Дитль не зря учил его - сначала погружаемся в чувства, потом сопоставляем факты, потом делаем выводы. Ну что ж, мы так и сделаем.
Итак, чувства. В последнее время его донимает чувство тревоги. Снятся плохие сны. Этот сон про посадку "Норда" - уже не первый, после которого он просыпается в холодном поту. Однако, впервые сон был столь отчётливым и конкретным. Значит, его мозг хочет ему что-то сказать. Что-то, чего он не хочет слышать. Весь фейерверк мыслей, накрывший его после сна - отсюда же.
Интересно, что сказал бы по этому поводу Фройд? В своё время он, Шук, попытался было прочесть какую-то работу этого, с позволения сказать, мыслителя. Сломался он на описании каких-то "анальных комплексов", или как их там ещё. Наверное, и в образе стреляющих пулемётов старый шарлатан нашёл бы что-нибудь "фаллическое". Или "анальное". Или ещё что-нибудь в этом роде... Припомнилось, как блестяще срезал один берлинский студент заезжего профессора-фройдиста - в период позднего Обновления одно время были в моде университетские диспуты с представителями враждебной идеологии. Столь же рискованный, но и столь же сильный пропагандистский ход, как и знаменитое приглашение западной прессы в освобожденный от большевиков Ленинград во время войны... "Всякий круглый в сечении предмет, длина которого значительно превосходит диаметр, есть фалличекий символ", - вещал этот бывший житель Остеррайха, уже успевший приобрести нью-йорский акцент. Австроамериканец, как могли бы сказать скунсы теперь... "Да-да, - невозмутимо отозвался студент, - например, леска." Аудитория громыхнула хохотом, профессор пошел красными пятнами. Этот эпизод тогда показали в вечерних теленовостях...
Стоп. Не отвлекаемся. На самом деле человеческое сознание устроено гораздо проще. В уме большинства людей имеется противоречие между краткосрочным и долгосрочным прогнозом. Например, человек знает, что пренебрежение физическими упражнениями и излишества в еде вредят здоровью, и даже согласен с этим. Но, глядя на дымящуюся отбивную и кружку пива, не может себе отказать в этих удовольствиях. Соответственно, неприятное знание о последствиях отодвигается в далёкий угол, пока бифштекс не съеден и пиво не выпито. Потом, разумеется, наступает раскаяние - до следующей кружки.
Но бывают случаи, когда прогноз хочется забыть надолго. Например, транжир и мот старается не думать о состоянии своего счёта. Неприятная правда начинает прорываться в сознание с чёрного хода. И завсегдатай ресторанов вдруг замечает, что ему неприятно проходить по улице с вывеской "Банк". Впрочем, вывеску он тоже пытается не замечать - и поэтому думает, что ему неприятна сама улица... И так во всём. Дитль в одной из речей - менее известных, чем речь о господстве, но не менее значимых - определил суть национал-социализма как систематические предпочтение долгосрочных прогнозов краткосрочным. Делать не то, что хочется сейчас, а то, что понадобится завтра. Следовать разуму, а не чувствам, и уж точно - не разуму, подчинённому чувствам. Отсюда же он, кажется, выводил и приоритет интересов нации над интересами индивида...
Стоп, это опять отвлечение. Итак, сон. Ему снился полёт "Норда". От реальности полёт отличался только финалом: вместо того, чтобы благополучно сесть, он расстрелян американскими истребителями. Что это символизирует? Неудачу на самом финише, это понятно. Но неудачу чего? Что символизирует полёт "Норда" и полёт вообще? Полёт "Норда" стал для него переломным этапом жизни... и причиной политической карьеры. Политическая карьера, завершившаяся райхспрезидентским постом. Завершившаяся? Нет, начавшаяся. Полёт - это райхспрезидентство, не надо себя обманывать. А расстрел на финише - это его страх перед неудачным завершением...
Завершением?
Шук вытер пот со лба: ему стало жарко. Голова слегка закружилась. Он снова сел на кровать.
Итак, завершение карьеры. Надо признаться себе честно: он хочет уйти со своего поста. Уйти в отставку. Не умереть на посту, как учил Дитль - а сдать дела преемнику и прожить ещё пятнадцать или, если верить доктору, даже тридцать лет. А возможно и дольше: наука не стоит на месте, появятся новые средства для продления жизни - а там, чем чёрт не шутит, и прекращения старения вообще... Но дело не только в этом. Он и в самом деле не справляется. Он устал, он чертовски устал от той тяжести, которую несёт все эти годы. Он больше не способен вести Райх от победы к победе. И не потому, что у него не хватает ума и воли. Всё это при нём. Груз ответственности - вот чего он больше не может нести. Перегрузка ответственности. Пятикратная перегрузка.
Теперь перейдём к фактам. Итак, хватит лгать самому себе: пора уходить. Это значит, что сначала он обязан завершить все основные политические проекты, которым он себя посвятил. И найти достойного преемника, которому он мог бы передать власть. Впрочем, в его случае это одно и то же: преемник - это главный политический проект на ближайшие годы. Пока империя прочно стоит на ногах, никакие серьёзные потрясения ей не грозят... во всяком случае, в близкой перспективе. Точнее, потрясения будут. Например, тот же референдум. Но это запланированное потрясение. Которое много прояснит и многое решит.
При этом его положение сложнее, чем у Дитля. У Дитля был он, Шук. Преемник, которого он готовил много лет. У него нет такого преемника. Нет, хуже, гораздо хуже: преемников слишком много.
Старик прикрыл глаза, представляя себе лица. Целая галерея лиц. Умные, преданные, истинные арийцы, убеждённые национал-социалисты. Из каждого можно вырастить политика. Если постараться - большого политика. Но... но не Райхспрезидента.
Потому что Райхспрезидента может сделать только одно: участие в Событии. В настоящем Событии. Ereignis, как называл это Хайдеггер. Уникальное, единственное событие, ставящее человека на грань и проверяющее на излом.
У Хитлера таким Событием был, наверное, двадцать третий год, когда он возглавил восстание против прогнивших байришских властей. Осознавая, что рискует и партией, и политической карьерой, и жизнью - ради дела, заведомо обречённого на неудачу, ради эфемерной возможности использовать произошедшее как пропагандистскую тему, ради пробы сил... И он смог превратить поражение в победу, скамью подсудимых - в ораторскую трибуну, тюремную камеру - в рабочий кабинет мыслителя и публициста... А он мог бы остаться тем, кем был: популярным оратором, лидером радикальной партии, уже готовой войти в веймарскую элиту, в дальнейшем - стать остепенившимся респектабельным националистом, степенно отстаивающим в международных говорильнях так называемые "интересы своей страны". Что-нибудь вроде снижения размеров репараций, наложенных на Германию Антантой. Или, скажем, удвоения промышленного потенциала. Или, на худой конец, отстаивание прав судетских дойчей говорить на родном языке... Но он осмелился на большее, на бесконечно большее. И создал из ничего чудо. Чудо национал-социализма, чудо Третьего Райха.
