— Отставить! — на ходу бросил Свирский.
Тут он заметил группку офицеров, которые вытянулись, увидев его. Все были перепуганы.
«Вояки, мать их! Одного взрыва испугались. Стоят. Обмениваются впечатлениями».
Генерал вспомнил о чужих, болтающихся на нём брюках.
«И я перед ними, как чучело».
И бросил на ходу дежурному:
— Чтобы через три минуты все были на своих местах!
Свирский бросился вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки. Лифты много лет назад сломались и с тех пор не работали. Как назло по пути попадались офицеры, которые, увидев его, жались по стенам. Когда он достиг третьего этажа, внутри всё кипело.
«Не офицеры, а бабы какие-то».
Потемнело в глазах.
«Только бы сейчас не укрыло!»
Но обошлось. Он достиг двери кабинета и никак не мог вставить ключ в замок.
Наконец, очутившись внутри, он вздохнул с облегчением. Это была его территория, и здесь никто не мог его видеть в идиотском облачении. Коммуникатор мигал и гудел, но генерал не обращал на него внимания. Он распахнул шкаф и вынул большой пакет. Там было то, к чему он привык за многие годы, без чего чувствовал себя так некомфортно на войне.
Свирский закрыл на ключ дверь и скинул с себя одежду, как шкуру из прошлой жизни и зашвырнул её в угол кабинета. Начиналась новая жизнь. И она требовала полевой военной формы. Камуфляжа.
Он ответил по коммуникатору командующему округом, который никак не мог с ним связаться. С экрана на него глядело сухощавое лицо типичного «кабинетного» генерала в золотистых очках.
Спросив для приличия, не пострадал ли он, командующий, без обиняков, приступил к делу:
— Я понимаю ваше состояние после того, что произошло, но ваше объявление тревоги считаю преждевременным.
Свирский про себя называл командующего «бухгалтером» за умение оперировать в разговоре тоннами и кубометрами. Поэтому первое, что он сделал после взрыва, это — связался с Ворониным. Полковник долго не отвечал, но, в конце концов, Свирский услышал хриплое представление, на которое ответил лишь:
— Жив?
Он почувствовал облегчение, что подчинённый почти не пострадал. Отделался лёгкой контузией. Генерал не представлял, кем бы он мог заменить Воронина. Тот был человеком на своём месте. Узнав, что штаб хоть и пострадал, но может функционировать, Свирский приказал объявить боевую тревогу во всех частях укрепрайона, что было тут же продублировано в штаб округа в Севастополе. Теперь приходилось давать объяснения.
— Мы не можем беспричинно провоцировать румынскую сторону.
Командующий всё ещё считал правый берег Дуная румынской стороной, а не турецкой и арабской.
«Россия за свою историю проспала столько войн! И он хочет, чтобы мы проспали очередную».
Генерал думал об этом, спускаясь по лестнице в центр управления и держа коммуникатор перед собой. Он шёл уверенной поступью туда, где сейчас был нужен. Он был одет для войны. Он был готов к войне. Командующий продолжал что-то говорить с экрана, а ему было всё равно, что о его решении думают другие люди. Он направлялся воевать.
— У меня есть важные сообщения, и я доложу вам позднее.
Свирский отключил связь, открывая дверь центра управления.
«Пусть думает, что хочет!»
А в том, что эти сообщения будут, он был уверен.
— У нас нет связи с Измаилом, — первое, что он услышал внутри от оперативного дежурного.
Центр не пострадал, так как находился в подвале и не имел окон. Взрыв произошёл метрах в двадцати-тридцати, и на его месте осталась огромная воронка. От машины, которая пыталась прорваться, не осталось ничего. В штабе были выбиты все окна, а в соседних домах даже обвалились несколько балконов. Были убитые и раненые, и потери подсчитывались.
— Что говорят соседи?
— Артиллеристы видели самолёты, и столб дыма над городом.
Помощник дежурного вмешался, держа в руке телефонную трубку.
— Полковник Онушко по обычному телефону.
Генерал схватил трубку.
— Жив? — во второй раз за день спросил он.
Штаб в Измаиле был разрушен бомбами с двух самолётов, которые на низкой высоте прошли со стороны Румынии. Система ПВО не успела сработать.
«Опять проспали!» — подумал он.
Онушко повезло, что он с утра поехал на объект.
— Приказ знаете?
— Уже разворачиваем все силы.
— Быстрее! Они уже атакуют. И организуйте новый узел связи!
В это время на большом мониторе опять возник командующий округом.
«Ну, что? Ещё сомневаешься?» — Думал генерал, докладывая о событиях в Измаиле.
— Прошу поднять авиацию и направить в дунайский сектор. И немедленно вывести в море сторожевые корабли. Можем ожидать удара с моря.
По лицу командующего округом не было понятно, как он отнёсся к просьбе генерала. Оно было бесстрастным.
— Разведывательные самолёты получили приказ на вылет. Остальные меры будем принимать по мере необходимости.
В этот момент кто-то отвлёк внимание командующего, и он отвернулся от экрана. Потом возник вновь.
— Регулярно докладывайте об обстановке! — сказал он деревянным голосом, и экран померк.
У генерала всё кипело внутри. Самолёты-разведчики мало, что могли увидеть на земле. Их приборы рассчитаны на наблюдение за техникой, а здесь будут небольшие группы, которые они не засекут из-за низкой облачности. Флотские доберутся до них не раньше, чем через сутки. Ещё есть две мобильные бригады вдоль береговой линии от Николаева до Крымского полуострова. Он взглянул на экран с картой округа, прикидывая, за сколько времени они смогут добраться до Дуная, но вдруг услышал срывающийся голос помощника оперативного дежурного:
— Товарищ генерал!
Тот показывал пальцем на экран монитора с текстовыми сообщениями из штаба округа. По его лицу генерал понял, что случилось что-то чрезвычайное.
— Они взорвали штаб в Кишинёве.
Генерал читал бегущие по экрану строчки, и внутри у него похолодело.
«Это означает, что они пойдут по всему протяжению границы по Дунаю и Пруту. А для этого им нужно не менее 200 тысяч человек, и они у них имеются. Плюс вторая волна — не менее 100 тысяч».
За столько лет войны их штабы на берегу Персидского залива научились планировать операции. И людских ресурсов у них хватало. Там были готовы идти на смерть с Кораном в руках, если мулла приказал.
И ещё одна горькая мысль:
«Опять проспали! Как они смогли сконцентрировать такие силы?»
Он услышал:
— Товарищ генерал!
По всему сектору вдоль Дуная пошли сообщения. С противоположного берега начали переправляться вооружённые отряды на катерах, надувных лодках и плотах. Тысячи плавающих средств.