— Героев? — удивился Кэрроу. — Что ты имеешь в виду?
— Чем сильнее вы станете их наказывать, тем больше сочувствия они вызовут, — объяснил я.
— Значит, по-твоему, пусть эти шпанята и дальше безобразничают? — с негодованием спросил Кэрроу.
— Конечно, нет. Просто в случае серьезных нарушений санкции должны применяться ко всей школе. Тогда их никто не будет жалеть.
Кэрроу уставился на меня в изумлении, представив, вероятно, битком набитые камеры и грандиозную очередь на чистку клеток, однако Снейп понял мою мысль и проговорил, обращаясь к своему заму:
— Я тебе не рассказывал о Долорес Амбридж?
— Амбридж? Это та министерская карга, которая сейчас грязнокровок допрашивает? — Кэрроу скривился. — Вроде она здесь преподавала…
— Пару лет назад, — ответил Снейп. — Но я думаю, — директор перевел взгляд на меня, — мистера Ди теперь можно отпустить. Вряд ли ему будет с нами интересно.
— Можно, — согласился Кэрроу. — Давай, гуляй, учи уроки, — он махнул рукой на дверь. Я посмотрел на Снейпа.
— Идите, — кивнул он.
На самом деле мне было интересно, и еще как. Однако остаться и послушать директора я хотел не только ради новой информации. Такого Снейпа я никогда прежде не видел. Даже во время летних каникул, когда остававшиеся в замке преподаватели вели себя друг с другом менее формально, Снейп в своем общении не переступал раз и навсегда определенной им границы и на моей памяти ни разу не присоединялся к коллегам, отправлявшимся отдохнуть в таверну Розмерты. Сейчас от прежней дистанции не осталось и следа — он вел себя непривычно легко и естественно. Но разве не странно, что комфортным для Снейпа собеседником оказался не человек, равный ему по положению и интеллекту, а недалекий и грубоватый Кэрроу?
Поздно вечером, уже забравшись в постель, но все еще переполненный дневными впечатлениями, я ответил на свой вопрос — нет, в этом не было ничего странного. С Кэрроу Снейп чувствовал себя свободно, и эту свободу я хорошо понимал: точно так же чувствовал себя и я, вращаясь в среде мелких лондонских уголовников. Не стоило забывать, что за его спиной были годы искренней службы Темному Лорду. В конце концов, ведь это Снейп передал ему информацию, позволившую найти и убить родителей Поттера…
Поттер. За эти месяцы я почти не вспоминал о Нежелательном лице номер один. Чем он сейчас занимается? Пережидает смутное время в укромном месте или рискует, выполняя какое-нибудь поручение Дамблдора? А Люпин и Тонкс? Как дела у них? Бруствер — может, это он ищет крестражи? И Хмури… Погружаясь в сон, я подумал, что в ближайшее воскресенье непременно расспрошу Аберфорта о смерти Хмури — бармены всегда в курсе таких вещей. А если нет, узнаю у Нордманна, пусть даже ему действительно поручили за мной следить.
Последним уроком недели в расписании седьмых курсов стояли чары, единственное занятие, которого я ждал с нетерпением. Поднимавшиеся Флитвиком темы разительно отличались от всего, что мы проходили ранее. Мы много рассуждали, хотя, конечно, не так активно, как на трансфигурации. Флитвик объяснял не только заклинания, но и некоторые принципы работы самих чар, что для меня оказалось едва ли не интереснее практики.
Весь сентябрь мы изучали базовые разновидности чар Слежения — всего заклятий, относившихся к этой категории, насчитывалось более десятка. Чары, которым учил нас Флитвик, имели небольшой радиус действия и годились только для поиска заранее помеченных предметов. Сперва мы тренировались на учебниках: накладывали на них заклятье, менялись друг с другом и прятали заколдованные книги по всему Хогвартсу, после чего возвращались в класс и приступали ко второй стадии работы — процессу поиска, ориентируясь на стрелку нематериального компаса, возникавшего у кончика палочки и указывающего путь к спрятанному учебнику. Пробовали мы накладывать следящие чары и на животных, однако это оказалось гораздо труднее; к тому же, выпущенные в коридор мыши прятались в местах столь укромных, что добраться до них не представлялось никакой возможности.
В то же время на индивидуальных занятиях Флитвик учил меня обманывать чары Слежения и накладывать многоуровневые охранные заклинания, не чета тем, которыми я пользовался для ограждения своей поляны от любопытных глаз. Сюда входили и варианты некоторых заклятий, что скрывали саму школу, для обитавших в округе немногочисленных магглов выглядевшую древними, заросшими травой руинами.
— Я понимаю, что под этими чарами можно спрятать вещь, дом и даже такое огромное здание, как Хогвартс, — сказал я Флитвику. — Но как можно укрыть Запретный лес, Хогсмид и дорогу, по которой каждое воскресенье ходят толпы народу?
— Существует масса полезных заклинаний, более простых, чем те, о которых я вам рассказывал, но не менее эффективных, — ответил профессор. — К примеру, Элементарные чары страха. Работа с ними довольно трудоемкая, поскольку их радиус действия небольшой, и накладываются они точечно, так что если вы захотите обнести ими какую-то территорию, придется попотеть. Но зато вы почти наверняка избавитесь от проблем с магглами — они побоятся пересекать границу заклинания, а если все же это сделают, то вряд ли пройдут больше сотни метров. Можно наложить на тропинки чары Лешего, и люди станут кружить по лесу, постоянно возвращаясь к исходной точке… правда, здесь вам придется делать много вычислений. Однако помните, Линг — опытный волшебник способен обнаружить все эти чары, и хотя снять их удается не всегда, сам факт их наличия уже говорит о многом.
Один из первых уроков октября оказался посвящен Непростительным заклятьям. Флитвик не собирался затрагивать эту тему — стимулом к разговору послужил вопрос Пирса, который теперь много времени уделял изучению книг из некогда Запретной секции.
— Профессор, вы не могли бы рассказать, почему в качестве Непростительных выбрали именно эти три заклятья — ведь заклинаний с аналогичным действием очень много.
— Если мне не изменяет память, в исторической энциклопедии есть неплохая статья на эту тему, — проговорил Флитвик. — Можете также заглянуть в Речи Визенгамота.
— Там я уже смотрел, — ответил Пирс. — В энциклопедии рассказывается только о самом факте принятия закона о Непростительных, а в Речах Визенгамота — стенограмма заседания по его ратификации, без истории предварительного обсуждения.
Флитвик вздохнул: все же отвечать придется ему, а не энциклопедии.
— Ну хорошо, — произнес он. — Дело здесь в том, Трент, что внесение этих заклинаний в группу Непростительных отражает некий политический и социальный этап развития нашего общества. Обратите внимание, все они имеют лишь одно — злонамеренное — применение. Убить можно самыми разными заклятьями, но все они либо гораздо сложнее и изощреннее, либо изначально создавались с какой-то иной целью. Однако заклинание Avada предполагает желание убить, а Crucio — желание причинить боль. Их выбрали в качестве символов, указывающих на мотивы и моральные качества того, кто к ним обращается. Как вы знаете, закон о Непростительных приняли относительно недавно. Прежде законодательство в этой области было довольно обширным, и наказания назначались по факту преступления, а не по факту применения каких-то конкретных чар.
