словно хотел то ли поцеловать, то ли клюнуть.
– Шеф, – сказал он быстрым шёпотом, – можно на минутку? Важно.
– Заходи, – ответил я, – но на минутку.
Через пару минут он проскользнул ужом в кабинет, но за ним Лысенко и Невдалый, все трое встревоженные, Невдалый на ходу чешется, как бабуин, это так нервничает, частая реакция тонкошкурых.
Я кивнул на кресла по ту сторону стола.
– Садитесь, рассказывайте.
Грандэ выставил перед собой ладони с растопыренными пальцами.
– Не стоит, мы быстро. Шеф, фирма «Нью-Империал» привлекла почти миллиард инвестиций на создание самого мощного компьютера в мире!
– Миллиард? – переспросил я. – Круто.
Он помотал головой.
– Они, как и мы, применили сращивание мощностей обычного суперкомпьютера и квантового. Способ у них проще, но всё равно мощь возрастёт в два-три раза, а это новый мировой рекорд. Страшно и подумать о его возможностях. Как вы знаете, они тоже начали заниматься баймами!
Я откинулся на спинку кресла, словно получил кулаком в лоб, помолчал чуть.
– Ты о странной идее насчёт добавочных кубитов? А чего сам автор молчит?
Невдалый кашлянул и сделал царственный шажок вперёд.
– Шеф, – сказал он гулко, слова прозвучали весомо, а взгляд стал тяжёлым и непреклонным, как у тираннозавра. – Либо грудь в кустах, либо голова в кустах. Щэ не вмэрла ни слава, ни воля… Чем рискуем?.. Всего лишь деньгами!
– Чужими, – вставил Лысенко. – Ну, подумаешь, зарежут в тёмном переулке…
Я огрызнулся:
– За такие деньги зарежут и в охраняемом особняке. А почему-то так не хочется быть зарезанным!.. Я ж не Цезарь или Митридат, мне героика зачем?
– А то ещё и удавят своими же кишками, – уточнил он. – как гайдамаки в Гражданскую. Романтика!.. Так что я подписываюсь и рекомендую. Правда, такого компа никто ещё не делал… Вернее, программ не юзал.
– С доброго коня не стыдно и упасть, – вставил Невдалый задумчиво. – Но соломку тут не подстелить.
– Такое даже не анонсировано, – сказал Грандэ. – Но сейчас, вообще-то, многое… да что там многое, уже почти везде такое крутое прёт в быт простого и всё больше дуреющего человека, что даже не знаю, куда нас несёт ураганом прогресса.
Я буркнул недовольно:
– К краю, это же видно. Уже слышен рёв водопада.
Грандэ хмыкнул:
– Какого?
– Увидим, когда будем падать, – сообщил я. – Если успеем. Падать будем быстро, у нас мозгов мало, но жопы тяжёлые.
Он отмахнулся.
– Это ещё когда, а что сейчас? Рискнём?
– Какой шанс? – спросил я.
Он оглянулся на Невдалого, тот сообщил степенно:
– Удалось повысить с тридцати до пятидесяти! И упорно карабкаемся выше. Возможности как бы есть, хотя задница всё тяжелее.
– Труд сделал из обезьяны человека, – обронил Лысенко многозначительно, – а из человека сделает вообще красивую ахалтекинскую лошадь брабантской породы. А если ещё и кританёт, получится сингуляр!
– Шанс крита? – спросил я.
– Дефолтный, – ответил Невдалый деловито, – плавающе-скачущий. Как в любом рэндоме. От нуля до бесконечности, что возле нуля тоже, но с другой стороны и с обратно-векторным знаком.
Я покачал головой.
– Риск зашкаливает. При неудаче потеряем всё, а это больше, чем ничего. Работайте дальше. А те Нью-Васюки только начали, им ещё догонять нас и догонять.
Ушли недовольные и разочарованные, я глубоко вздохнул, когда закрыли за собой дверь, зло сжал челюсти. Хочется же рискнуть, но я не должен, многое чего не должен, шеф обязан блюсти, потому что шеф, но шеф тоже человек, к тому же старый, а это значит, что скоро перестанет быть, и потому ему всё чаще по фигу, что будет потом и дальше.
Старый – значит, мудрый. Необязательно умный, мудрость – это другое, как говорят либералы. Мудрость – это когда мысли о смерти перестают посещать, хотя в молодости повергали в ужас. Беспомощный бунт против неизбежной смерти начал гаснуть где-то с середины жизни, а сейчас так и вовсе угас.
Мудрость – это когда пришло смирение, дескать, всё умирает, даже звёзды, что живут миллиарды лет. Биологическая жизнь вообще скоротечная, человек ещё долгожитель, дольше его живут немногие, можно по пальцам одной руки пересчитать, успевает вырастить детей, внуков, а теперь уже и правнуками обзаводится до того, как закончит путь.
Да и, наверное, так надо. Во всяком случае, сейчас это правильно. Стань мы бессмертными в каменном веке, так бы в нём и остались. Виду нужна быстрая смена поколений, чтобы сбрасывать старую кожу, в новой делать очередной рывок, что вот вывел на вершину хайтека и поселил у нас в подвале «Алкому».
Хотя, конечно, пусть уже не испытываю ужас при мысли о смерти, как было в юности, когда впервые прочувствовал, что и я, оказывается, умру, но и сейчас остаётся отголосок в виде лёгкой печали, что скоро всё кончится, для меня исчезнет всё-всё-всё.
Я тряхнул головой, что это снова начинаю расклеиваться, вылез из-за стола и потащился в коридор.
В курилке, где сигареты и вейпы под запретом, как и вообще в фирме, Лысенко и Минчин приседают, широко расставив руки и оттопырив зад.
Блондинка эротично растягивает спину, упёршись в стену, а Невдалый стоит перед ними в позе Цицерона, только тоги недостаёт, вещает с апломбом:
– Как бы наши политики ни изворачивались, победа диктатуры неизбежна. Даже деревенской козе ясно, хотя демократам хоть кол на голове теши, хоть приседать заставляй.
– А тебе присесть пузо мешает? – пропыхтел Грандэ.
Невдалый даже не повёл в его сторону взглядом, провозгласил:
– Сейчас человечество ещё в подростковом возрасте, можно побуянить, но скоро-скоро!
Лысенко ухитрился присесть на одной ноге, вторую вытянув параллельно полу, прохрипел с натугой:
– Может, пора, хоть и не хочется. Всё-таки неандерталец – это что-то, посмотрите на шефа!.. Правда, кроманьона в нём ого-го, но когда неандерталец просыпается, беги и прячься!..
– Ещё как, – подтвердил Грандэ. – Шеф у нас…
– Да пошёл я уже, – буркнул я, – пошёл, не изощряйтесь.
Сегодня Грандэ привёл молодого парня, чистенько одетого, хотя и не по моде, аккуратно подстриженного, сейчас даже старпёры стараются выглядеть небритыми и лохматыми, чтобы походить на яростных и неспокойных, презревших грошовый уют.
– Рекомендую, – сказал он с некоторым сомнением в голосе. – Программы пишет с лёта. Работал с системами «Питон» и «Си Шарп», хорошо знает ассемблер. Задачки щёлкает быстрее, чем уссурийский бурундук краденые у белок орехи.
– Почему ушёл? – спросил я.
– Общие условия меня устроят, – ответил он, глядя мне в глаза.
Я напомнил:
– Я не это спросил!
– Вы спросили, почему ушёл, – пояснил он терпеливо, – я ответил бы, что там уже рутина, вы сказали бы, что у вас ещё непонятно, как повернётся, я ответил бы, что готов рискнуть. Вот сразу и дал окончательный ответ.
Я в сомнении покачал головой.
– Верно. Я так бы сказал…
Он пояснил с ноткой некоторого превосходства:
– Люди очень простые существа, программы у них примитивные. Всегда можно предусмотреть их простейшие реакции и действовать с их учётом. Я могу на два-три хода, но вот если бы мощности побольше…
Я прервал:
– Принят!.. Герберт Уэллсович, зачислите в отдел Невдалого.
Грандэ с почти доброй улыбкой сообщил парню:
– Я же говорил, наш шеф даже муху на лету, как шершень пчелу!..
Тот покровительственно улыбнулся.
– Вижу, у вас работать будет интересно.
Когда вышли, я снова поднял взгляд на экран, где в ускоренном виде сменяются новости мира. На планете бушуют восемь войн, их благозвучно называют то ограниченными операциями, то гуманитарными акциями по принуждению
