– Кто идет? – сонно поинтересовался часовой у костра, не делая попытки подняться на ноги.
Михалыч, человек, как ни крути, военный, давно установил систему охраны лагеря – пользы от этого в безлюдных местах было мало, но принцип «солдат без работы – преступник» себя оправдывал. Люди, так или иначе, были при деле.
– Я, – бросил Саша на ходу. – Начальник.
– А-а-а… Начальник… – Часовой задремал снова.
Проклятый люк, казалось, ухмылялся ему в лицо сотнями ехидных улыбок, составленных из завитков орнамента.
«Все, крыша поехала, – подумал бывший бизнесмен. – Сначала люк ухмыляется, потом разговаривать с тобой начнет…»
Он наскоро оглядел сектора диска: для удобства исследования тот давно был расчерчен мелом на равные доли. Его интересовал технический. Так назвали дольку, на которой вроде бы изображались детали механизмов: что-то, напоминающее шестеренки, болты без головок и прочее, похожее на дело человеческих рук, а не на порождение природы. Хотя было там много и вообще непонятного…
Но сейчас Сашу интересовала всего одна деталь.
Он быстро нашел семигранную гайку – странный элемент, названый так фантастом Геннадием – и застыл над ней в раздумье.
«Куда бы ее приспособить? В другой сектор?»
Нет, гайка никак не хотела перемещаться. И тем не менее была совершенно лишней. Несуразной какой-то.
«Взять бы да смахнуть ее к чертям собачьим! – Петров в сердцах отстранил узор ребром ладони, будто сбрасывая мусор со стола. – Вот так!..»
Он даже не понял, что случилось.
Дно колодца под ним плавно поехало вниз, вызвав целый обвал грунта. Миг – и он, отплевываясь от попавшей в рот земли и протирая засоренные глаза, очутился в каком-то залитом голубым светом помещении.
«Получилось!!!»
11
Если и снаружи корабль впечатлял, то при взгляде изнутри он просто поражал: километры туннелей, огромные залы, уходящие в бесконечность лестницы… Подземный город насчитывал не менее десяти этажей-ярусов в глубину. Не менее, потому что при спуске на одиннадцатый ярус выяснилось, что лестница уходит в нечто вроде плотного дыма или тумана, в который без специального снаряжения соваться попросту не рискнули. Вдобавок к этому примерно в половину помещений вход был перекрыт не менее монументальными, чем наружный, люками, имеющими сходные с ним запоры. Вероятно, хозяева «ларца с сокровищами» посчитали, что все сразу отдавать своим наследникам, даже доказавшим некоторую разумность, не стоит. Но и того, что было доступно, оказалось с избытком: залы и кладовки, набитые непонятными устройствами, склады, полные невиданных материалов вроде рулонов невесомой прозрачной пленки, похожей на тончайший полиэтилен, но не тянущийся, не рвущийся, не горящий и не плавящийся. И не поддающийся ни ножу, ни пистолетной пуле.
– Все это здорово, – Саша, вздохнув, отодвинул в сторону плавно поворачивающийся в воздухе миниатюрным глобусом вокруг своей оси желтый шарик. – Только как найти реальное применение всей этой фанаберии?
Да, представить, для чего, например, нужны разноцветные жидкости, свободно висящие посреди круглого помещения со стерильно белыми стенами – невидимые сигарообразные сосуды или колонны метров пяти в высоту и двух с лишним в диаметре, – было трудновато. Одни, например, легко пропускали голую руку, но оставались непреодолимыми для любых иных предметов – ножей, древесных веток, автоматных стволов (и пуль). Другие, наоборот, предпочитали неживую материю, мягко останавливая в какой-то доле миллиметра от содержимого руку, держащую предмет. Это было чудесно, удивительно, но… никак не применимо на практике. К примеру, один экспериментатор, воспользовавшись недосмотром Александра, погрузил в невидимый сосуд голову, попытавшись попробовать налитую туда жидкость на вкус, и долго отплевывался, уверяя, что у той нет ни вкуса, ни запаха.
– Как… – он мучительно пытался подобрать слова, но не находил их. – Хрен знает что!
– Как вода?
– Не! У воды все равно вкус какой-никакой есть. А тут… Хрен знает что, одним словом.
А ротмистр, могущий пролить хоть какой-нибудь свет на находки, все не возвращался из своей экспедиции в будущее…
– Это все нужно исследовать, исследовать и еще раз исследовать, – уныло бубнил кандидат, звавшийся, как выяснилось, Олегом Алексеевичем, отрываясь на мгновение от записей.
Они с шефом пытались хоть как-то систематизировать находки, но постоянно наталкивались на невозможность описать тот или иной найденный предмет: так или иначе они вынуждены были следовать примеру экспериментатора, разве что вместо «хрен знает чего» их пухлые гроссбухи пестрели дежурным «предмет непонятного назначения», «устройство неизвестного принципа действия», «материал, не поддающийся описанию»…
– Институт тут нужен исследовательский. На худой конец – лаборатория. Химическая и физическая, – загибал пальцы кандидат, – в первую очередь. Биологическая – желательно…
– Нужны, да где ж их взять… – уныло соглашался Петров.
И только остальным «лихим» не было никакого дела до их забот: они резвились, как дошколята, носясь по освещенным ровным голубоватым светом (без видимого источника) коридорам, забавлялись летающими глобусами – кидаясь ими друг в друга или изображая теннис (пытались стрелять по ним, но бизнесмен запретил стрельбу на корабле, опасаясь рикошетов от металла стен и потолков), – скатывались наперегонки по пологим скатам, чередовавшимся с лестницами и действующими по непонятному принципу экскалаторами и лифтами. Сначала старшие – а в эту категорию кроме Александра и бывшего ученого входил и Михалыч, считавший забавы товарищей чем-то несолидным и участия в них не принимавший, – опасались за их здоровье. Но выяснилось, что убиться или хотя бы серьезно повредить себе что-нибудь на корабле невозможно, даже рухнув в многометровый проем парашютной шахты, пронзающей сразу семь уровней. Где-то в пяти метрах от пола неведомая сила тормозила падающее тело и плавно опускала его вниз. Поэтому, вдоволь накидавшись в шахту всем, что под руку попало, бродяги теперь прыгали туда сами, и это стало любимым их аттракционом. И самое интересное: «аттракцион» вроде бы им даже подыгрывал – на пятом-шестом прыжке невидимая подушка вдруг наливалась упругостью, и визжащие от восторга мужики за сорок прыгали на ней, словно на батуте, кувыркаясь и хохоча, как дети.
«А вдруг неведомые хозяева присматривают за нами и сейчас? – не раз думал Саша, глядя на беспечно резвящихся бродяг. – Вот стыдоба-то будет… Разумные существа называется…»
Чего греха таить, он и сам несколько раз сиганул с двадцатипятиметровой высоты, когда никого не было рядом, а после – вдоволь попрыгал на «батуте». Да и «мячиками» вволю постукал о стены, используя вместо ракетки подходящий по форме предмет, найденный на одном из складов. Очередное «изделие неустановленного назначения», равно могущее оказаться и тонким прибором вроде электронного микроскопа, и инопланетной сковородкой для жарки яичницы.
Вот еще пользу бы реальную извлечь из всего этого…
Да, конечно, летающие шарики, предъяви их какой-нибудь зарубежной фирме, могут принести немалый доход, равно как и в огне не горящая, и в воде не тонущая «ракетка», и любой, наверное, предмет отсюда, но для исследования хотя бы «батута» придется допускать сюда ученых. Если иностранных, то это попахивает государственной изменой – инопланетный корабль лежит на российской территории. А если российских… Государство тут же объявит тарелку своей неделимой собственностью, все тут засекретит, и «шарики» с «ракетками» будет продавать на Запад отнюдь не первооткрыватель, а какой-нибудь срочно созданный «инопланетэкспорт» с огромным штатом чиновников и всякого рода высокооплачиваемых экспертов. А Нобелевские премии за открытия, сделанные на материале изучения находок, будут получать американские и европейские ученые. Россию же, как водится испокон веку, мягко, но настойчиво отодвинут в сторону.
«Может, плюнуть на все, – Александр отбил «ракеткой» особенно хитрый «мяч» – Корабль, казалось, и тут был не прочь поиграть со своим постояльцем. – Отщипнуть себе малую толику от этого изобилия, а остальное – пусть лежит себе, как лежало? До срока открытия осталось-то всего ничего…»
– Александр Игоревич! – у ворвавшегося в «спортзал» бродяги глаза были, как говорится, в пол-лица. – Пойдемте со мной скорее!..
* * *
После долгих блужданий по переходам и лестницам – пару раз пришлось опуститься на «лифте», неведомом устройстве, работавшем, примерно как «батут», но не подбрасывающем, а плавно опускающем человека вниз или поднимающем вверх в зависимости от его желания – кандидат привел Александра в помещение, где тот уже как-то мельком бывал.
Это был прямоугольный зал, материальными в котором были только потолок, пол и две противоположные стены. Две другие состояли из такой же туманной субстанции, что не пускала людей ниже десятого яруса. Только здесь она была расположена не горизонтально, а вертикально. Это не было чем-то из рук вон выходящим – подобные ограничители встречались в закоулках гигантской тарелки довольно часто, едва ли не в каждом третьем помещении. Кто-то даже пошутил, что это своеобразные аналоги таблички «Дети до 16 лет не допускаются». Мол, рановато нам еще видеть то, что находится за плотным и непроницаемым туманом. Зал был пуст, если не считать нескольких параллельных матово-черных полос на полу, выходящих из одной туманной стены и уходящих в другую. Все это напоминало зал выдачи багажа в аэропорту, но транспортеры были неподвижны, и интереса ранее ни у кого этот зал не вызвал.
