Выслушав подробные инструкции и оставшись, наконец, в одиночестве, я все же добрался до туалета и внимательно исследовал себя, глядя на отражение в зеркале. Шрамы от ран оставались все в том же пугающем состоянии, но воспаление постепенно спадало. Теперь, когда эти проблемы были, кажется, почти решены, передо мной вставали новые, возникшие еще несколько недель назад, те, что до сих пор не получали с моей стороны достаточного внимания. Несмотря ни на что, я продолжал занимать должность старшего префекта, и хотя Кэрроу мог сколько угодно сводить мои обязанности к поиску кандидатов на чистку клеток, Волдеморт в своей беседе дал мне более широкие указания, формулировка которых — наверняка намеренно, — являлась расплывчатой настолько, чтобы предоставить мне свободу действий внутри этих рамок и посмотреть, как я себя проявлю.
В полутемном зале "Кабаньей головы" было всего три человека — неторопливо протиравший стойку Аберфорт и двое мужчин в дальнем углу, перед которыми стояли большие кружки пива. Когда я вошел, оба они бросили в мою сторону быстрый взгляд и вновь вернулись к своей тихой беседе.
Откровенно говоря, я рассчитывал, что в баре вообще не окажется посетителей: погода стояла холодная, дождливая, и на улицах Хогсмида не было видно даже патрульных. Почти все студенты остались в школе — в деревню отправились лишь самые отчаянные.
Усевшись на высокий табурет, я положил рядом рюкзак и посмотрел на Аберфорта, который перестал возить полотенцем по столешнице, набросил его на плечо и принял свою излюбленную позу: оперся руками о стойку и слегка склонил голову, глядя так, словно мое появление отвлекло его от чрезвычайно важного дела.
— Что будешь? — наконец, спросил он.
— Налей чего-нибудь горячего, — сказал я. Аберфорт не пошевелился.
— Это, например, чего? — продолжил он.
Я немного удивился.
— Ну, например, чаю…
Бармен в молчании смотрел на меня, и я, не понимая его странной реакции, быстро перебрал в голове вероятные причины такого поведения. Может, он решил, что это не я, а кто-то на оборотном зелье? Если б не те двое в углу, я бы вызвал патронуса для подтверждения своей личности… Впрочем, что мне эта парочка — я и так могу его показать.
Но едва я успел об этом подумать, как Аберфорт развернулся и исчез в задней комнате, где тут же зашумел чайник; спустя минуту он возвратился обратно и поставил передо мной большую чашку, до краев наполненную почти черным напитком, от которого поднимался сероватый пар.
— Спасибо, — я придвинул чашку поближе и обхватил ее ладонями, чтобы поскорее согреться.
— Есть не хочешь? — тем временем поинтересовался Аберфорт. Я в недоумении поднял глаза.
— Да я недавно завтракал…
— А то могу поджарить тебе говядинки, — негромко проговорил бармен, приблизив ко мне бородатое лицо. — Или предпочитаешь сырую?
— Что?! — возмутился я, в первую секунду отнесясь к его словам с полной серьезностью и лишь потом заметив, как он улыбается и хмыкает, глядя на мою реакцию. — Ну конечно, давай, издевайся, — я оскорбленно покачал головой. — Зря я надеялся, что сюда эта сплетня не доберется. Осталось только написать о ней в "Пророке", чтобы все были в курсе.
— Откуда же мне знать, что с тобой происходит, — иронически сказал Аберфорт, выпрямившись. — Ты вон весь октябрь не появляешься, а слухи ходят разные.
— Я не появляюсь, потому что у меня куча дел! — продолжал я с обидой в голосе. — Тролли эти просто задолбали, как и ваши чокнутые гриффиндорцы…
Аберфорт начал тихо смеяться.
— И ничего смешного тут нет! — вполне искренне рассердился я. — Хватит! Кончай ржать!
— Ладно, ладно, не горячись, — миролюбиво ответил Аберфорт. — Просто я подумал, что если тебя и впрямь оборотень цапнул… — он снова начал улыбаться и, чтобы больше не раздражать меня своим весельем, стащил с плеча полотенце и отправился драить дальний конец стойки. Я остался наедине с чашкой, чай в которой уже успел слегка остыть.
Не знаю, кто первым пустил слух, будто в лесу на меня напал оборотень. Может, это был Кэрроу, решивший пошутить и посмотреть, что будет, а может, Трелони, искренне считавшая, что так оборотни отомстили мне за смерть Фенрира, а потому всегда провожавшая меня в коридорах сочувственным взглядом. Трудно было винить преподавателей за такие подозрения: они пребывали в неизвестности и неопределенности — ни Снейп, ни Кэрроу не рассказали им о патронусе, решив, по-видимому, что профессоров это дело не касается, а слова мадам Помфри, знавшей чуть больше, убедили явно не всех. Флитвик, разумеется, был в курсе — весь сентябрь и половину октября мы уделяли дрессировке ставшего крайне агрессивным патронуса минимум полчаса субботних занятий, — но Снейп (а потом и я) просил его не распространяться о том, что на самом деле случилось в лесу.
Впрочем, существовала вероятность, что такую сплетню запустил я сам, или, как минимум, способствовал ее возникновению.
Мне было о чем поразмышлять перед тем, как покинуть больницу. До сих пор я никогда не занимал положение руководителя и никем не управлял — по крайней мере, открыто. В детстве я не был заводилой; хотя с моим мнением считались, особенно на улице, когда требовалось понять, кто и что затевает, я не пытался подчинить себе окружающих. Но сейчас, несмотря на отсутствие опыта, опасений я не испытывал. За моей спиной стоял даже не Кэрроу — незримую поддержку Темного Лорда я в буквальном смысле ощущал внутри себя.
Снейп был совершенно прав, когда говорил, что сложное заклинание Метки вызовет изменения, однако они появились не на пустом месте. То ли чары Темного Лорда пробудили во мне доселе скрытые черты, то ли к жизни их вызвала ситуация, в которую он — а точнее, Дамблдор, — меня поставил, но постепенно я согласился с тем, что, пожалуй, совсем не против попробовать себя в роли того, кого отныне обязан слушаться любой ученик и староста Хогвартса.
Было два часа дня, когда мадам Помфри удалилась обедать, а я сидел на кровати, с минуты на минуту ожидая эльфа с кухни, как вдруг дверь приоткрылась, и в больницу, к моему большому удивлению, заглянула Миллисент Балстроуд.
— Гостей принимаешь? — спросила она.
— Заходи, — я пожал плечами. Миллисент закрыла за собой дверь, быстро прошла между кроватями и с решительным видом уселась напротив. Несколько секунд она молчала, словно собираясь с духом, а потом сказала:
— Тебя когда выписывают?
— Сегодня, перед ужином, — ответил я, все еще не понимая, что ей от меня понадобилось.
