— с удовольствием избавлюсь от всех интриг и тайн.
В голосе Ягужинской присутствовало лукавство. Нет, не собирается она бросать эти игры. Просто делает вид, чтобы обезопасить свою будущую свадьбу. И меня она пытается отдалить на всякий случай как бывшего любовника.
— Рад за тебя, — я тепло улыбнулся ей. — Если не секрет, кто твой избранник?
— Никита Фёдорович Головин. Наши семьи всегда дружили, ещё со времён моего деда.
Она запнулась и повернула голову в сторону куполов, видневшихся за деревьями.
— Он там похоронен, в Благовещенской церкви.
Почувствовав, как напряглась Ягужинская, я взял в руку её ладонь. Она сжала мои пальцы и вздохнула.
— Я сюда часто приезжаю, когда хочу спросить у дедушки совета. Мне не довелось его знать, он умер ещё до моего рождения, но всё равно чувствую с ним особенную связь. Словно он подсказывает, что нужно делать, оттуда, из склепа.
Вздрогнув, она посмотрела на меня.
— Глупо звучит, да?
— Ни в коем случае. Как некромант тебе заявляю — это вовсе не глупости. Только не говори об этом никому, хорошо? О связи с мёртвыми рассказывать никому нельзя. Мне — можно.
— Спасибо, Костя, — она прильнула ко мне чуть сильнее, чем дозволяли приличия, — за поддержку. Не переживай, ты первый, с кем я поделилась.
Вздохнув, девушка внимательно на меня посмотрела.
— Я всё-таки скажу тебе кое-что. Сомневалась, но он, — Ягужинская кивнула в сторону куполов, — словно под руку толкает. Дед к тебе благоволит, уж не знаю почему.
Можно было бы принять её слова за простую мнительность и эксцентричность, но не в этот раз. Мы с Анубисом чувствовали, что к Ягужинской протянулась тонкая эфирная нить из-за грани. На мгновение я даже ощутил шелест сухой травы и запах тумана.
— Послушай, — Ягужинская шепнула мне на ухо: — Кое-кто из влиятельных боярских и княжеских родов стягивает к столице опричников. Говорят, что немцев надо сменить на природного русака.
— Кто говорит?
Ягужинская отстранилась и усмехнулась.
— Извини, Костя, но этого я не могу сказать. Считай это прощальным подарком и уезжай из Петербурга немедленно. Скоро может случиться что-то страшное, и мне не хотелось бы, чтобы тебя убили.
— Погоди, — я поймал её за руку, — твой жених в этом замешан?
На лице девушки появилось раздражение.
— Мы уезжаем в Рим. Никита получил назначение посланником и не желает ничего знать.
— Если так, шепни мне ещё имя. Кто затевает это всё?
— Зачем? Ты же не думаешь, что способен им помешать? — Ягужинская посмотрела на меня со скепсисом. — Мотылёк не способен крылышками остановить бурю.
— Зато он может вовремя подружиться с этой бурей.
— Ах вот ты о чём! — она рассмеялась. — Ну если так, то тебе стоит поискать расположения князей Гагариных. Сергея Васильевича и Матвея Алексеевича.
Я взял руку Ягужинской и поцеловал.
— Спасибо, мой ангел.
— Но всё же лучше уезжай, — она потрепала меня по волосам. — Будет жаль, если ты пропадёшь и тебя похоронят с таким украшением, — и она провела пальцем себе под носом.
— Уезжать в Рим? — я постарался сдержать улыбку.
— Ну, — она стрельнула в меня глазами, — всё может быть. Ведь это будет потом и не здесь.
— Очень заманчивое предложение…
Палец Ягужинской лёг мне на губы.
— Всё, ничего больше не говори. Захочешь — найдёшь меня в Риме, а коли нет, так нет. Прощай, Костя.
Она резко развернулась и быстрым шагом пошла прочь по аллее, оставив меня с вопросами без ответов. Зачем нужны опричники в Петербурге? Это те же люди, от имени которых говорил Франц Карлович, или ещё одна партия игроков в заваривающейся большой игре? Что вообще происходит, в конце концов⁈
А вот насчёт Ягужинской я был спокоен — пусть выходит замуж, едет в Рим и живёт спокойно. Может, в отличие от деда, судьба внучки выйдет счастливее.
* * *
На следующий день я отправил записку Орлову, что вынужден уехать на неделю. А сам взял Кижа и отправился в имение Разумовского Поречье. Однорукий управляющий меня помнил и принял с радостью, как родственника. Баня, обед и прочие мелкие удовольствия провинциальной усадьбы. А к ночи, уже по темноте, приехал ссыльный Бестужев. Управляющий тотчас отвёл нас в гостиную, лично накрыл небольшой стол с закусками и оставил одних.
— По маленькой, — Бестужев взял графин и налил две рюмки, — а то кости ломит.
Бывший канцлер полез за пазуху, достал крохотный бутылёк зелёного стекла и накапал оттуда семь капель в свою рюмку. Посмотрел на меня, хмыкнул и, расщедрившись, сцедил и мне три капли.
— За здоровье государя с государыней, — поднял он стопку, залпом выпил и, крякнув, захрустел солёным огурцом.
Я не стал отказываться и выпил свою порцию. Ух и ядрёная штука Бестужевские капли! Меня будто током пронзило от макушки до пяток. В голове просветлело, и по телу разлилась необычайная лёгкость. А резерв силы разом наполнился чуть ли не на четверть!
— Хорошо? — Бестужев хмыкнул. — От всего помогает и мужскую силу даёт.
— Спасибо, конечно, но мне своей пока хватает.
Бестужев рассмеялся.
— Вам, некромантову семени, грех жаловаться. А мы люди простые, приходится капельками баловаться. Кстати, — он взял ещё один огурец и откусил половину, — ты вроде рецепт у меня просил?
— Просил. Это алхимия, верно?
— Она, — Бестужев кивнул.
— Ваши капли ведь часть Великого делания? Один из продуктов Альбедо, полагаю?
— А с каких это пор некроманты интересуются алхимией?
В рюмки булькнула вторая порция, но в этот раз он капли пожадничал.
— Так у меня ведь образование, Ваше Сиятельство. Интересуюсь всем помаленьку.
— Э нет, — Бестужев усмехнулся, — шалишь. Не знаешь ты, что такое Великое делание. И капли мои к нему отношения не имеют.
— Может, просветите, Алексей Петрович?
— Может, и просвещу, — он выпил, не став произносить тост. — Ежели ты Катьке поможешь на престол взойти, я тебе и секрет капель открою, и про Великое делание расскажу. Ваш брат некромант про него давно справки наводит, да только другие братцы, масоны, его просто так отдавать не хотят.
— Простите, Алексей Петрович, я не ослышался? Вы же мне в прошлый раз сами советовали от дележа власти подальше держаться.
— Советовал. Только ты, дружок, в него
