Владимирович, который за прошедшее время успел оклематься, поскольку спал почти все время и дома, и, являя вид бодрствования, – а он отменно овладел этим искусством благодаря обширной практике, – на работе, виртуозно сделал озабоченное выражение лица.
– Непонятно изложено? Я хотел дать развернуто, со всеми пояснениями, но вы же сами просили, чтоб кратко…
– Са-авсэм глупый, да? Не-э пханимаишь? Тебя просили написать обычный отчет, самый абыкнавенный, тебя не прасили теоретизировать… Куда эта филасофия, да? Это что наша тема, да? Тут про алмазную структуру – сколько? Полстранички, а остальное – хелаты-мелаты…
– Мне сказали написать сжатый подробный отчет о том, что я считаю важным, так я и сделал. Вы же, Вазген Аршакович, не сориентировали, в каком именно ключе хотели бы видеть отчет… Вот я, в свете вновь открывшихся обстоятельств, и решил трактовать поставленную задачу несколько шире. С учетом, так скэ-эть, исторической перспективы…
– Ка-акие обстоятельства?
– А вас разве не проинформировали? Видите ли, ко мне позвонили из одной серьезной ракетной фирмы на предмет консультации. Вас не проинформировали? Странно… А – обнадежили, что с вами переговорят. Ну-у…
– Слушай, ка-акие кансультации-мансультации? – Сегодня акцент по какой-то причине был у него особенно заметен. – Что ка-ансультировать?
– Дело, вообще-то, не для широкой огласки, – Гельветов с искуснейшей нерешительностью бросил на грозного шефа робкий взгляд, но тот только яростно махнул рукой, в знак того, что он – человек взрослый и понимает, – но мне так неудобно… Хотя и не виноват вроде, – сами обещали, а сами… Да, вообще говоря, ничего тут особенного нет, – попросили помочь с одним там твердым топливом…
– А что ты понимаешь в твердом топливе?
– Я-а? Ну, вы скажете, Вазген Аршакович, – Гельветов шмыгнул носом, – это они понимают в твердом топливе, а я – ничего не понимаю.
– Так зачем ты им нужен?
– Так оно же – твердое. Технологию помочь слепить, чтоб там монолитность, однородность, то-се…
– А ты – можешь?
– Правду сказать – не пробовал с такими системами. Там ведь, поди, хоть какая-то, а органика, а мы с ней ни разу дела не имели. А так, со многим другим, – да, пробовал. Пришлось, знаете ли, когда к тому походу готовились, помните? Во-от ведь, а? Кроме алмаза – карбин, так называемый "карбин -100", его еще никто в мире не видел, стопроцентного, карбид вольфрама, монокристаллический, так, ну, – металлы, там… А! – Будто вспомнив что-то забавное, мимолетно улыбнулся. – стекло же еще с Виктором сделали! Обыкновенное, силикатное, только не аморф, а кристалл…
– И откуда же, – очень, просто-таки угрожающе тихо, без малейших следов акцента спросил Балаян, – одной серьезной ракетной фирме стало известно, что в нашем институте есть ты, такой умный?
– Не знаю, – взгляд подчиненного был незамутненно-ясным, необыкновенно правдивым, а на ланитах его не было ни малейших следов так называемой краски стыда, – очевидно, информировал кто-то, в чьи профессиональные обязанности это входит.
Услыхав такой ответ, Вазген Аршакович понял, что Бог, Карма, – короче, – стоящее над миром Воздаяние По Заслугам все-таки существует: чего-чего, а буквально слово в слово приведенной собственной же своей отмазки он все-таки не ожидал. И ведь вовсе не знает, стервец, что именно говорил в высоком кабинете собственный его же начальник. Просто в сходных обстоятельствах его реакция была точно такой же. Такой же незамысловатой. И такой же беспроигрышной. Она просто-напросто вытекала из сложившейся в этой стране системы отношений и одной из типовых для этой системы ситуаций. Эта, к примеру, называлась: "Подчиненный, Отбившийся От Рук Безнадежно". Дергаться, по крайней мере пока, тут совершенно бесполезно, потому что "безнадежно" – оно и значит "безнадежно". Вот если это х-хамло обгадится… Но что-то, очевидно, – воспитанное долгой практикой умение разбираться в людях, – подсказывало: не обгадится. На коне будет. Но он что-то еще там говорит:
– … И еще, Вазген Аршакович, – личная просьба: не одолжите ли мне пока что вашего Витю? На первое время…
– Знаешь, что? – Тяжелым, медленным голосом вопросил хозяин кабинета, – обходись-ка один, ежели уж такой умный!
После зависшей в кабинете тягостной паузы Гельветов, глядевший на начальство с немым укором, пожал плечами и сказал с явной обидой:
– Да пожалуйста. Откровенно говоря, – уж от вас-то я не ожидал, что это окажется настолько принципиальным… Разумеется, – обойдусь. Но знаете, что? Только потому что не хочу, чтобы вас об этом просил кто-то другой, кому бы вы не смогли вот так просто отказать.
Беда была в том, что он был совершенно, абсолютно прав, и Балаян мгновенно устыдился своего мелочного укола.
– Да нет, ты, конечно, бери. Это я так, – привык просто, чтобы он всегда был под рукой…
А потом, когда дверь за подчиненным, который был уже – не здесь, который уже – взлетал, закрылась, он понял и еще одну причину своей обиды: вот Мохов – ему понадобился, а он – нет. Не нужен в том новом деле, которое заваривалось у него на глазах. Пожалуй, следом ему потребуется забавник Леня Феклистов, институтский разносчик неизменно достоверных, как справки Генштаба, сплетен, человек, который почти наверняка сказал этак, небрежно, кому-то очень тщательно подобранному из своих бесчисленных знакомых что-то вроде: "Так в чем проблемы, чудак? Есть у нас один парень, Валерка, так он в этих делах вообще мозга. Гений. Л-любую композицию скомпонует, в виде кристалла, – куда там ФИАН-у…"
Первым результатом напряженной двухнедельной работы на новом месте стал так называемый "СР-А(1)", первый представитель группы так называемых "кристаллитов", – твердого топлива, объединявшего в себе признаки и достоинства смесевых и однокомпонентных порохов. "СР" – в данном случае обозначало "стереорегулярный". Готовая шашка состояла из "геометрически", не через химическую связь, а просто-напросто на манер звеньев цепи сцепленных молекул одного циклопарафина, внутри колец которого находились в необходимом количестве атомы алюминия, а в промежутках – в строгом порядке располагался нитрат. Из-за такого своего строения вещество было прозрачным, как хрусталь, и таким же тяжелым и твердым. На первом же испытании образец, будучи подожженным, дал весь расчетный объем газа, сгорев без остатка. Весь. Но только сразу. Прозрачная субстанция с резким, сухим, звонким грохотом исчезла в мгновенной, ослепительной, как солнце, вспышке. Это
