При этом все официально разрешённые церкви Райха молчат как рыбы насчёт своего отношения к этому вопросу. Как, впрочем, и к полудюжине других вопросов. Правда, молчание их весьма относительное. Ибо дойчские католики, при всей их лояльности, в этих вопросах, как правило, разделяют мнения так называемого "романского папы" - того самого, который давно не романский, а авиньонский... А протестанты слушают "Евангелическое радио" из Цюриха. Та ещё лавочка, связи которой с американскими организациями типа "Морального большинства" или "Назорейской башни" никто даже и не скрывает. Но все попытки прихлопнуть эту жужжащую муху наталкиваются на вежливое упорство швейцарцев: мы охотно пойдём навстречу нашему великому соседу, мы немедленно откажем в лицензии любому средству массовой информации, ведущей антигерманскую пропаганду - да, кстати, где у них там антигерманская пропаганда? И приходится стискивать зубы и отступать - потому что доказать ничего нельзя, потому что хорошая церковная музыка и высокоморальные проповеди не содержат в себе ничего откровенно антигерманского... Даже не так: вообще ничего антигерманского. Только благая весть о Христе. И мягкие, очень мягкие советы - жить не по лжи, поступать так, как велит тебе совесть... а совесть велит то, что написано в Библии... а в Библии написано "не убий"... а убийство ребёнка, даже ненормального, дебильного, не способного к самостоятельной жизни, даже зародыша, у которого мозгов меньше, чем у кролика - это убийство ребёнка, понимаете ли, ребёнка... И уже неважно, что в той же Библии - а у него она есть, старая семейная Библия в лютеровском переводе, в потёртом кожаном переплёте с бронзовыми уголками, и он её читал, в отличие от многих и многих христиан, - с аппетитом описывается, как юде истребляли целые народы, имевшие несчастье оказаться на пути их кочевий, как вырезались все мочащиеся к стене, то есть все мужчины вообще... Неважно и то, что проповедники этого самого "не убий" ничего не имеют против войн, ведущихся их странами - или готовящихся ими. Всё это отметается как сор... а мы ничего не можем возразить. Нельзя же возражать добрым людям, которые проповедуют доброе. Пусть даже это добро за чужой счёт, пусть даже этот счёт оплачен чьим-то страданием - но не возражать же против добра... А когда придёт время, проповедники добра замолчат, и вступит другой хор, и он будет взывать не к добру, а, скажем, к отмщению... Какая всё-таки удобная вещь - свобода мнений... У западной змеи тысяча языков, и каждым языком она говорит разное, и с какой-то точки зрения она всегда оказывается права, и именно эта точка зрения излагается чуть громче, чем все остальные... А у Райха один голос. Громкий, очень громкий, но один. Его голос. Голос Райхспрезидента. И если этот голос будет сегодня говорить одно, а завтра другое, это будет нелепо и смешно, а он не имеет права быть нелепым и смешным, потому что он Райхспрезидент. То есть, фактически, сам Райх.
А сейчас Райх - это он, Вальтер Шук. Старый человек, уставившийся невидящими глазами в темноту.
Фюрерпринцип. За всё, что происходит в Райхе, кто-то отвечает. Лично, персонально. А Райхспрезидент отвечает за всё вообще. За всё и всегда. В отличие от западных правителей-однодневок, сменяющих друг друга, как карты в тасуемой колоде. Западному обывателю невдомёк, что колода одна, что правит клика, выставляющая перед собой то одно лицо, то другое. Клика, не связанная ничем. У которой нет обязательств ни перед народами, ни перед элитой. Клика, не нуждающаяся даже в деньгах, потому что она контролирует источники денег - начиная от печатного станка и кончая выгоднейшими бизнесами. И всегда имеющая возможность списать любую свою ошибку на так называемые естественные процессы - на непредсказуемость рынка, например...
Он обхватил голову руками: мысли разбегались.
Усилием воли он заставил себя встать. Включил свет. Люстра засияла каплями хрусталя, осветив просторную спальню. Сверкнули бронзовые ручки старинных платяных шкафов. Полированные дубовые панели забликовали, и только плотные шторы мягко погасили световую волну, не давая ей вырваться наружу, в ночь.
Шук поднял глаза на портреты, висевшие на стене напротив.
Три полотна. Коричневое, белое и чёрное.
Копии и репродукции этих портретов - разного качества, от многоцветных глянцевых до листков с урезанными краями - висели в десятках миллионов дойчских учреждений, домов, квартир. Оригиналы находились здесь, в его спальне.
Коричневый портрет. Адольф Хитлер в фельдграу, на фоне взрытой снарядами земли. Одна из лучших работ Отто Райхенбаха. Исторически недостоверное изображение: в то время Хитлер ещё не носил знаменитых усов щёточкой, да и лицо его было моложе... Тем не менее, именно это изображение было признано каноном. Во всяком случае, психологи политуправления рекомендовали из девяти или десяти вариантов именно этот. И, похоже, оказались правы. Даже старые хитлеровцы предпочитают коричневый портрет, а не что-нибудь другое. Это хорошо: тот, кто принимает имперский канон, тем самым уже встраивается в систему имперской идеологии...
Второй портрет, белый. Эдвард Дитль на фоне белоснежных альпийских снегов. Работа Густава Адольфа Моссы, бывшего декадента, впоследствии - одного из самых ортодоксальных художников классического имперского реализма. Картина и в самом деле удачная. Те, кто знали второго Райхспрезидента лично, могут сказать: он был именно таким...
И, наконец, третий портрет, чёрный. Он сам, Вальтер Шук, третий Райхспрезидент, в скафандре без шлема на чёрном фоне со звёздами. Тоже, кстати, не вполне точная картина - эти скафандры сделали уже потом, он надевал такой уже на Земле, пару лет спустя, позируя перед камерами, а на "Норде" они летели в обычных высотных комбинезонах... Кисть Васильева, знаменитого русского художника-ультрагерманиста - очень, очень жаль, что он погиб так рано и так бессмысленно... Но в своё время это был сильный жест: объявить каноническим именно портрет Васильева, а не творение какого-нибудь унылого берлинского академиста. Он, Шук, настоял на этом варианте, несмотря на всё противодействие политуправления, настаивающего на том, что автором официального портрета может быть только дойч. Западники тоже комментировали это решение - как всегда злобно, ехидно, с гадкими намёками на то, что в Райхе уже нет достойных художников... Кто бы говорил! Неужели ту мазню, которую выставляют в нью-йоркских галереях и лондонских музеях, кто-то всерьез считает искусством?..
Райхспрезидент встряхнулся. Слишком много посторонних мыслей в голове. Плохо: думать надо о чём-то одном.
Дитль не зря учил его - сначала погружаемся в чувства, потом сопоставляем факты, потом делаем выводы. Ну что ж, мы так и сделаем.
