В обед его накормили прямо на кухне, повар, зная, что он ожидает вызова от барина, не посмел погнать его в людскую, и наложил целую тарелку жареного мяса, с каким-то острым соусом.
— Однако, — с неожиданным для самого себя юмором подумал Николка, — чувствую, что от голода я здесь не умру.
— Эй, парень, — крикнул ему повар из-за плиты, — кофий будешь пить, али тебе взвару дать?
Разумно решив, что взвар он пил бессчетно, Николка попросил кофия, и долго потом плевался, попробовав черную горькую жидкость.
За окном темнело, когда, наконец, Николку позвали к Вершинину.
Тот распаренный красный, сидел за столом в халате и шлепанцах, на голове у него была сеточка для волос, а сверху еще ночной колпак. Он, фыркая, шумно пил чай из блюдечка, брал из стоявшей на столе миски кусочки нераспечатанных пчелиных сот и медленно жевал их. Большой самовар тихо шумел на столе. Фекла сидела рядом с ним, с мокрыми волосами, завязанными в тяжелый узел, каплями пота на лице и тоже в халате, Вершинин левой рукой гладил ее по ноге, открыв ее почти полностью. Когда Николка вошел, она дернулось, было прикрыться, но рука помещика осталась на месте, мешая это сделать. Фекла замерла, покрывшись легкой краской смущения.
Николка стоял у двери, а Илья Игнатьевич с интересом его разглядывал.
— Фекла, а ты заметила, что парень то красавец, кровь с молоком, я сразу и не приметил, не до этого было. То-то дочка его учить вздумала, — усмехнулся он.
— Ну, что Николай Егорович Лазарев хочешь, чтобы тебя так в деревне называли? — обратился к нему Вершинин.
Николка благоразумно молчал, чтобы случайно не сказать чего лишнего, но взгляд его был прикован к молочно белой ножке Феклы,
— Да, вижу, вижу, чего хочешь, — усмехаясь, сказал помещик, — только это не про тебя.
Что-нибудь другое говори, вот скажи, чего бы ты хотел в жизни своей добиться?
— Не знаю, Илья Игнатьевич, — осторожно отвечал Николка, — вот, может, новый дом срубить, для себя и бабушки, да лошадь прикупить.
— Да уж даже для деревенщины, который за час французский алфавит выучил, скромные желания у тебя, — заметил Вершинин и спросил:
— А как у тебя со счетом?
— Умею четыре действия делать, и таблицу умножения на днях выучил, — ответил Николка.
Вершинин издал удивленный возглас, и удовлетворенно улыбнулся.
— Послушай, Николка, ты ведь поумнел совсем недавно, сам то, как думаешь, что с тобой случилась? — заинтересованно спросил он.
— Не знаю ваша милость, уже говорил не один раз, что все само собой произошло, просто проснулся одним днем, и все ясно и понятно стало.
— Ну, что же одним так одним, — согласился Вершинин, — интересно мне, что из тебя получиться может, так, что с завтрашнего дня начнешь учиться, посмотрим, может помощник Карлу Францевичу будет. Ну, а не получится, поедешь вновь в Чугуево, коров пасти. И смотри, без шалостей, а то быстро розги на конюшне отведаешь.
На этом разговор закончился и Николка был отпущен к себе.
Во флигеле сегодня было шумно. Горело несколько свечей, за столом сидели здоровые плотные мужики, — охрана Вершинина.
Увидев его, они завопили:
— Ого, вот это дурачок, да тебя хлопец впору к нам в охрану брать. Такие люди нам нужны.
Николка стоял, не зная, что сказать. Но тут видимо старший, черноволосый, мужик, похожий на цыгана, с хищным лицом, в котором было что-то ястребиное, похлопал по лавке.
— Садись паренек, вот тут опчество интересуется, как это у тебя получилось поумнеть. Может, расскажешь чего. А то мы тута в догадках все извелись.
Юноша послушно сел на лавку, и все взгляды устремились к нему.
— Да не знаю я, — сказал он, — уже, сколько меня спрашивали, за три месяца надоело отвечать. Всем одно и тоже говорю, в одно утро проснулся и все ясно и понятно, а прошлая жизнь, как картинки мелькают, да и не помню больше ничего.
— Слушай, седни Аленка заполошная бегала, кричала, что барышня решила тебя хранцузскому языку учить, а ты его в миг вмиг превзошел, точно ли это, не врет девка?
— Да, ничего я не превзошел, — покраснев, сказал Николка, — ну выучил буквы, да несколько слов вот и все.
— Ой, паря, что-то ты темнишь, кривды какие-то сочиняешь. Скажешь, что и к барину тебя нынче не звали? — сказал один из мужиков, — а говорят, что ты ему уже книгу на французском языке, всю, как есть прочитал. А он сегодня от любопытства даже в бане не задержался.
Тут все сдержанно засмеялись, с явным оттенком зависти. Конечно, любой из них тоже с удовольствием задержался бы в бане с красавицей Феклой.
Когда же народ услышал, что барин освободил Николку от обязанностей посыльного, и это дело остается за Лешкой, за столом наступило озадаченное молчание.
— Чем же ты барина взял, а, Николка? — раздался вопрос одного из сидевших там.
— Не, знаю, — ответил парень — Илья Игнатьевич сказали, что я должен буду учиться, всему, что он скажет, а потом он уже решит, куда меня поставить.
— Да паря, — задумчиво протянул мужик первым пригласивший его за стол, — интересные дела у нас творятся, ты случаем глаза отводить не могешь? Может, ты барину голову задурил?
— А ты у него сам спроси, — ответил Николка, которому надоели подколки охраны.
— Робя, вы гляньте, — возмутился старшой, — у самого на губах молоко не обсохло, а уже грубит, нарывается.
И, хотел дать подзатыльник несостоявшемуся казачку.
Каким-то десятым чувством Николка отклонился в сторону и, неожиданно, для самого себя схватил пролетевшую рядом с левым ухом руку и припечатал нападавшего лицом в стол.
Тот попытался дернуться, но Николка держал крепко, и он застучал свободной рукой по столу, и что-то невнятно бубнил в столешницу. Окружающие вначале, оторопев, молча смотрели на случившееся, потом за столом начали раздаваться смешки, перешедшие в хохот.
— Эй, Ефим, — кричали мужики, — как это тебя дитенок вчерашний побил.
Николка отпустил припертого к столу старшого и тот сел, нянча свои руку, на которой были видны следы пальцев Николки.
— Ну, ты и здоров, — выдохнул Ефим, — я уж думал мне сейчас руку сломаешь, ты парень силы, что ли своей не знаешь, поосторожней надо. Из-за подзатыльника так разбушевался.
Но Николка, несмотря на то, что Ефим делал вид, что ничего особого не случилось, ясно понимал, что приобрел в имении первого врага.
После этого события разговор сам собой потихоньку прекратился. Ефим сидел злой и только зыркал на всех исподлобья. Поэтому все напряжены и быстро улеглись спать.
А утром Николка уже забыл о вчерашней неприятности. Ведь его сегодня ждала настоящая учеба. Впервые он понял ее притягательность, еще когда постигал таинство чтения с отцом Василием, когда непонятные и странные закорючки и палочки, вдруг начали складываться в слова и предложения. Это было так увлекательно, что Николка сидел бы день и ночь за книгами, но надо было работать. И вот сейчас по капризу барина он сможет учиться! Когда он шел в барский особняк, его переполняло удивительная смесь восторга и страха, и он не понимал, чего испытывал больше.
