переживу. Тем более по старым ментовским традициям на новичка спихивают всю бумажную волокиту. Уверен, в одесском угро всё точно так же.
У Кабанова была грузная расплывшаяся фигура, при этом, как я успел заметить, он слегка прихрамывал на правую ногу.
— Это у вас после ранения?
Он не сразу сообразил.
— Что⁈ А, в смысле — нога?
— Да. Вижу, прихрамываете. В ногу ранили?
— Если бы… Меня куда только ни ранило: и в грудь, и в спину, и в руку, а вот по ногам больше повезло — ни одной царапины за всю гражданскую. Это у меня после Сиваша началось, когда мы его в ноябре двадцатого через брод форсировали. Врачи говорят — ноги застудил.
Прихрамывая, он довёл меня до филёнчатой двери, на которой канцелярскими кнопками был прикреплен бумажный листок с надписью «Оперативная часть 3-го района».
— Всё никак руки не доходят нормальную табличку сделать, — вздохнул Кабанов и толкнул дверь.
За ней находилась большая и холодная комната, в которой пятеро мужчин разных возрастов сгрудились возле шестого — высокого, вихрастого, фигурой и крупными чертами лица напоминавшего Маяковского.
Я понял, что он рассказывает анекдот.
— Стоит, значит, мужик на трамвайной остановке. Тут к нему подходит его сосед — еврей. Спрашивает: что делаете? А мужик мнётся, не знает, как ответить, чтоб не обидеть. Скажу — трамвай ожидаю, неправильно поймёт. Трамвай поджидаю — та же история. Наконец, придумывает, как выкрутиться: я, говорит, трамвай подъевреиваю.
— Что, Савиных, всё анекдоты травишь? Другой работы нет? — хмуро спросил Кабанов.
Похожий на Маяковского разом посерьёзнел:
— Так это, Семёныч, минутка свободная выдалась, вот и решил ребятам анекдот рассказать.
— Считай, что на этом твой отдых закончился. Вот, знакомься — я тебе стажёра привёл. Зовут Григорием, фамилия — Бодров. Товарищ только сегодня поступил к нам в отдел. В розыскном деле не новичок. Раньше работал в омском уголовном розыске. Прошу его не обижать и постепенно вводить в курс дела.
Закончив напутственную речь, Кабанов развернулся и вышел из кабинета. Похоже, на этом официальная часть закончилась.
Я дружелюбно улыбнулся:
— Гриша.
Савиных с обречённым выражением лица подошёл ко мне.
— Рома. С остальными я тебя потом сам познакомлю.
Я пожал ему руку.
— Это правда, что ты брат Шора? — спросил он без особого энтузиазма.
— Правда, троюродный. Из Могилёва.
— А где в уголовном розыске служил?
— Год в Омском угро оттрубил, после того, как из армии демобилизовали.
— Ушёл почему?
— Не ушёл — ушли. Под сокращение попал. Сначала в Могилёв к своим вернулся, потом Осип предложил сюда перебраться, сказал, что с работой поможет. Ну и в общем — помог, — изложил я нашу легенду.
— То, что у тебя уже есть опыт — хорошо! Только надо понимать: у вас в Омске было своё, у нас, в Одессе, своё. Эта, как её…
— Специфика, — подсказал я.
— Точно. Поэтому вперёд батьки в пекло не лезь, делай только то, что говорят.
— Как скажешь, Рома. А где братец? Что-то не наблюдаю его сегодня… — осмотрелся я.
— Хорош родственничек, — хмыкнул Рома. — Даже брательнику ничего не сказал. Его в Севериновку вчера вечером отправили.
— Надолго?
— Как пойдёт. Да ты не обижайся на него — некогда ему предупреждать было. Барышев дал полчаса на сборы, и покатил наш Осип в Севериновку с тревожным чемоданчиком в руке. Даже домой не забежал. Служба такая. Или у вас в Омске по-другому было?
— По всякому бывало. И так тоже. Куда меня определишь?
Савиных неопределённо пожал плечами.
— Стол на тебя, пока не выделили. Давай за мой присаживайся. Вон, табуретку возьми. Авось не подерёмся.
Я как послушный ученик взял табуретку и поднёс её к столу нового «шефа». От меня не укрылось, что на столешнице лежат сразу несколько папок от уголовных дел.
— Чем будем заниматься? — с готовностью спросил я.
Тот указал на папки.
— Да любым делом. На выбор.
Я потянулся к самому пухлому тому, однако Рома меня остановил.
— Да что ты всё буквально в лоб воспринимаешь! Рано тебе ещё в одиночку работать. Смотри за мной и учись.
Внезапно единственный телефон в отделе, повешенный на стену, издал пронзительную трель.
Савиных скорчил недовольную мину и встал из-за стола, чтобы подойти к телефону.
— Уголовный розыск третьего района. Слушаю. Хорошо, пусть заходит.
Наставник вернулся за стол.
— Не успели старые дела разгрести, как, кажись, новое привалило.
В кабинет после робкого стука вошла испуганная женщина лет тридцати. У неё были красивые восточные черты лица, тёмные волосы и смуглая кожа. Я сразу обратил внимание, что одежда её растрёпана, а на руках странные красные полосы — очень похожие на следы от верёвки.
— Здравствуйте. Мне к товарищу Савиных.
— Савиных — это я. Проходите.
Женщина подошла к его столу. Я нашёл свободный табурет и предупредительно поставил перед ней.
— Садитесь, пожалуйста.
Савиных скосил на меня недовольный взгляд. Мне полагалось сидеть и не отсвечивать, пока разговор ведёт мой старший товарищ.
— Представьтесь, — сказал он.
— Акопян Маргарита Аршаковна.
— По какому вопросу, Маргарита Аршаковна.
Женщина всхлипнула.
— Меня… То есть нас с мужем ограбили.
— Странно. Не припоминаю ничего такого в сводках. И давно вас ограбили, Маргарита Аршаковна?
— Недавно. Два часа назад.
Роман напрягся.
— Стойте. Так вы ещё не заявляли об ограблении?
— Нет. Понимаете, в наш дом ворвались, меня ударили, так, что я лишилась чувств. Мужа тоже избили. Нас связали, а потом ограбили. Я, как только смогла развязать узлы, убедилась, что муж жив, выскочила из дома и побежала к вам.
— А почему не нашли телефон и не позвонили?
— Так наша квартира недалеко отсюда. Всего каких-то два квартала. Я думала, так будет быстрее.
Савиных посмотрел на меня.
— Собирайся, Григорий. Пошли на место преступления. Посмотрим, что там произошло.
Я кивнул.
— А врач? Маргарита Аршаковна, может, вашему мужу нужна медицинская помощь?
— Я потом покажу Багратика врачу. Баграт — это мой муж. Я вас умоляю, пойдёмте быстрее.
— Хорошо-хорошо, — закивал Савиных. — Мы уже отправляемся. Вы, главное, не волнуйтесь, гражданка Акопян.
Когда мы вышли из здания угро, я удивлённо спросил:
— Рома, я не понял — мы с тобой, что вся — группа?
— А кого тебе ещё нужно?
— Эксперта-криминалиста хотя бы. Пусть пальчики снимет.
Роман усмехнулся.
— Гриша, я тебя умоляю — ну какой ещё эксперт-криминалист⁈ Какие пальчики⁈ Что я Кабанова не знаю⁈ Никого он не даст.
— Что значит — не даст? — застыл я.
— А то и значит! У экспертов и без того работы по горло. Никого ж не убили? — Савиных бросил взгляд на потерпевшую.
Та закрестилась.
— Слава богу, все целы и здоровы. Мужу разве что синяков и шишек наставили.
— Вот видишь, Григорий! Все живы. А у наших криминалистов есть заботы поважней. Ты б знал, сколько у нас убийств… Приходится выбирать из двух зол меньшее.
Я задумчиво покачал головой. Определённая логика в словах Романа, конечно, присутствовала, но всё равно — было как-то непривычно.
— Не от хорошей жизни, — догадался о моих мыслях Савиных. — Ничего, Гриша! Сами до всего докопаемся. Без отпечатков пальцев.
По дороге он стал расспрашивать женщину, как всё произошло.
— Понимаете, — растерянно заговорила та, — у мужа сегодня был выходной на работе.
— Кем работает ваш муж? — перебил её Роман.
— Он у меня финансовый директор в заготконторе.
— Большой человек, значит…
— Начальство его уважает. Он все силы отдаёт работе и так устаёт… Я обычно стараюсь его в выходные дни не будить, чтобы поспал подольше.Пришла на кухню, стала тихонечко готовить завтрак. Вдруг слышу — звонок в дверь. Открываю — на пороге священник.
— Священник? — переспросил Савиных.
Женщина кивнула.
— Да-да, представительный такой батюшка, с бородой и в рясе. Спрашивает меня, не в нашей ли квартире должны отпевать покойника. Дескать, третьего дня как преставился. Я ему говорю: «Ошиблись вы, батюшка. Никто у нас не умирал». А он так глазками по сторонам зыркает, будто высматривает чего, а потом выхватывает из-под рясы револьвер и направляет на меня…
— Точно револьвер? С пистолетом не перепутали? — задал уточняющий вопрос я.
— Молодой человек, сейчас время такое — любой одессит вам скажет, что это за оружие.
— Понял вас, продолжайте.
— Так вот, тычет он в меня револьвером и говорит, чтобы не вздумала орать. Я, конечно, киваю. Муж дома? — говорит. Дома. Кто ещё в квартире есть? Никого, говорю. Тогда заходи внутрь. И меня по голове револьвером — бац! У меня ноги подкосились, упала без чувств. А когда очнулась — вижу напротив муж сидит на стуле, связанный. И тряпка во рту — чтоб не кричал, значит.
