родственниц исчерпает себя, чтобы закончить диалог.
Однако лидина мать и сестра так не считали и заводились всё больше и больше. Наконец, Лариска, видя, что я не боюсь её и не реагирую, подскочила ко мне и размахнулась в попытке уцепиться мне в волосы. Но не зря я в прошлой жизни целых два года ходила на айкидо, может, драться я так и не научилась, но как уворачиваться – это вбивали в нас намертво. Поэтому я плавно перетекла в сторону, а Лариска, потеряв опору, со всей дури пролетела мимо и с размаху врезалась в калитку. Жалобно скрипнули петли, и деревянная конструкция вместе с Лариской влетела во двор. Послышался стук от падения и вопль Лариски:
– А-а-а-а-а! Убили! А-а-а-а-а!
Шурка охнула и вбежала во двор, откуда донеслись её причитания и рыдания лидочкиной сестры.
Мда, внятного диалога с этими женщинами не получилось.
Ну что же, я, по крайней мере, попыталась. Совесть моя чиста.
Я заглянула во двор – Лариска сидела верхом на калитке и рыдала, размазывая слёзы по щекам. Рядом с ней стола Шурка и что-то ей выговаривала. Убедившись, что все живы, я вытащила из автомобиля сумки с подарками, аккуратно поставила их у калитки, села обратно в машину и поехала домой.
Жаль, что с лидочкиным отцом не попрощалась, но так даже лучше.
В общем, страница с родственниками Лидочки из деревни Красный Маяк была перевёрнута.
Надеюсь, навсегда.
А на работе, прямо с утра состоялся «глобальный» разговор с Зоей. Она как раз тоже вернулась из отгулов и жаждала поделиться результатами:
– И вот я подумала – не хочу я быть замужем! – взахлёб рассказывала Зоя, как не в себя поглощая ватрушки с творогом, которые заботливо сунула мне Римма Марковна (совесть её, видимо, за интриги в Малинках замучила). – Не хочу жить с человеком, от которого меня отворачивает. Даже если он пить перестанет, то все чувства давно прошли, выплаканы по ночам в подушку под его пьяный храп.
– А дети? – задала вопрос я и тут же пожалела об этом.
– Я долго думала, понимаешь? – завелась Зоя. – Он же детьми меня по рукам-ногам связал. Знает, что пока дети с ним, я никуда не денусь. В общем, я проревела все эти дни, Лидочка, и, наверное, выплакала всё, что было.
– И что?
– Я решила так, – вздохнула Зоя. – Пусть дети остаются с ним, если суд встанет на его сторону. Это же и его дети. Он отец и имеет точно такое же право на них, как и я.
– Ты в своем уме? – если честно, я ожидала всего, но не такого.
– Да, в своем, – невесело усмехнулась Зоя. – Я не хочу и не буду бороться и воевать с ним. Потому что я не хочу делать детей заложниками ситуации. Они не виноваты. Если он оставит их у себя – значит, я буду платить алименты. Как положено платить, покупать одежду.
– Но как ты жить без детей сможешь?
– Да они так каждый день ко мне по сто раз бегают. Я же их всегда и покормлю, и вкусненьким побалую, и все горести-радости послушаю. А он же как дундук – только «гыр-гыр» на них. Они подрастут и сами ко мне вернутся. А не вернутся – значит плохая я мать.
– А как же ты сможешь пережить все это?
– Ох, даже не знаю, Лида, – вздохнула Зоя. – Не знаю я. Но я вижу один только выход – я посмотрела на тебя и решила тоже поступать в институт. Буду учиться, и времени на тоску у меня не будет.
– Но вступительные экзамены уже прошли, – неуверенно сказала я. – Учеба уже почти месяц идет.
– Да, прошли, – кивнула Зоя, – но я узнавала – в нашем филиале нархоза недобор получился. А у меня высшего образования нет. А так, поступлю, закончу. Получу диплом. Глядишь – жизнь и изменится. Ты же мне с целевым поможешь? Поговоришь с Иваном Аркадьевичем?
– Я-то поговорю, но Зоя, ты же сейчас на эмоциях всё решаешь. Смотри, чтобы потом не пожалела…
– Зато не буду ни ему, ни детям, ни подругам мозги нытьем и рыдания замучивать.
– Ох, и отважная ты, Зоя. Я бы так не смогла, – задумалась я.
– Жизнь такая, Лида. – на глазах у Зои появились слёзы. Она смахнула их тыльной стороной ладони и упрямо продолжила, – И знаешь, что я скажу. Я ведь за тот свой проступок ни капельки не жалею. Было у нас счастья всего-то десять дней. И ни один из этих десяти дней я не забуду. Никогда! Ради этого стоило жизнь свою перековеркать. Да, я виновата перед мужем и детьми, но, если бы время отмотать назад и дать мне возможность сделать выбор, я бы, не колеблясь выбрала бы опять пережить всё это.
Мы ещё немного поговорили, и Зоя ушла.
А я осталась одна и задумалась. А как бы я поступила в этой ситуации? Тоже бросила бы детей? Не мне судить, ведь по сути я своих детей бросила, переместившись сюда и не делая попыток вернуться обратно, отгоняя мысли о детях, о моей той семье прочь.
Не знаю. Всё так сложно.
Я вытерла слёзы и грустно улыбнулась, глядя в окно, где солнце светило в не по-осеннему ярко-синем небе. Кажется, сейчас я, как никогда, была готова к новому этапу моей жизни, горела жаждой что-то изменить.
Я сидела на подоконнике своего кабинета (шел ливень и увидеть меня в окно с улицы за ледяной стеной воды никто не мог), грызла огромное красное яблоко и размышляла. Я уже полтора года здесь, в этом мире, а занимаюсь всё какой-то ерундой – то ремонт делаю, то мужа-придурка гоняю, то с бабами на работе собачусь. А ведь у меня, как у всякого нормального попаданца, должна быть какая-то миссия. Точнее даже не так, а Миссия. С большой буквы. Другое дело, что нащупать эту миссию я всё никак не могла (или не хотела) – СССР спасать я смысла не видела, да и знаний у меня столь глобальных не было, песен я петь не умела, а всё остальное и так вроде было нормально, и меня вполне устраивало.
И всё как бы и ничего, но в последнее время мне стало скучно. Причем настолько скучно, что я уже не знала, что и делать – не помогала ни бесконечная выматывающая работа, ни сдача экзаменов, ни даже стратегии противодействия матримониальным интригам Риммы Марковны.
Я откусила еще от яблока и задумчиво
