— Вопрос нелеп. С тем же успехом вы могли бы спросить Робинзона, какого черта он
торчит на острове…
— Хватит валять дурака! Вы слишком дорого нам обходитесь, Вальдемар! Ваша
писанина — бред сивой кобылы! Того, что вы пишете, не может быть! Вы столь
самоуверенно лжете, что даже не стараетесь избавиться от логических противоречий
в вашей версии российской истории. Мы проверяли на ЭВМ.
— А как же экземпляр "Истории СССР для поступающих в ВУЗы"? Его ведь писал не
я…
— А как вы докажете, что эти вещи — подлинники, а не подделки ваших немецких
хозяев?..
— У меня нет хозяев…
— Опять лжете! 1 марта сего года вы приехали из Германии.
— Но вот тут уж вы необъективны. Если бы я действительно был немецким агентом,
зачем же мне было 20 февраля того же года появляться из ниоткуда в Ленинграде,
зачем мне было являться к своему двойнику, и зачем мне было быть идентичным
моему двойнику? Как вы это объясняете? Хозяевами?
Полковник помолчал, потом спросил:
— А какой черт понес вас в Германию?
— Мой двойник, чьими документами я воспользовался. Или, по-вашему, документы
тоже подделка?
— Отвлекающий маневр. Вы направили следствие по ложному пути, да еще сочинили
такое, что кровь холодеет.
— Но что же сказали ваши биологи по поводу нашего двойничества?
— Оставьте это. Это не ваш козырь. Нам известно об уровне немецкой генетики.
— Так вы меня, что, за биоробота считаете?! — мной овладели одновременно смех и
ужас. Логика полковника была неопровержима. — Но в действительности вы
ошибаетесь, глубоко ошибаетесь! Я презираю детективный и шпионский жанр! Я
ненавижу политику! Я возненавидел ее там, у себя!
— В Германии? — переспросил полковник.
— Нет, в России. Я историк, и мне чужд авантюризм. Несчастный случай вы приняли
за злой умысел. Я желаю вернуться назад или жить здесь частным образом.
Поставьте себя на мое место! Что бы вы отвечали? Как бы вы доказывали, что вы не
верблюд?
— Это все риторика. Заговаривать зубы вы умеете. Придется поговорить с вами
по-другому, — и, заметив внезапную бледность на моем лице, добавил. — Вы
ошибаетесь, если думаете, что мы будем вас бить. Это кустарщина. У нас есть
другие способы заставить вас говорить правду. Ни с места!
В ту же минуту меня схватили сзади два сотрудника и отвели (я, естественно, не
сопротивлялся) в тесную кабинку где-то налево от кабинета полковника,
напоминающую что-то вроде зубного кабинета и рентгеновского аппарата. Меня
зафиксировали в просторном кресле и подключили к моей груди, лбу и вискам
множество датчиков. Потом в запястье очень болезненно вошла толстая игла, и я
потерял контроль над самим собой. Потом я отвечал на множество вопросов часа
два-три подряд. Как только я отвечал на очередной вопрос, он вылетал из памяти,
а сознание до краев заполоняло следующее видение: я — мужественное начало —
вторгался танковыми колоннами во французские пределы — женственное начало…
Я пришел в себя лишь несколько часов спустя в том же кабинете полковника
(читатель, должно быть, догадался, что я побывал в кабинке детектора лжи).
Полковник долго смотрел на меня, не говоря ни единого слова. Потом тем тоном,
каким в детских фильмах постовой милиционер извиняется перед задержанным за
нарушение уличного движения инопланетянином, произнес:
— Извините, мы ошиблись… Значит, все, что вы сказали ранее, действительно
правда…
— Неужели вы не могли выяснить этого два месяца назад? — я начинал приходить в
себя.
— Дорогой мой, это ведь не от нас зависит! Я в этом деле вообще стрелочник… Но
это ужасно… Аппарат не врет… Вы действительно не из нашего мира…
— Ну вот, наконец-то вы, Павел Сергеевич, оказались на моем месте!
— Дело не в этом. Вашего двойника ждет большой нагоняй.
— За что?!
— Он должен был тут же заявить о вас, а он решил, как мальчишка, поиграть со
службой безопасности в прятки. Идиот! Вы чувствуете себя не в своей тарелке?
Отлично! У вас есть шанс занять его место.
— А вы всерьез решили, что я — немецкий шпион?
— Видите ли, Вальдемар, все гораздо сложнее. Думаю, я не нарушу служебную
дисциплину, если открою вам глаза кое на что. Нам известно, что в германских
структурах безопасности и внешней разведке существует план "Барбаросса" — план
взятия власти в СССР в случае попытки проамериканского переворота (вроде того,
что случился у вас в 91-м году). Кое-какие детали этого плана нам еще
неизвестны, и мы ожидали связного, а тут появляетесь вы…
— Хотите правду?..
— Какую правду? Вы уж высказались.
— Я не помню, что я говорил, но могу лишь повторить. Я терпеть не могу шпионских
игр, у меня другой темперамент. При всей моей симпатии к германской культуре, я
отказался бы на них работать. Просто потому, что я мало пригоден для этого и,
потом, питаю отвращение к детективному жанру.
— Ну да это уже не важно. Просто мы были удивлены, что вы слишком "вошли в
роль". Оказывается, это правда…
— Что же меня ждет?
— Не хотелось бы произносить какую-нибудь идеологическую банальность, но вы
должны влиться в наше общество, принять наши правила игры, и никакой
самодеятельности: сами видите, к чему это приводит.
— А мой кузен?
— А с ним разговор еще будет! Это ж надо такое придумать: послать вместо себя
двойника! В игрушки до сих пор играет!
— Надеюсь, он не будет слишком сурово наказан?
— А он сам себя наказал. Отныне он — невыездной. Вместо него будете ездить вы —
шеф принял соломоново решение. Так что обустраивайтесь, женитесь, работайте,
живите как мы. А что касается вашей психологической реабилитации, то от нас-то
что хотите? В этом вопросе мы вам ничем помочь не можем.
— Да нет, я не жалуюсь.
— А все же скажите, где лучше: здесь или там, у вас?… ну, по большому счету.
— Хорошо там, где нас нет. Хотя здесь мне понравилось.
Тут вошел врач, который дал мне несколько таблеток от наркоза.
— До свидания, Вальдемар. Завтра я выхожу в отпуск, а вами займется лейтенант
Мироненко. Познакомьтесь, это Слава, — он представил меня молодому человеку,
почти моему ровеснику, и вышел.
Когда я довольно поздно вернулся домой, по радио сообщали о шестидесятилетнем
юбилее известного театрального деятеля Марка Залупышкина. Вальдемар выслушал мои
