по праву занял место главы, все богатства семьи таинственным образом растворились. Просто растворились. Никто не мог ответить, почему десятилетиями клан жил в убыток, только тратил нажитые ранее богатства, не останавливая ставшую уже давно убыточной торговлю янтарём и дорогим столичным шёлком. Причин, почему приносившая ранее доход торговля, вдруг, стала идти в убыток было много. Всех и не перечесть, но в итоге клан Тан стал терять свою власть, влияние и мог оказаться в катастрофическом положении с дня на день.
Сплетничали, что все нажитые кланом богатства перекочевали в сокровищницу смежной ветки семьи, что ими распоряжаются потомки дяди Потяня, но парень знал, что это лишь пустая болтовня. Он быстро установил истинную причину упадка. Его мать и другие жены бывшего главы ни на монету не снизили свои немалые расходы, независимо от состояния дел. Они растащили богатства клана себе под юбки, не вкладывались в развитие торгового бизнеса, не открывали новые лавки, не пробовали направления, не меняли перечень товаров, основываясь на том, что более востребовано, а что нет.
У прошлого главы было много жён и осталось много детей. Всех надо было кормить, одевать, учить и обеспечить достойным жильем и слугами. Деньги всё время тратились, а никто из привыкших к лёгкой и сытой жизни членов семейства и палец о палец не стукнул, чтобы придумать, как наполнять клановую сокровищницу. Как итог, деньги просто проели, бизнес развалился и занявший место нового главы Потянь оказался в трудном положении.
Он пытался экономить, как мог, сократил количество слуг, продал все убыточные лавки, разорвал невыгодные и откровенно мошеннические договора. Парень пытался наладить экономику клана, всеми доступными ему силами и средствами, но с огромной надстройкой из бездельников и дармоедов, не желавших самим обеспечивать себя, все эти усилия были тщетны. Настал день, когда в поместье больше не нашлось, на что купить продукты к обеду и заплатить слугам за работу. Тогда пришлось продать само поместье и беззаботно сидевшие на обеспечении клана ленивые старейшины, старые жены главы и их подросшие дети обвинили в неумелом управлении делами, развале торгового бизнеса и хищении казны самого молодого главу. Они не видели и не хотели видеть, что клан уже давно превратился в высыхающее озеро. Все только черпают из него воду, но никто не вносит ни одной капли. Больше не было наполняющих озеро ручейков.
Тан Потянь запомнил день, когда его сделали крайним на всю жизнь. Это стало ему уроком, что люди не ценят то, что получают без усилий и будут роптать на господина, даже если они сами причина всех бед. Горький опыт скитаний, нищеты сделал Тан Потяня сильнее и навсегда закалил его характер и создал многие, сохранившиеся с ним до седин привычки.
В дворце наместника Турфана, Тан Потяня редко бывали гости. Он никогда не устраивал шумных семейных праздников, не кичился своим богатством, и даже личную слугу для своей младшей дочери выбрал из простых, сельских детей, работящих, не привыкших сидеть без дела. Когда не нужно было сопровождать молодую госпожу Мэн Сюэ на прогулке, Циньцинь убиралась по дому, готовила еду и подшивала порвавшуюся одежду.
Она работала с раннего утра до ночи и поэтому спала очень хорошо, а вот её молодая госпожа в последнюю ночь так и не смогла заснуть. Она мучилась по трем причинам. Во-первых, из-за подонка Су Чень Бина. Он посмел следить за её двоюродной сестрой, и так подгадал момент, что застал их в тот единственный раз, когда они позволили себе постыдные вольности вне её комнаты и комнаты Ли Фань Юэ.
Во-вторых, нет у неё никаких четырёхсот золотых монет! Она всё наврала, просто повторила то, что ей рассказывала Ли Фань Юэ о том, как ей дают карманные деньги. Никаких карманных денег её мать ей не давала от рождения, и не потому, что она жалела золота для дочери. Нет. Всё дело в том, что отец был ужасно скуп и не давал никому, включая Мэн Сюэ, ни медяка, пока они его не отработают мелкими поручениями или обычной работой по дому.
Она - младшая дочь главы города, а была вынуждена сама прибираться во дворе, ходить за покупками на рынок, иногда чистить овощи, мясо и рыбу перед готовкой, выносить и мыть свой горшок, стирать своё нижнее бельё, делать и более грязную работу, чтобы получить жалких тридцать серебра в месяц на свои личные нужды.
Ей нечем было расплатиться с шантажистом. В панике, она наговорила то, что могло бы сохранить ей лицо, но сделала только хуже. Хотела казаться ровней кузине и сыновьям главы Су, пообещала прислать Циньцинь с двумя сотнями золотых к Чень Бину этим утром, а в её секретной шкатулке лежало всего сорок. Сорок золотых, копившихся там годами, заработанных Мэн Сюэ тяжелым трудом. Этого не хватало, чтобы выполнить обещание, и даже если бы там имелась нужная сумма, девушка вряд ли смогла с ней расстаться. Она так много сил приложила, чтобы их заработать.
Мэн Сюэ не спала всю ночь, представляя, что произойдет, когда её отец узнает, что она позволяла делать и сама делала сестре Фань Юэ. Он будет оскорблен, раздавлен и унижен. Это будет конец. Он отречётся от неё и выкинет на улицу. Тогда потеря сорока золотых покажется ей сущим пустяком. Её тут же схватят скользкие личности, принудят обслужить их и бросят в подвал, где заставят обслуживать клиентов за деньги, а могут и просто убить, наигравшись. Почему-то Мэн Сюэ вырисовывалось именно такое мрачное будущее. Это заставило девушку пообещать себе отдать то малое, что у неё имелось, а остальное попытаться занять у Ли Фань Юэ и вымолить у Чень Бина дать ей отсрочку.
Была и третья причина для горьких девичьих слез. Мало того, что третий молодой господин клана Су довел её до истерики, пообещав рассказать обо всём в городе, так вчера ещё и сестрица Фань Юэ лишилась своего единственного золотого украшения, которое они так долго выбирали вместе и недавно оно, каконец, было подарено ей отцом на шестнадцатилетие.
Кузина надеялась вернуть его вскоре, как её охранник придет на помощь, но грабителей, сбежавших с её сокровищем так и не нашли. Она так расстроилась, что рыдала без остановки и готова была биться головой об стену от досады. Поведение подруги показалось странным. Чего так убиваться, если стоит ей только сказать отцу,
