– …Что делать будем, товарищ? – Ваня придержал друга за рукав. – Просто бездумно идти нам нельзя…
– Будем искать укрытие, Ваня. – Удальцов вздохнул. – Так мы с тобой далеко не уйдем. Одно радует, если на нас объявили тотальный поиск, командир с отсекающими сумел уйти…
…Конкин тогда вовремя дошел до расположения Отряда. Подполковник Ерошкин оперативно оценил обстановку и приказал сниматься с места и переводить десантников в резервную точку. Сам же, хотя и не имел на это права, взяв с собой трех разведчиков и снайпера-чукчу Михаила Оола, отправился вслед за Иваном на точку встречи…
– …Что это?! – встревоженно шепнул Николай. Он первым заметил темнеющую в самой глубине бурелома массу бревен, не сваленную природой, а сложенную в определенном порядке. По ночному лесу ребята прошли несколько километров и смертельно устали, но самое главное, они были с оружием, снаряженным сухими патронами.
– Чуешь, как будто медом пахнет? – Силуэт Ивана, практически не видимый в темноте, уже слегка выделялся в первых призрачных всполохах раннего летнего восхода. – Как любит говорить наш старшой, «нос разведчика не менее важен, чем уши»…
…Навал бревен на деле оказался сильно покосившейся хижиной. Крыша лачуги была завалена упавшими наподобие шалаша деревьями, сделавшими строение практически не видимым. Лишь узкий торец здания остался доступен, да и тот густо зарос травой и кустарником.
Приметив дверь с глубоко вырезанным на ней православным крестом, ребята замерли в нерешительности.
«Выдавить ее, что ли…» – подумал было Иван, но не успел претворить мысль в действие – дверца с легким скрипом распахнулась. Оттуда показался свечной, будто призрачный, свет…
– …Заходите, сынки, коль пришли, – старческий голос прошелестел еле слышно. – Не стойте на пороге, гостями будете…
Не дожидаясь повторного приглашения, разведчики, пригибаясь, нырнули в узкий дверной проем и застыли посередине неожиданно просторного помещения. Слабый свет едва освещал развешанные по стенам лики святых на потемневших от времени иконах. Трухлявый деревянный пол насквозь пророс травой, в углу валялась большая охапка сена. Куда интереснее оказался хозяин.
«…Человек без времени живет в монашеской келье…» – мелькнула у Николая мысль, мелькнула и угасла под пристальным, острым взглядом седого, как лунь, старика с длинными волосами и бородой до пояса. Худой, иссушенный, со ввалившимися щеками, он одновременно производил впечатление человека невероятно сильного, духовитого. Одетый во все черное, этот старик не был похож ни на кого из окружавших Удальцова в прошлой, довоенной советской действительности. А самую длинную бороду Николай видел разве что у одного профессора-астронома в лектории, куда он, еще мальчишкой, забрел послушать про иные миры и созвездия. Да и борода та была козлиной, несравнимо короче этой. А креста, большого монашеского креста, Удальцов не видел уже давно, с раннего детства…
– …Ну садитесь, что ли, дети мои? – Не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, старик взмахнул рукой в широком рукаве, поставил на середину широкую, служившую столом лавку и опустил на нее большую бутыль.
Ребята не успели устроиться на сене, как стол уже был накрыт: несколько запеченных картофелин, луковицы, подсохшая краюха ржаного хлеба…
– …Идти нам надо, дед. Спасибо конечно… – Иван опасливо посмотрел в верхний угол, туда, где сквозь прореху между бревен уже застенчиво проглядывали первые лучи солнца. – Найдут нас здесь…
– Да, сынки, аки зверей обложили вас, и охотники за вами матерые. – Старик вздохнул. – Ну да ладно. Идти вам как раз никуда не надо, пропадете. Да и не уйти далеко, усталым таким. Ты бы на товарища своего лучше посмотрел, пусть он тебе ногу свою покажет…
Конкин вопросительно взглянул на Николая. Тот молча, пристально глядя на старика, не спеша снял сапог с левой ноги, размотал портянку… Обнажилась глубокая рана на голени с запекшейся по краям кровью. Ваня молча снял рюкзак, достал бинт, а в голове его роились мысли: «Ай да дед, он что, кровь носом учуял, как комар?»
– …Да нет, Ванюша, не комарик я, не мошка, – старик смотрел исподлобья, но в уголках его глаз затаились искорки веселья. – Друг-то твой весь день мучился, а ты-то молодой, как лось сильный, похныкать-то любишь? Да ты погодь, бинт не мотай. У меня тут снадобье есть, пчелиное. Лучше любого аптечного другу твоему поможет…
Дед плошкой зачерпнул из кувшина густой жидкости цвета золота, придвинулся к Николаю и щедро залил рану. В клетушке неожиданно сильно запахло свежим медом, лугом, травами…
– …Ну а теперь и бинтуй споро, – старик улыбнулся, повернулся к Николаю. – Не боись, не прилипнет. Настоечка медовая и заразу прогонит, и рану затянет, глазом не моргнешь. Да и внутрь вам, сынки, не помешает, примите, душой отдохните.
– Найдут нас здесь, дед, нельзя нам, – устало сказал Николай, наливая в свою плошку медовухи из кувшина. – И ты пропадешь…
– Здесь вас не найдут. Говорю – значит не найдут, – уверенно сказал дед. – Так что кушайте, ребятки, на здоровье – и на боковую.
Разведчики и сами не заметили, как, опустошив кувшин с невероятно вкусной и обжигающе теплой для нутра медовухой и миски с незамысловатой, но свежей снедью, повалились на сено. Усталость клещами сжимала веки, но почему-то, может от медовухи, тревога покинула их души. Изможденный Николай уснул первым, но борющегося с усталостью Конкина мучили вопросы, на которые он не мог найти ответа.
– …Дед, а дед? – закрывая ладонью зевоту, спросил Иван. – А почему ты нам помогаешь? И почему на тебе крест? Я уж и не спрашиваю, откуда ты узнал, как меня зовут? Интересный ты человек, дед…
– Тут вопрос интересный, почему на вас крестов нету? – задумчиво хмурясь, спросил дед. – А на мне крест, потому как человек я Божий. И помогаю я вам, потому как по промыслу Его надобно. И друг-то твой спящий, почему он то в кармане хранит, что на сердце держать должен? Кого бояться вам, воинам, видевшим смерть уже? Ладно, ладно, ты спи, сынок, засыпай. Кто за Отечество живот не щадит, бесстрашным должен быть. Один только страх человеку нужен – Страх Божий…
…Снился Николаю интересный сон. Будто идет он по дороге золотой, как та медовуха солнечная. Идет радостно, хорошо. И впереди родители покойные стоят, отец и мать. Далеко стоят от Николая, машут ему призывно. И идет к ним Коля, радостно торопясь. Да только дорога-то сужаться начинает. Вот в два раза уже стала, вот уже в локоть шириной. А по бокам пропасть как будто. И чудится в этой пропасти глубокой зло, может, гадюки болотные, может, еще какая пакость. Падать нельзя. А родители все машут и зовут Колю – иди, мол, к нам! Ступает Николай осторожно, шаг за шагом, тропа все уже, вот словно полоса одна золотая. Не удержаться на ней никак! Замахал руками Николай, вот-вот свалится в темную бездну…
