В ответ Израиль нанёс ядерный удар и полностью уничтожил инфраструктуру Ирана, что послужило катализатором для объединения мусульман в борьбе с неверными.
— Редко разговариваю. Но у них всё в порядке. Воюют.
И в Союзном государстве, и в Израиле существовала жёсткая цензура на разговоры через спутниковую связь.
— Виталий Сергеевич! — приступил начмед к теме, с которой явился.
Они с генералом с первого дня перешли на обращение по имени и отчеству. Начмед начинал с полевого госпиталя в период польской войны, и с тех пор помотался по Дальнему Востоку, пока не получил назначение в «тихий округ» перед уходом в отставку. Он никак не производил впечатления военного, хотя носил форму. Хотелось называть его: «Доктор», а не «Товарищ полковник».
— Вам нужно пройти полное медицинское обследование в хорошем госпитале.
Генерал промолчал, поэтому начмед продолжил.
— Я думаю, что лучшим местом был бы Киев. В Москву привозят тяжелораненых со всех фронтов, а в Киеве поспокойнее.
Свирский прочистил горло.
— И что же вы у меня нашли?
— Ничего. Только подозрения. У нас нет необходимого оборудования, чтобы ставить диагнозы подобного рода, а тем более проводить курс лечения.
У генерала неприятно защемило сердце.
— Михаил Ильич! Мы с вами оба военные люди. Поэтому скажите мне напрямую! Что у меня?
— Виталий Сергеевич! Мне сразу не понравился ваш анализ крови, когда вы прибыли три месяца назад. Я даже удивился, что вас выписали из госпиталя. Но подумал, что в Москве виднее.
— Но я пролежал почти полгода.
— Наверное, они поспешили. Вам полагался ещё один курс процедур.
— Михаил Ильич! В Москве каждая больничная койка на учёте. Там всегда спешат. Давайте говорить о наших делах.
— Хорошо. Ваш вчерашний анализ ещё хуже. Даже больше. Он угрожающий. Три месяца назад я подумал, что всё обойдётся, что это — временное состояние, но оказалось, что не так.
— Скажите! Что вы подозреваете?
Собеседник прямо смотрел генералу в глаза.
— Я подозреваю лейкемию.
Потом поспешно добавил:
— Но, конечно, нужны дополнительные анализы.
Генерал сидел прямо, глядя перед собой. Мыслей не было. Была пустота.
— Доктор! Сколько я протяну?
Он даже не заметил, что обратился не по уставу.
— Я не специалист по данной болезни. Больше по ранениям тела. Но из того, что я знаю, всё зависит от индивидуальности каждого организма. Есть курсы лечения. В отдельных случаях делается операция.
— Операция? — повторил за ним генерал. — В госпиталях такое творится с ранеными на фронте, что у них руки не дойдут до меня.
Он не узнавал своего голоса.
— Вы знаете, что я врач. И как врач, я настаиваю, чтобы вы прошли обследование в госпитале в Киеве. В конце концов, я могу ошибаться.
— Доктор! Я хотел бы побыть один.
— Да, да. Конечно.
И он совсем не по-военному стал собирать свои бумаги и направился к двери.
Когда он уже выходил, очередная тёмная волна окутала на мгновение мозг. Свирский откинулся и вытер лоб.
Потом он долго стоял у окна и смотрел, не видя ничего снаружи. Даже не слышал, как дождь барабанил по стеклу. Стоял без света. Старая военная привычка никогда не подходить к освещённому окну. На столе звонил телефон.
«Кажется, отвоевался, — думал он. — Не много мирной жизни отпустила мне судьба».
Он знал эту болезнь, и через что проходят больные ей люди.
«Хотелось бы, чтобы врач ошибался. Ну, что же. Я много повоевал с врагами, теперь пора повоевать за свою собственную жизнь».
А потом ему в голову пришла мысль о том, что его всё равно рано или поздно снимут, и будет лучше, если он сам уйдёт по состоянию здоровья. Это будет достойным завершением военной карьеры. Столько ранений!
«А как же Оксана? А ведь она уже знает. Знала ещё до меня».
В штабах нет секретов. И если что-то знает лаборантка, то об этом знает и весь госпиталь. И восстановительный центр при нём тоже.
Генерал отошёл от окна и включил свет.
«Теперь поборемся! И за жизнь, и за Оксану».
Синоптики из Москвы угадали с погодой. Действительно, как они и предсказывали, непогода пошла на убыль, и с утра лишь иногда срывался мелкий дождь. А в ближайшие дни вообще должно потеплеть.
Давно в штабах поговаривали, что учёные Союзного государства научились воздействовать на погоду. Только этим можно было объяснить не прекращающуюся засуху в арабских странах в последние годы и регулярные циклоны над Китаем, которые смывали все посевы. Поставки дешёвого продовольствия из Северной Америки давно прекратился. Там шла своя война. Поэтому по всей Азии счёт погибших от голода шёл на миллионы, и ситуация ухудшалась с каждым годом. Если это было действительно так, то сама погода превратилась в оружие массового поражения, которое использовалось, чтобы победить в войне. Но никто точно не знал, так как, очевидно, это было большим секретом.
Полночи они с Оксаной обсуждали, что нужно делать, и решили, что следует согласиться с начмедом и ехать в Киев. Она категорически отказалась остаться в городе и настояла, что поедет с ним. Никакие аргументы не подействовали. Даже то, что она потеряет работу и паёк. Деньги ничего не стоили. Или почти ничего. Основное — паёк. Продукты были дороже денег. Свирский прикинул, сколько у него осталось денег, и на какое время их можно растянуть, покупая продукты на рынке, чтобы Оксана пожила в Киеве. На несколько месяцев, конечно, хватит. А что потом?
— Даю честное слово, что напишу рапорт, — в третий раз пообещал он с утра перед отъездом.
— Я позвоню в 10 часов и проверю, — пригрозила она.
Свирский притянул её к себе и поцеловал. Так, прижавшись друг к другу, они простояли пару минут прежде, чем выйти во двор. Пора было уезжать. Ему — в штаб, ей — в реабилитационный центр.
Они вдвоём с Оксаной сели на заднее сиденье машины и медленно выехали. За ними пристроилась автомашина с двумя дополнительными охранниками, которых прислал комендант для охраны территории ночью и сопровождения днём.
«Нужно снять их с дежурства, — вспомнил генерал. — В городе и так почти каждый день стреляют. Каждый боец на счету. А банду уже ликвидировали».
Ехали медленно. Дороги не ремонтировались годами и были в ужасном состоянии. Из-за проблем со спиной в гараже выбрали не бронированную, а обычную автомашину с самой мягкой подвеской, и шофёр лавировал на ней между выбоинами в асфальте, стараясь не причинять боль командующему.
Старая военная закалка сработала и на этот раз. Свирский успел свалить и прижать Оксану к сидению машины ещё до того, как он начал стрелять. Тот человек в широкой, чёрной куртке, который выхватил короткоствольный автомат.
