо другого, тем более что командование вот-вот должен был принять фельдмаршал фон Манштейн. Однако Манштейн из-за плохих погодных условий не смог вылететь самолетом. Ему пришлось ехать по железной дороге, но поезд надолго застрял в пути – партизаны действовали очень активно.
У Паулюса был склад ума штабного офицера, а не полевого командира, способного мгновенно реагировать на опасность. Пойти на прорыв из окружения он мог только после тщательной подготовки, получив все необходимое, в соответствии с планом, утвержденным высшим командованием. Похоже, ни Шмидт, ни сам Паулюс так и не поняли, что в данном случае решающим становился именно фактор времени. Нужно было как можно быстрее создать маневренные ударные группы, которые могли бы прорвать кольцо окружения еще до того, как оно полностью замкнулось. Ничего подобного немцы не сделали, и в итоге соединения Красной армии смогли закрепиться на своих позициях. После этого против 6-й армии стали работать уже все факторы, в первую очередь погодные.
Много времени было потеряно на организацию отступления танковых полков через Дон. Получив подтверждение о потере Калача, Паулюсу следовало приказать 11-му армейскому корпусу Штрекера и 14-му танковому корпусу Хубе немедленно отойти на левый берег и соединиться с основными силами 6-й армии, но такой приказ он отдал только после полудня.
В тот же день в два часа пополудни Паулюс и Шмидт вылетели обратно в Гумрак, находившийся в Kessel, то есть «котле», окруженном войсками противника. Паулюс вез с собой большой запас хорошего красного вина и шампанского – более чем странный выбор для командующего, собирающегося в самом скором времени вырываться из вражеского кольца.[648] Добравшись до нового командного пункта 6-й армии, устроенного в здании железнодорожного вокзала, Паулюс связался с командирами корпусов. Он хотел узнать их мнение относительно приказа фюрера воздвигнуть проволочное заграждение, занять круговую оборону и ждать дальнейших распоряжений, подтвержденного еще раз вечером этого дня. «Все согласны с нами в том, – писал позднее Шмидт, – что необходимо прорываться на юг».[649] Первым это решение поддержал генерал фон Зейдлиц, чей командный пункт находился всего в нескольких сотнях метров от штаба Паулюса.
Донесение Паулюса, отправленное в семь часов вечера, начиналось словами: «Армия окружена»,[650] хотя к тому времени кольцо окружения замкнулось еще не полностью. Самым скверным было то, что командующий не имел четкого плана действий. Он только попросил свободы действий в том случае, если организовать оборону на южном фланге окажется невозможным.
В начале одиннадцатого Паулюс получил радиосообщение от фюрера. «6-я армия временно окружена русскими войсками. Я знаю 6-ю армию и ее главнокомандующего и не сомневаюсь в том, что в этом трудном положении она будет мужественно сражаться. Солдаты 6-й армии должны знать, что я делаю все возможное, чтобы им помочь. Ожидайте соответствующих распоряжений, которые я дам в нужное время. Адольф Гитлер».[651] Паулюс и Шмидт, несмотря на столь категоричное послание, были уверены в том, что фюрер скоро изменит свое решение. Они начали разрабатывать план прорыва на юго-востоке.
Вечером 22 ноября Гитлер вместе с Кейтелем и Йодлем отправился специальным поездом из Берхтесгадена в Лейпциг, а оттуда намеревался вылететь самолетом в Растенбург. По дороге фюрер каждые два часа останавливал состав, чтобы переговорить с Цейтцлером. Очевидно, он опасался, что Генеральный штаб даст Паулюсу разрешение отступить. Во время одного из таких разговоров Гитлер сказал Цейтцлеру: «Мы нашли выход».[652] Он не уточнил, что в поезде еще раз побеседовал с генералом Гансом Йешоннеком, начальником штаба люфтваффе, который, несмотря на предостережение Рихтгофена, уже подтвердил возможность создания временного воздушного моста для снабжения 6-й армии.
Рейхсмаршал Геринг, узнав, чего хочет фюрер, вызвал к себе высших офицеров транспортной авиации. Он сообщил им о необходимости доставлять 6-й армии 500 тонн грузов ежедневно. (Потребность в 700 тонн, выдвинутая штабом Паулюса, была оставлена без внимания.) Ответ был жесткий – речь может идти максимум о 350 тоннах и то лишь в течение очень непродолжительного периода. Тем не менее Геринг тотчас заверил Гитлера в том, что люфтваффе сможет полностью обеспечить 6-ю армию всем необходимым. Погодные условия, неизбежные поломки самолетов и противодействие авиации противника при этом учтены не были.
На следующий день, 24 ноября, надежды всех военачальников, ответственных за судьбу 6-й армии, рухнули. В 8:30 в штаб Паулюса поступила еще одна директива фюрера. В ней Гитлер ясно и недвусмысленно устанавливал границы того, что отныне стало именоваться сталинградской крепостью. Фронт на Волге следовало удерживать «при любых обстоятельствах».[653]
Разговаривая накануне вечером с фюрером, Цейтцлер был уверен в том, что тот наконец стал внимать голосу разума. Однако его ждало разочарование – Гитлера по-прежнему не интересовало мнение всех военачальников, чьи соединения оказались в сталинградском «котле». Чувства генералов сформулировал Рихтгофен, записавший в своем дневнике, что они превратились не более чем в «высокооплачиваемых фельдфебелей».[654] Непоколебимая вера Гитлера в силу своего полководческого гения полностью разошлась с военной логикой. Фюрером владела навязчивая идея, что, если 6-я армия отступит от Сталинграда, это ознаменует собой окончательный уход вермахта с берегов Волги. Гитлер понимал, что в истории Третьего рейха настал кульминационный момент, но на кон была поставлена его гордость, ведь всего две недели назад в своей речи в Мюнхене немецкий вождь объявил о том, какую судьбу он уготовил городу Сталина.
Роковое стечение всех этих обстоятельств неминуемо должно было привести к горьким последствиям. Имелась в этом и своя горькая ирония. Непосредственно перед тем, как поступила директива фюрера стоять в Сталинграде до конца, генерал фон Зейдлиц, командующий 51-м корпусом, который вел в городе уличные бои, решил опередить события. Он считал совершенно немыслимым то, что армия, насчитывающая 22 дивизии, «должна перейти к круговой обороне и тем самым полностью лишиться свободы маневра».[655] Зейдлиц подготовил для штаба 6-й армии пространный меморандум на эту тему. В нем, в частности, говорилось: «В ходе оборонительных боев на протяжении последних нескольких дней мы уже практически полностью израсходовали боеприпасы».[656] Вопрос снабжения действительно приобретал решающее значение. По мнению генерала, выполнение приказа оставаться в окружении станет для 6-й армии фатальным.
Вечером 23 ноября Зейдлиц приказал 60-й моторизованной пехотной дивизии, входящей в состав 94-й пехотной, сжечь склады, взорвать укрепления и отойти со своих позиций в северной части Сталинграда. «В тысячах наспех разведенных костров, – писал потом интендант 94-й пехотной дивизии, – мы сжигали шинели, обмундирование, сапоги, документы, карты, пишущие машинки, а также запасы продовольствия. Генерал лично сжег все свое имущество».[657] Бойцы Красной армии, увидев пламя костров и услышав взрывы, ударили по и без того обескровленной дивизии, когда та отступала от Спартаковки. Немцы потеряли убитыми и ранеными больше 1000 человек. В этом бою досталось и соседней 389-й пехотной дивизии, занимавшей территорию Сталинградского тракторного завода.
Гитлер, узнав об отступлении, пришел в бешенство и во всем обвинил Паулюса. Чтобы не допустить дальнейшего неподчинения своим приказам, он принял из ряда вон выходящее решение – разделил командование войсками, окруженными в «котле». Генерала Зейдлица, которого фюрер, несмотря ни на что, считал способным устоять против любого штурма, он назначил командующим северо-восточной частью окруженной группировки, в том числе всеми соединениями в самом Сталинграде. Приказ был получен 25 ноября в 6 часов утра. Чуть позже Паулюс в сопровождении капитана Бера отправился на расположенный поблизости командный пункт Зейдлица. Паулюс передал ему директиву, полученную из штаба группы армий «Дон». «Теперь, когда вы сами себе командир, – усмехнулся он, – можете прорываться».[658] Зейдлиц пришел в замешательство. К счастью, Манштейну, которого пугала перспектива разделения командования, удалось так переиначить абсурдный приказ фюрера, что в 6-й армии, по сути, ничего не изменилось.
