— Насколько я знаю, да, — ответил Пирс. — Они вроде как подруги. Луна ей нравится, она ее защищает и все такое…
— Защищает? От кого?
— Слушай, ты что, действительно кроме своих учебников ничего вокруг не видишь? — с досадой проговорил Пирс. — Лавгуд — странная девочка даже по меркам волшебного мира, в котором немного странности еще никому не вредило. И отец у нее с большим приветом… ты почитай журналы-то. Все эти морщерогие кизляки, вампиры-авроры, рогатые ползуны…
— Рогатые ползуны живут в Запретном лесу, — сказал я.
— Вот о том и речь, — Пирс кивнул головой. — Именно поэтому Полина на тебя так и взъелась. Она считает, что вы с ней два сапога пара, оба, прости за откровенность, маленько двинутые: Лавгуд — на своих придуманных животных, ты — на своих безумных картинах…
— Рогатые ползуны и правда существуют! — возмущенно воскликнул я. — Я их видел!
— Ладно, ладно, пусть существуют, — успокаивающим тоном сказал Пирс, как будто я был сумасшедшим, и со мной надо было во всем соглашаться. — Просто она хочет, чтобы вы… ну подружились что ли, не знаю. Встречаться — это, конечно, громко сказано, насильно мил не будешь, но просто общаться… хотя бы для того, чтобы ее никто не трогал.
— Ты так и не сказал, от кого она ее защищает? — напомнил я, решив проигнорировать тему насильственного расширения круга моих друзей.
— От всяких придурков, которым только дай повод, — сказал Пирс и хлопнул меня по плечу. — Ладно, Ди, не бери в голову. Полину иногда заносит, но она отходчивая. У нее все родственники такие. То орут друг на друга, как бешеные мандрагоры, палочками машут, шторы падают, посуда вдребезги, эльфы носятся, как угорелые, а потом смотришь — тишь да гладь, будто ничего между ними и не было, сидят, лошадей каких-нибудь обсуждают. Нравится им это что ли? Может, и правда нравится…
Я вполне мог себе представить, что подобный способ общения действительно является для кого-то привлекательным, но не хотел оценивать людей, которых ни разу не видел.
— Кто знает, — сказал я и махнул палочкой в сторону камина, чтобы посильнее разжечь огонь, уже почти не освещавший длинную гостиную, в которой кроме нас с Пирсом сидело лишь несколько учеников шестого и седьмого курсов. Упоминание об эльфах напомнило мне, что в это воскресенье надо бы навестить Добби и взять в библиотеке кое-какие книги… а завтра суббота, и я, наконец, задам Флитвику вопросы, возникшие после чтения блэковских книг. Да еще Снейп… — Слушай, а у них там много эльфов?
— Полно, — сказал Пирс, глядя на огонь. — Это же замок.
— Замок? Полина живет в замке?
— Я бы даже сказал, в крепости, — ответил Пирс. — Огромной и очень старой. Родовое гнездо, что называется. Там человек двадцать живет и кто-нибудь обязательно гостит, какие-нибудь знакомые или родственники. У нее их тьма. Так что эльфы там на каждом шагу, и свои, и чужие.
— Трудно, наверное, когда столько народу, за всеми не усмотришь, — заметил я, подумав, как сложно уберечь такое место от возможного вражеского проникновения. Пирс понял меня с ходу.
— На этой крепости заклинаний не меньше, чем на Хогвартсе. К ней просто так не подступишься. Да и потом, ее родственники очень сильны — во всех смыслах. Сам-Знаешь-Кому гораздо выгоднее дружить с ними, чем ссориться. Вопрос лишь в том, захотят ли дружить с ним они.
К концу сентября я уже двести раз пожалел, что просил у Снейпа продолжить наши занятия. Никогда бы не подумал, что все, казавшееся мне в прошлом году жестоким, было просто цветочками по сравнению с тем, чем мы занимались в этом. Теперь профессору было не нужно, чтобы я просто прятал воспоминания — от меня требовалось демонстрировать к ним определенное отношение и скрывать те детали, что могли бы ему противоречить.
— Возьмем, к примеру, экзамены третьего курса, — говорил Снейп с холодным сарказмом, — а именно вашу реакцию на поставленное мной "удовлетворительно". Безусловно, она была неадекватной, однако именно это поможет нам в работе с упражнением. Вы должны изменить свое отношение к этой оценке, заставить меня поверить, будто рады ей… ну или хотя бы довольны, что получили заслуженное. Все, что может навести меня на мысль об обратном, необходимо скрыть — к примеру, ваш визит в мой кабинет и детскую истерику, которую вы тут устроили.
Прятать воспоминания было значительно легче, чем менять к ним отношение. Это требовало едва ли не филигранного владения собственными эмоциями, чем, откровенно говоря, я не мог похвастаться. К тому же, Снейп постоянно провоцировал меня, и я начал подозревать, что он получает от этого удовольствие. "Мазерсы бьют посуду и орут друг на друга, а Снейп ловит свой кайф с того, что его ненавидят, — размышлял я на уроках Амбридж, которых теперь ждал едва ли не с нетерпением, поскольку на них можно было хотя бы немного отдохнуть. — Ненависть и любовь — сильные эмоции, а из этих двух Снейп вряд ли может рассчитывать на второе".
Фундамент для нового витка неприязни профессора я заложил уже на первом занятии. За лето отсутствия практики быстрота моих реакций заметно снизилась, а потому на первом уроке Снейп основательно похозяйничал у меня голове. Я не успевал ставить блоки и пропускал те его приемы, которые в прошлом году уже научился отражать. Хорошо еще, что моя жизнь в доме Блэка на Гриммо его не заинтересовала, и эту часть он смотреть не стал.
— Я кое-чего не понял, Ди, — сказал он мне потом, когда мы отдыхали, сидя у его рабочего стола. — Зачем вы хотели вернуться к Темному Лорду?
— Как вы об этом узнали? — устало удивился я, не представляя, как можно было докопаться до мыслей, которые даже тогда, у почты, были слишком сумбурными и неотчетливыми.
— Мысли подобны ароматам, — произнес Снейп. — Достаточно мельчайшей доли рассеянного в воздухе вещества, чтобы профессионал почуял запах и определил его. Когда-то вы думали об этом, и я почуял ваши мысли. Видеть сцены, эпизоды, фрагменты воспоминаний — это, по сути, довольно грубо. Ароматы мыслей, живущих глубоко в подсознании — вот что представляет для легилимента истинную ценность. Если он умеет ощущать их, никакие визуальные подкрепления ему не нужны. Человек будет у него как на ладони. Легилимент узнает его лучше, чем даже он сам, поскольку большинству людей недоступно содержимое их подсознания. — Снейп помолчал, а потом посмотрел на меня:
— Ну и? Решили довести разговор до конца? Узнать что-нибудь? Что-нибудь попросить?
Сперва я не понял, о чем он говорит, а когда понял, то задумался, как бы ответить с минимальным риском для собственного психического здоровья.
