Мы уже встаём.
После завтрака женщины выгнали меня на улицу, а сами принялись наводить в доме порядок. Я порывался помочь им, но мне сообщили, что я буду только мешаться под ногами, а чтобы совсем не было скучно — вручили книгу из скромной библиотечки, которая обнаружилась в доме.
Спорить было бесполезно, я вышел на свежий воздух и, устроившись на скамейке, принялся читать.
Буквы слипались, категорически не желая складываться в слова и предложения, смысл текста терялся, я сам не заметил, как задремал.
Разбудило меня ласковое поглаживание по голове. Это была Настя.
— Не замёрз?
Я отрицательно замотал головой.
— Только соскучился?
— Мы закончили. Пойдём, погуляем? До обеда ещё есть часик, — предложила она.
— Конечно!
Я встал, положил так и неосиленную книгу на скамейку и приобнял супругу за талию.
— Пошли!
— Пошли.
Снег в лесу ещё не успел растаять, местами были настоящие сугробы, поэтому мы не стали углубляться в него, а просто прогулялись по дороге и обратно.
— Послезавтра к нам снова приедет Осип, — предупредил я Настю. — Привезёт нам продукты, ну ещё кое-что.
Этим «кое-что» были обширные списки родственников Шора, которые нам предстояло изучить и запомнить, чтобы при случае не попасть впросак.
Степановне в придуманной нами «легенде» досталась роль моей тёщи — Настиной мамы.
Обе моих женщины отнеслись к этому максимально серьёзно, мы договорились, что даже у быту меня будут звать по новому имени — Григорием, по-домашнему — Гришей. Настя и Степановна остались под настоящими именами.
Осипа встретили как родного, да и он проникся к нам искренней симпатией, особенно к Степановне. Будущий прототип Остапа Бендера обещал научить её уникальному рецепту приготовления фаршированной щуки.
Правда, как выяснилось, необходимые ингредиенты для этого блюда можно достать исключительно в Одессе, в Москве даже щука не та.
— Клянусь мамой, стоит только попробовать раз и вы до конца дней не забудете! Пальчики оближите! — заверил Осип.
Степановна глядела на него и кивала как китайский болванчик. Всё-таки товарищ Шор капитально умел дурить людям головы.
— Не делайте из еды культа! — шутливо произнёс я.
— Как ты сказал⁈ — нахмурился он.
— А что?
— Да так… Иногда мне кажется, будто мы с тобой знакомы сто лет. Откуда ты знаешь мои любимые фразочки?
Предыдущими были: «лёд тронулся, господа присяжные заседатели» и «командовать парадом буду я».
— Понятия не имею… Как-то сами собой вылетают, когда тебя вижу, — усмехнулся я.
— Ну-ну… — задумчиво буркнул Осип. — Может, ты и впрямь мой троюродный брательник?
— Почему нет⁈ — засмеялся я. — И это даже хорошо. Если ты сам готов поверить, что мы с тобой братья, значит, другим будет в это легче поверить.
Ещё через пару дней с необъявленным визитом прибыл Трепалов. Он привёз с собой кучу всевозможных гостинцев, включая конфеты, чем изрядно потрафил Насте и Степановне: обе мои дамы оказались большими сладкоежками.
— Есть новости? — с надеждой уставился я на Александра Максимовича.
— Да. Нейман быстро раскололся и поёт как птичка. Тем более для всех, включая своего непосредственного начальника Радека, он мёртв, и никто не придёт ему на помощь. Дело серьёзней, чем мы думали: вскрывается целая сеть и ведёт она очень высоко…
— Троцкий?
— Только косвенно, — вздохнул Трепалов. — Лев Давидович — человек капитального ума и чрезвычайной осторожности. Сумел так всё организовать, что к нему не тянется ни одной ниточки, хотя все понимают — именно он — тот паук, который сплёл всю эту сеть.
Я понимающе кивнул. В осторожности «Льву революции» было не отказать. И, если тот же Сталин гулял по Москве один и без охраны, у Троцкого всегда были телохранители.
— Поэтому Иосифу Виссарионовичу придётся ещё какое-то время «отдыхать в санатории». Хотя, слухи о его смерти по Москве уже поползли… Само собой, со слухами мы не боремся.
— При прошлой встрече вы сказали, что в Одессе мне нельзя будет никому доверять, кроме Шора…
— Так и есть, Жора.
— Григорий, — поправил его я.
— Так и есть, Григорий. Ситуация там крайне тяжёлая. Всё так переплелось, что порой невозможно понять, где заканчивается милиционер или чекист, и начинается бандит… И наоборот.
— А тамошний начальник угро?
— Барышев… Дмитрий Михайлович, конечно, мужик толковый и геройский, только после прежнего начальника угро Зайцева такие авгиевы конюшни достались — сто лет чистить! Ну, про Зайцева тебе Осип в красках расскажет, как он умеет.
— Это да, Осип уж как распишет, так распишет! — засмеялся я, помня знаменитое красноречие «братца». — А Барышев тоже не будет знать, кто я?
— Конечно. Так лучше для интересов дела. Чем меньше посвящённых, тем спокойнее для тебя и нас. Придёт время, и он узнает. А пока рано. И да, Григорий… ты в Одессе человек чужой, за тобой там никого не будет, поэтому на рожон не лезь и войну не объявляй.
— Даже если увижу полный беспредел?
Трепалов, успевший нахвататься от меня всяких разных сленговых словечек из будущего, кивнул.
— Даже тогда. Запомни: ты — не лекарство, ты губка, впитывающая в себя информацию. Чем больше ты соберёшь, тем будет легче потом, когда в Одессу приедут серьёзные люди с большими правами и властью.
До Одессы добирались на поезде, ехали несколько суток. Благодаря умению Степановны предусмотреть всё и вся, поездка выдалась сносной, однако всё равно к концу её мы порядком устали.
Наша одежда и тела пропитались характерными ароматами железной дороги. Хотелось принять горячую ванну, похлестаться веником в бане или, что более реально — нагреть воду в тазике и сполоснуться.
На вокзале нас встречал Осип. Он выехал в Одессу на неделю пораньше, чтобы всё подготовить к нашему приезду.
Город, несмотря на вавилонское столпотворение на вокзале, впечатления мегаполиса не производил. Собственно, по последней переписи этого, 1923-го года, в нём проживало меньше трёхсот тысяч жителей.
Когда моя нога ступила на перрон, мне показалось, что все эти триста тысяч человек зачем-то собрались здесь и сейчас. Яблоку было негде упасть.
Тем не менее, Осип сумел пробить дорогу сквозь толпу и встречал нас с довольной улыбкой, которая так ему шла.
Играть так играть. Мы по-родственному обнялись, он поцеловал Настю и Степановну в щёку.
— Как доехали?
— Нормально! — не стал вдаваться в подробности я, да собственно, они не особо-то и интересовали товарища Шора.
Он с лёгкостью подхватил сразу несколько чемоданов: в них было упаковано всё наше с Настей имущество, нажитое за короткую семейную жизнь.
— Со мной хоть поделись, а то надорвёшься! — усмехнулся я.
— Успеешь ещё потаскать, — отмахнулся «братишка». — Лучше присматривай за карманами. На вокзале такие спецы работают — чуть зевнул и остался без бумажника.
— А что — они разве не знают тебя?
— Меня-то знают, а тебя нет. Могут обчистить за милую душу.
Он сменил тему:
— Я для вашей встречи служебную пролётку выбил, так что покатимся с ветерком.
— А с квартирой что?
— Будете как кум с королём жить. Место — шикарное, практически в центре. Про улицу Канатную слышал, ну то есть сейчас она Свердлова.
— Только про Дерибасовскую.
Про Малую Арнаутскую упоминать не стал.
— Это Лассаля-то… И правильно, что слышал. Есть что посмотреть. Но красотами Одессы любоваться будешь потом. Сначала дела наши скорбные. Ну или весёлые — если под правильным углом посмотреть.
Служебный экипаж ждал нас на вокзальной площади. На козлах сидел стеснительного вида юноша, одетый довольно легкомысленно даже для относительно тёплой весенней погоды. Из верхней одежды на нём был только дырявый свитер с высоким горлом и красноармейское галифе.
Осип же был «прикинут» почти по пижонски: драповое пальто поверх костюмной двойки в полоску, на голове солидная кепка, на ногах не популярные деревянные стукалки, в коих щеголяла половина Одессы (само собой, не от хорошей жизни), а стильные штиблеты с цветными мысками.
Чувствовалось, что одеваться он умеет, любит и знает в моде толк. Правда, откуда берутся деньги на дорогие шмотки — и история и сам Осип умалчивают.
При виде нас юноша вскочил с места.
— Товарищ Шор…
— Всё в порядке, Миша! Сейчас загрузимся и поедем. Кстати, это мой братишка, про которого я тебе рассказывал.
— Григорий, — вытянул руку я.
— Миша… То есть Михаил, — смутился молодой человек.
— Ты, Гриша, не смотри, что Михаил у нас юн и безус. Несмотря на свои неполные осьмнадцать
