въ теплѣ—и сиди, пока цѣлъ!
И огромная фигура рѣшительно двинулась изъ темноты къ крыльцу.
Обыватель поспѣшилъ захлопнуть дверь и запереть ее на всѣ задвижки. И только когда на дворѣ все успокоилось, онъ осторожно вышелъ на дворъ… чтобы запереть ворота и раскрытыя настежь кладовыя и амбары.
Союзъ съ полиціей, такимъ образомъ, создаетъ группѣ весьма выгодное положеніе по отношенію къ обывательской массѣ.
Тѣмъ не менѣе, привиллегированная группа весьма скоро оказывается въ тюрьмѣ.
И причиной такого конца является ничто иное, какъ ея услуги полиціи по сыскной части. Эти услуги, направленные противъ своихъ же собратовъ по ремеслу, неминуемо вызываютъ акты мести.
Преслѣдуемые группой воры начинаютъ въ свою очередь слѣдить за самой группой и затѣмъ при первомъ же удобномъ случаѣ помогаютъ обывателю захватить группу или на мѣстѣ преступленія, предупредивъ о готовящемся покушеніи, или же съ поличнымъ, пославъ извѣщеніе о мѣстѣ нахожденія притона группы и хранилища украденныхъ вещей.
Иначе говоря, сыскъ съ одной стороны неминуемо вызываетъ сыскъ и съ другой стороны, что и приводитъ къ взаимному самопоѣданію, къ взаимному предательству, гибельному для всей группы профессіональныхъ воровъ.
Явленіе и его результаты, казалось бы, настолько просты, что должны бы сами по себѣ вызвать общее отрицательное отношеніе со стороны всей массы профессіональныхъ воровъ. Казалось бы, что всякій воръ-сыщикъ долженъ вызывать общую ненависть и презрѣніе со стороны всѣхъ остальныхъ воровъ.
Въ дѣйствительности, однако, это не совсѣмъ такъ и даже далеко не такъ. Воръ-сыщикъ, конечно не пользуется симпатіями преслѣдуемыхъ имъ сотоварищей по ремеслу. На него, естественно, смотрятъ, какъ на врага. Враждебное чувство тутъ само собой вытекаетъ изъ занимаемыхъ сторонами позицій. Но въ этой враждебности нѣтъ, или почти нѣтъ, презрѣнія, какъ необходимаго элемента въ чувствахъ и отношеніяхъ ко всякому предателю. Самый фактъ предательства, повидимому, до извѣстной степени игнорируется, и воровская масса на службу своего сотоварища въ сыскномъ отдѣленіи смотритъ, какъ на выгодное для него совмѣстительство двухъ одинаково допустимыхъ и дозволенныхъ профессій.
Въ отношеніяхъ къ подобному совмѣстителю замѣтна даже нѣкоторая доля зависти, которая въ свою очередь не можетъ не заключать въ себѣ элементовъ почтенія.
А враждебность съ примѣсью зависти и почтенія— это далеко не то чувство, которое могло бы своею тяжестью совершенно подавить вора-сыщика и сдѣлать ремесло его невозможнымъ.
За нимъ остается возможность гордо носить голову въ средѣ своей братіи. И можно сказать, что положеніе его болѣе тяжелое среди полицейскихъ, чѣмъ среди воровъ. Среда первыхъ награждаетъ его большимъ презрѣніемъ и пренебреженіемъ, чѣмъ среда вторыхъ.
Это не значитъ еще, конечно, что полицейскіе чины обладаютъ большимъ чувствомъ нравственной брезгливости, чѣмъ воры. На этотъ счетъ едва ли можно сдѣлать какое либо обобщеніе, не рискуя впасть въ грубую ошибку. Презрѣніе и пренебреженіе къ вору-сыщику со стороны полицейскихъ чиновъ объясняется просто тѣмъ, что онъ занимаетъ среди нихъ наименѣе устойчивое положеніе, представляетъ изъ себя наиболѣе слабую, зависимую единицу. Его третируютъ, какъ человѣка, котораго всегда можно посадить въ тюрьму, разрушить все его существованіе, втоптать на аршинъ въ землю, и который, поэтому, не имѣетъ права обижаться на какое бы то ни было обращеніе съ нимъ, не имѣетъ возможности протестовать, защищаться.
Однимъ словомъ — это мразь, съ которой нѣтъ надобности стѣсняться.
Тогда какъ положеніе его среди воровъ совсѣмъ обратное. Тутъ онъ представляетъ изъ себя наиболѣе вооруженнаго въ борьбѣ за существованіе индивидуума; онъ можетъ дѣлать многое, что другимъ недоступно. А въ томъ числѣ онъ можетъ оказать и услугу, хотя бы наиболѣе близкимъ друзьямъ и собувыльникамъ — предупредить, скрыть соучастіе въ про-талившейся кражѣ или грабежѣ.
Онъ не слабѣе, а сильнѣе другихъ, хотя бы эта сила и пріобрѣталась за счетъ предательства своихъ близкихъ.
Съ нимъ, поэтому, приходится считаться, какъ съ солидной силой, на которую далеко не всегда и не всякій можетъ плюнуть съ презрѣніемъ.
— Не наплюешся. Онъ такъ тебѣ плюнетъ!.. До новыхъ вѣниковъ не забудешь.
Вопросъ, такимъ образомъ, рѣшается съ точки зрѣнія чисто практическихъ и при томъ же ближайшихъ его результатовъ.
И на этомъ рѣшеніи, въ сущности, и держатся всѣ сношенія вора-сыщика съ воровской корпораціей. Положеніе его до извѣстной степени легализуется, съ одной стороны степенью вреда, который онъ можетъ нанести враждебнымъ ему единицамъ, а съ другой степенью практической выгоды, которую можно извлечь изъ него при извѣстныхъ отношеніяхъ.
— Тоже и безъ него не обойдешься, — говорятъ защитники такой точки зрѣнія.
Конечно, не всѣ придерживаются этой точки зрѣнія. Есть и непримиримые враги сыска, люди съ болѣе широкимъ кругозоромъ, вполнѣ понимающіе, что польза отъ вора-сыщика можетъ быть только отрицательнаго характера.
— Коли ты ему всяческое почтеніе оказываешь, такъ онъ тебя не до конца съѣстъ, а ѣсть все же будетъ… Нашей кровью питается, въ томъ его и рукомесло состоитъ.
Но такихъ въ средѣ воровъ до послѣдняго времени было меньшинство, и они были безсильны бороться съ сыскомъ еще и потому, что на сторонѣ сыска стояла воровская аристократія, какъ наиболѣе вліятельная группа.
Для этой группы, благодаря сыщикамъ изъ воровъ, создавалось довольно выгодное положеніе.
Сыщикъ-воръ прекрасно понимаетъ, что ссориться ему съ воровской аристократіей нельзя; это повело бы къ тому, что при первомъ же выходѣ его придушили бы гдѣ либо за угломъ или въ притонѣ. Только пользуясь сочувствіемъ и моральной защитой наиболѣе сильныхъ и вліятельныхъ воровъ, онъ можетъ до извѣстной степени безопасно вращаться въ воровской средѣ.
Поэтому крупнымъ ворамъ онъ оказываетъ возможную помощь и покровительство, а предъ своимъ полицейскимъ начальствомъ отыгрывается на мелкихъ воришкахъ, обыкновенно и проваливающихся чуть ли не въ первый же день по выходѣ изъ тюрьмы.
Такая система отношеній приноситъ вору-сыщику двойную выгоду. Вопервыхъ, онъ ставитъ себя, такимъ образомъ, подъ защиту наиболѣе сильныхъ, во вторыхъ, въ крупныхъ кражахъ имѣетъ свою долю. И третья выгода — въ глазахъ полицейскаго начальства онъ избавляется отъ упрека въ бездѣятельности, такъ какъ по статистикѣ выходитъ, что у него больше открытыхъ кражъ, чѣмъ не открытыхъ.
При томъ же относительно крупныхъ кражъ у него всегда есть отговорка: «кражу совершили гастролеры, пріѣзжіе изъ другого города». А доказательствами наличности «гастроля» не трудно запастись путемъ симуляціи.
Наканунѣ, или дня за два, до кражи въ гостинницѣ остановились, якобы, пріѣзжіе съ вокзала, съ парохода, и поздно ночью (въ ночь кражи) уѣхали на вокзалъ или на пароходъ.
Ясно, что пріѣхали откуда то, обокрали и уѣхали.
Къ этому выводу и приходятъ полицейскіе власти въ своихъ разслѣдованіяхъ. И если читатели замѣтили по газетнымъ сообщеніямъ всегда почти выходитъ такъ, что всякая крупная кража совершается, якобы, гастролерами, при томъ же всегда неуловимыми.
Получается нѣчто неестественное. Мѣстные воры, знакомые съ мѣстными
