-- Пока можно не волноваться, -- ответил я.
-- Ну и отлично. Да мы и снаряжать смогём, снасти имеются.
Дверь снова хлопнула, и на этот раз в помещение зашёл профессор. Я сразу позавидовал его простой белой хлопковой рубашке, самая годная нынче одежда. Утирая пот со лба платком, мужчина привалился к углу, глубоко выдохнул.
-- Ну и жара... Прошу прощения, коллеги, сразу не смог, давление, знаете ли, скакнуло, отлёживался в каюте. Теперь же к вашим услугам! Ни о чём пока не спрашиваю, просто жду распоряжений.
-- Да вы водички-то попейте, попейте! -- участливо предложил Самарин. -- Какие распоряжения... Стреляем вот по зверушкам, оружие ревизируем. У вас, часом, револьвера завалящего не припасено?
Владимир Константинович через силу улыбнулся, виновато разводя руками.
-- Как-то не обзавёлся... Мариночка пока лежит, в себя приходит. Такой стресс.
Какое-то время все молчали.
Рядом в облаках бабахнуло, полыхнуло, и снова бабахнуло.
Ого! За боями и думами мы прозевали приближение грозового фронта. Оторопело глядя, как быстро за окнами меняется цвет небес, мы всё так же молча сидели и ждали. И тут внезапно начался такой ливень, что было уже не до размышлений и наблюдений. Наглядное пособие к тропическому понятию rainforest, -- полило, как из ведра!
-- Боцман! Пустые бочки под дождь! Всему личному составу, включая пассажиров, собирать дождевую воду!
Вода падала с неба стеной, ничему живому в джунглях не укрыться от неё. Зато стало гораздо прохладней, освежающий ветерок ласкал кожу. Я быстро скинул одежду и вышел под прохладные струи, смывая липкий пот. Через минуту ко мне присоединились остальные мужики.
Дрынь! Тут звякнуло в самой рубке. Самарин, одной рукой поправляя синие трусы в облипочку, другой схватил со стены чёрную телефонную трубку, старую, из формальдегидной пластмассы.
-- Что? Нина? Да я вижу что дождь! Какая ещё ангина? Ах, ангина... Нинок, ты давай не командуй там особо! Да ладно, ладно, я всё понял, сейчас распоряжусь. А уж на палубе ты следи. Простынут, не простынут... Всё, отбой!
Тут же схватил микрофон.
-- Боцман, обеспечить наблюдателей плащ-палатками!
-- Может, вообще их отозвать? -- осторожно предложил я.
Шеф вздохнул, поиграв морщинами, глянул на нас, вздохнул опять и сказал в коробочку цвета слоновой кости:
-- Отставить плащ-палатки! Наблюдателей снять, отправить на сбор воды!
Нравится мне, когда человек быстро и качественно умеет признавать и исправлять свои ошибки. Редкое свойство, между прочим.
"Темза" стояла посреди невеликой реки в мерцающей пелене падающего водяного потока, поливаемая тугими струями со всех сторон, и казалось, что этот катаклизм никогда не кончится.
-- Raining cats and dogs, -- прокричал профессор. -- Так, по-моему в Америке говорят про такие дожди.
По крыше рубке молотило так, что приходилось говорить громче.
-- Ещё оружие имеется? -- вспомнил я об очередном главном.
-- "Браконьерка" у Зарембы в машине прихована, обычная ижевская вертикалка, -- непринуждённо признался старикан. -- И мелкан-биатлонка. Балуется иногда поперёк закона, что тут поделать, Сибирь-матушка, традиция.
-- Святое дело, -- повторил я. -- И сам порой нарушаю. Знаете что... Валить отсюда надо. Действительно плохое место.
Неинформативное, если точнее. Мы практически ничего не видим, оттого ничего и не понимаем. Мало данных. Раз есть горы, значит, имеются и долины, поляны, скальные выходы и вообще все положенные элементы ландшафта. Не может тут быть сплошного зелёного ковра, не бывает так вблизи гор.
-- Действительно, пора. Тем более, что весь подходящий трофей уже выбили, -- поддакнул дед. -- Так и сделаем, хватит стоять колом. Пусть дождик отыграет, он недолог будет, судя по всему.
Мне тоже так показалось, слишком уж черна туча, слишком мощна. Телефон зазвенел опять, и на этот раз я довольно долго не мог понять, с кем говорит капитан -- тот просто молчал и слушал, изредка поддакивая. Но потом он спросил:
-- Девчата до тебя дошли?
С коком разговаривает, с той самой решительной восточной женщиной.
-- Надо было, вот и стреляли! Тебя тут ещё не хватает, Альфия, перестань... Ага, давай, -- капитан кинул трубу на зацеп-рычаг и добавил, -- У нее, кстати, там тесаков здоровенных много, если что. Всё оружие.
С оружием вроде бы разобрались: пять стволов, из которых четыре серьёзных, -- хорошо по Сибири плавать! Мелкашка, впрочем, иногда оказывается страшней и полезней многих других стволов.
-- Больше ничего нет?
-- Ракетница в шкафчике, -- ответил дед.
И то плюс.
-- А пушку-то заряжать будем?
-- Ну что вы, Герман Константинович, честное слово, -- от расстройства и искреннего разочарования дед опять перешёл на отчества. -- Вспомнили! Какие пушки, разве у нас сейчас есть время для...
Тут он выдохнул и долго не смог вздохнуть, глядя на нас округлившимися глазами.
-- Точно... -- похоже, это словечко у Самарина в ходу.
-- Вы о чём говорите, господа, не о кормовом ли орудии? -- вмешался профессор, в голосе которого стремительно проявлялись восторженные нотки. -- Неужели есть, чем зарядить?! Я с вами! Как бывший, так сказать, профессионал!
-- Где служили? -- деловито поинтересовался дед.
-- Противотанкистом по молодости. Не совсем то, конечно, но кровь всё помнит, зов погон и лычек! Готов быть канониром, не хочу быть лишним в бою!
С ума сойти, профессор-артиллерист. Косую шляпу и кожаный сюртук ему! Нормальное дело, мужской коллектив постепенно формируется.
-- Так, значится, зовём боцмана, пусть подежурит. Я ему отдаю свою "мурочку", он парень шустрый и меткий, пользы больше будет.
Я тоже задумался
-- Из ружья вы как, Владимир Константинович? Охотитесь там в Новосибирске?
-- Лучше просто Владимир, Володя, с вашего позволения... Доводилось, конечно! Правда, последний раз года три назад выезжал. Но все помню.
Опять хорошо.
-- "Бенелли" я потом повешу в рубке, как штатное оружие. Как я понимаю, мне придётся учиться шкиперить, правильно, капитан? Если что, мы сразу к нему, и в строй.
Тот кивнул.
-- Профессору бы надо биатлонку дать, пусть осваивает.
-- Распоряжусь.
-- Сам заберу "Зауэр", чувствую, будет тут для него работа. Ракетницу отдаём самому толковому матросу. Вот такие у меня предложения по распределению средств поражения. Механик -- браконьер, с ним всё ясно. А кочегар?
-- Баптист, -- безнадёжно сказал капитан.
Проклятье! Мы с профессором переглянулись. Вот и перестали шириться мужские ряды.
