Катер подошел к берегу и мягко ткнулся в него носом, с его борта тут же спрыгнул Зубов. Сейчас в диверсионных операциях пока необходимости не было, а потому на Максима была возложена обязанность руководства службой безопасности во Порт-Артуре. Понятно, что у него не было способностей того же Варлама, вот кто здесь все поставил бы на уши, но Варлам нужен был во Владивостоке, там было слишком много активов и оставить их было не на кого. Однако, Зубов вполне справлялся со своими обязанностями, хотя и не переставал ворчать, что это не его и уж лучше бы он продолжил бы диверсии на море. Кстати, для этого были все условия. Местонахождение японской эскадры было известно и минирование кораблей Того на стоянке, в районе островов Элиот не было чем-то невыполнимым, но этому воспротивился сам Песчанин. Японцы далеко не дураки, а потому могли сложить два и два, морских же диверсантов светить ох как не хотелось. О их существовании вообще никто не должен был ничего знать.
— Что скажешь, Максим?
— Все как Вы и предполагали, Антон Сергеевич. Диверсия, к гадалке не ходить. Одна машина вышла из строя, да так, что без капитального ремонта нечего и думать ввести ее в строй. Мы постарались заполучить раненных из машинной команды, пока доставляли к Госпитальной пристани, успел пообщаться.
— Выйти на исполнителей возможно?
— Нет ничего проще. Сами морячки не стали бы этим забавляться, им ить тоже случись идти на дно, одному такое не провернуть, к тому же нужно иметь знания, для такой грамотной работы. Ведь все работало как часы до самой аварии и машинная команда ничего не заметила. Опять же, одному такое не провернуть.
— Думаешь бригада рабочих, привлеченная для работ в машинном?
— Точно они, — убежденно заявил Максим, энергично кивнув в подтверждение своих слов, — Сейчас соберу ребят и в город. Нужно вязать, пока деру не дали. А может уже и поздно.
— В любом случае они на Квантуне. Сомневаюсь, что японцы озаботились бы их эвакуацией. Тут дело такое, это может вызвать подозрения, а Того нужно было непременно заполучить наших на блюдечке, с голубой каемочкой.
— Так я побегу?
— Давай, время дорого.
Вот так, вот. Столько усилий и все прахом из-за пары тройки предателей. А может революционеры? Ведь сколько он слышал разговоров и читал разоблачительных статей о использовании спецслужбами той же Германии революционеров всех мастей, в целях расшатывания стабильности внутри Российской империи, с целью как минимум вынуждения ее пойти на сепаратные переговоры по выходу из войны. Да нет, вряд ли. Он никогда не слышал о том, чтобы на подобные шаги шла Япония, а уж о революционных настроениях в самом Порт-Артуре, вообще никогда не читал и не слышал. Так, общее упоминание о брожении в умах солдат и рабочих и это при всеобъемлющей пропаганде революционного движения, а значит диверсии и теракты со стороны революционеров здесь, стремятся к нулю. Однозначно предатели, польстившиеся на деньги и никак иначе.
Взгляд Антона задержался на парнях оставшихся в катере и сейчас неотрывно смотрящих на корабли, между которыми продолжали сновать суденышки. Лица бледные, состояние подавленное, в глазах явственно читается чувство вины. Вон их старшие боевые товарищи, только что вышедшие из боя, очень многие побитые, они до конца выполнили свой долг и не поддались супостату. А что же они? Они так долго готовились к тому, чтобы сойтись с врагом, а когда у них появилась такая возможность, вместо того, чтобы вступить в бой, спокойно отстоялись в порту, пока другие проливали свою кровь и из последних сил противостояли противнику. Понять ребят было можно. Но только в психологическом плане, а вот все остальное… Иначе, просто нельзя.
— Ваше благородие, дозвольте обратиться, — все же не выдержал один из ребят, высокий крепкий парнишка. Антон прекрасно его знал, этот был из экипажа 'Росича', являлся наводчиком носового орудия, лучшим наводчиком и то что видел Антон, вполне позволяло думать лучшим не на 'Росиче', а вообще на всей эскадре.
— Слушаю тебя, Вахрушев.
— Ваше благородие, ить нас завсегда учили, что сам погибай, но товарища выручай. А что же мы сегодня?.. Наших эвон под орех раскатывали, а мы тут отсиживались.
Мелькнуло было желание осадить парнишку. Мелькнуло и пропало. Нет, так нельзя. Эдак можно заставить замолчать, а вот понять ни за что, а парни должны понимать, потому как максимальной отдачи можно получить именно тогда, когда человек именно понимает. Понятно, что всего им не расскажешь, но вот хотя бы малую толику, нужно.
— Понимаешь, Саша, не всегда наши желания совпадают с нашими возможностями, не всегда отступление, является проигрышем, бывает и такое, что это скорее победа. Вот Бородино, ведь русские отступили и Москва оказалась в руках французов, а все говорят, что это была победа. А ведь победы не было. Поле боя осталось за врагом, русская армия отступила. И это так. Но если смотреть на этот вопрос по другому, то мы тогда победили. Армия осталась боеспособной, противник понял, что перед ним очень серьезный соперник. В то время, когда боевой дух русских оказался на подъеме, дух французов, до этого не терпевших поражений, сильно упал. В конкретном месте и в конкретное время, мы проиграли, но сделали задел на будущую победу. Ничего еще не закончилось, все только начинается. Здесь, сегодня, было наше Бородино. Японцев было гораздо больше, но они не победили и сами сильно побитые ушли от Артура, наши корабли эвон, все как один в порту. Мы их отремонтируем и они еще сойдутся с врагом. При Бородино, тоже не все части были в бою, потому что одно сражение не решает всего, выиграв из последних сил один бой, нельзя выиграть и всю войну. Так что не вините себя ребята, нет вашей вины в том, что вас не повели в бой, думая о будущем, а вот если вы спасуете когда пробьет ваш час, тогда уже на вас падет позор, но не сейчас.
Господи, что он несет. Вон глаза у парней как загорелись, понимают, что еще не все решено. А ведь он собирается вести их в бой и сейчас говорит все это, чтобы поддержать в них решимость сражаться. Сражаться и возможно умереть. А с другой стороны, не такие уж они и мальчишки. Их сверстники и куда более плохо подготовленные в известной ему истории вынесли на своих плечах и Великую отечественную, и Афганскую и такую близко знакомую ему Чеченскую. Вот только там ребят бросали в бой, практически ничему не научив, а он сделал очень много, для того, чтобы эти парни были готовы к встрече с противником и умели воевать.
* * *
Голова раскалывалась от нестерпимой боли. Любой громкий звук отдавался в ней громогласным колокольным звоном, в то время, когда вокруг обозначалась тишина, за дело брались маленькие кузнецы обосновавшиеся прямо в мозгу и беспрерывно молотящие своими молоточками по наковаленкам, от чего он слышал постоянный металлический перезвон. Да-а-а, контузило его знатно.
