Первым желанием было немедленно повернуть назад, но Келюс тут же одернул себя. Он почему-то не боялся этих странных типов, тем более теперь, когда Ольга в безопасности. К тому же, если это засада, пути к отступлению уже наверняка отрезаны.
Николай не ошибся. Оглянувшись, он увидел, что шагах в десяти за ним идет еще один парень, правда одетый вполне по-летнему, но с таким равнодушным ко всему видом, что Лунин понял все сразу.
Тип в черной куртке, еще раз выглянув из-за дерева, сделал кому-то знак рукой и не спеша вышел на аллею. Откуда-то с другой стороны появился еще один; тоже без куртки, но в странной солдатского покроя гимнастерке с высоким воротником и без погон. Идущий сзади ускорил шаг и поравнялся с Келюсом. Николай остановился.
Теперь уже парни были почти рядом с ним, загораживая дорогу. Келюс с каким-то непонятным интересом взглянул на них и убедился, что Фрол прав: преследователи ничуть не походили на яртов Волкова, да и вообще на преступников. Они были молоды, не старше восемнадцати, с одинаковыми короткими прическами, худые, немного нескладные. Обыкновенные переростки-тинейджеры, которых можно встретить повсюду в Столице; только несуразная одежда да еще неожиданно взрослые глаза отличали их от сотен сверстников.
Келюс молчал. Он не взял с собой пистолет, да и по тому, как начиналась встреча, понял: оружия эти ребята применять не будут.
Парни минуту-другую тоже рассматривали Келюса с каким-то недобрым, даже брезгливым интересом. Затем тот, что был в куртке, очевидно старший, кашлянул, словно прогоняя неуверенность, и посмотрел Лунину прямо в глаза.
– Ты предатель, Николай! – произнес он высоким ломким голосом.
– Что?! – Келюс ожидал чего угодно, но не этого.
– Ты предатель, – повторил парень. – Ты предал свой класс. Ты предал партию. Ты помогаешь врагу. Контре!
– А-а, – понял Лунин. – Слушайте, ребята, может, не надо политграмоты? Может, бином, просто подеремся?
Парни переглянулись.
– Он издевается, – по-петушиному крикнул тот, что был в гимнастерке, но старший, жестом осадив его, продолжил: – Здесь мы тебя не тронем, Николай, но учти: там, у нас, ты приговорен к смерти за пособничество лютому врагу пролетариата.
– Слушай, тебе бы в кино сниматься! – восхитился Келюс. – Где ты, бином, научился так формулировать? Кстати, какому такому врагу я помогал?
– Ты помогал ей! – крикнул парень в гимнастёрке. – Ты что, не понимаешь! Она же враг! Контра! Она…
Парень в куртке жестом велел ему молчать; – Учти, Лунин, нас было пятеро. Когда она бежала, вся наша ячейка поклялась найти ее и привести приговор в исполнение. Двое уже погибли – по твоей вине, Николай. Но мы здесь, и мы найдем ее. Ее ничто не спасет, даже твое предательство. Впрочем, – тут парень в кожанке усмехнулся, – может, у тебя еще осталась совесть, Николай?
– Поймите, – внезапно проговорил третий, молчавший до этой минуты, – из-за нее могут погибнуть тысячи людей! Тысячи честных, преданных делу партии пролетариев! Она – знамя, Николай! Мы должны вырвать это знамя из рук врага…
~ Ну хватит, – поморщился Келюс. – Будем драться, пацаны, или давайте расходиться. В «красных дьяволят» я играл где-то в классе втором…
Парень в гимнастерке вновь дернулся, но опять был остановлен старшим.
– Ей не уйти, товарищ Лунин. – Парень попытался произнести это как можно внушительнее, но в середине фразы голос его сорвался на фальцет. Железная рука партии уже раздавила все их змеиное гнездо! Ей не скрыться от возмездия… А ты еще пожалеешь, Николай…
– Уже пожалел! – разозлился Лунин. – Я напрасно пригласил тебя в кино. Тебе, бином, надо в спецшколу для дебилов. А ну-ка, с дороги!
Келюс ждал, что уж теперь парни не выдержат и полезут в драку, но никто даже не пошевелился.
– Мы сейчас уйдем, Николай, – сказал старший. – Но еще увидимся. А пока отдай скантр. Ты лишен пропуска в Убежище. Кстати, из-за тебя твоего дядю отдали под трибунал. Он оказался трусом.
Скантр отдавать не хотелось. Келюс помнил совет Фрола, но мысль о том, как пропуск достался ему, заставила задуматься. Где-то в глубине души Лунину стало жалко Петра Андреевича, да и быть вором в собственных глазах не хотелось.
– Отдай пропуск, товарищ Лунин, – поторопил его тот, что был в гимнастерке. – Все равно отберем!
Их взгляды встретились, и Николай понял, что скантр у него действительно заберут. Очевидно, зацикленные на классовой борьбе тинейджеры получили строгий приказ. Келюс, расстегнув ворот рубашки, достал ладанку и попытался разорвать нитки. Отдавать ладанку этим типам почему-то не хотелось. Нитки поддавались плохо, дело шло медленно, но парни не торопили. Наконец Келюс, разорвав ладанку, отдал значок с усатым профилем типу в комиссарской кожанке.
– Носи на здоровье, – пожелал он на прощание, – юный пионер, бином…
Парни промолчали и, повернувшись, зашагали в сторону ближайшего переулка. Келюс поглядел им вслед, пожал плечами и пошел дальше. Его не испугала эта встреча. Здесь, в центре Столицы, а не в заброшенном подземном коридоре, эти мальчишки с их классовыми заклинаниями смотрелись попросту по-дурацки. Николай, однако, понимал, что, если в руках у таких вновь окажутся револьверы, пощады ни ему, ни Ольге ждать не придется. Скантра Лунину было не жаль: в «Карман» он больше не собирался, а предупреждение Фрола теперь, после того как симптомы странной болезни исчезли без следа, воспринималось несколько скептически. Правда, Николай сразу же почувствовал слабость, но объяснил это неизбежной реакцией на исчезновение защитного поля…
Ночью Келюс проснулся, словно от сильного толчка. Встав, он машинально, не понимая даже, что делает, оделся и направился к выходу. Только у самой двери Николай остановился, сообразив, что творит нечто явно несуразное.
– Стоп! – пробормотал он, стараясь прийти в себя. – Я что, спятил?
Келюс постоял у двери, помотал головой, отгоняя наваждение, и медленно, словно на его ногах висели гири, пошел назад. Проходя мимо зеркала, Лунин бросил случайный взгляд и, увидев свое отражение, вздрогнул. Это было не его лицо! Николай испуганно всматривался в почти незнакомые заострившиеся черты. Белки глаз покрылись сеточкой взбухших сосудов, кожа покраснела, на лбу обозначились глубокие морщины. Келюс бросился в ванную и сунул голову под кран. Ему немного полегчало, и Лунин побрел обратно в спальню.
Спать не хотелось. Николай пытался заставить себя забыться, считал до тысячи, но откуда-то из глубин подсознания всплывало странное желание немедленно встать и уйти на темную улицу. Он понимал, насколько это глупо и нелепо, но желание усиливалось. Лунин уже знал, что нужно делать там, в темноте. И соленый вкус свежей крови вновь почудился ему…
– «Врете! – подумал Николай. – Я вам не ярт!» Он заставил себя выпить пару таблеток снотворного и вскоре забылся тяжелым сном без сновидений.
Утром Келюс понял, что не может выйти на улицу. Солнце, врывавшееся в окна квартиры, пугало; он задернул шторы и лег на диван. Николай не завтракал, даже не выпил чаю, но с удивлением понял, что совсем не хочет есть. Голова была пуста, ни о чем не думалось, и Келюс пролежал до самых сумерек на диване, глядя в белый потолок.
К вечеру ему стало лучше. Николай обругал себя паникером и, чувствуя прилив бодрости, собрался погулять. Краешком сознания он понимал, что вечером, да еще в таком состоянии, на улицу выходить не стоит, но прохладный сумрак манил, и Келюс, накинув легкую куртку, вышел во двор, с удовольствием вдохнув свежий, уже остывший воздух.
Николай не знал, куда идет. Ноги сами несли его через затихший центр по Тверской куда-то в сторону замерших столичных новостроек. Келюс с удивлением понял, что не чувствует ни малейшего страха. Даже Сиплый с его адской собакой не казался уже опасным. Вспомнив трех типов, забравших у него скантр, Лунин решил, что сейчас ни за что бы не отдал пропуск. Что он мог бы сделать один против троих, Келюс не знал, но почему-то думал, что теперь эти парни ему уже не страшны.
И вдруг Николай сообразил, что уже ощущал нечто подобное. Он на миг задумался и тут же вспомнил: в подземелье, после схватки в «Кармане». «Я, наверное, болен, – понял Келюс. – Да, я болен, Фрол был прав». Однако эта мысль ничуть не испугала. Сейчас, поздним вечером, эти новые ощущения даже понравились ему. Николай вдруг почувствовал впервые за весь день голод и пожалел было, что не поужинал, но понял: пельмени в пачке, поджидавшие его в холодильнике, уже не нужны. Ему хотелось чего-то иного. Внезапно Келюс понял, что ему надо, и наконец испугался, но не повернул назад, а по-прежнему шел куда-то, ведомый непонятным ему инстинктом. У Белорусского вокзала к Николаю пристала какая-то пьяная компания. Он остановился, не слушая воплей, перемешанных с густыми выражениями, и спокойно ждал. Один из хулиганов – здоровенный парень в порванной майке, ростом чуть ли не на голову выше Келюса, – уже схватил его за плечо, но вдруг, взглянув в лицо Николаю, почему-то отшатнулся. Лунин усмехнулся. Внезапно его правая рука молниеносно взметнулась, пальцы с неведомой ранее силой ухватили Парня в порванной майке за горло. Тот захрипел, и Келюс понял, что через несколько секунд его противник будет мертв. Он заставил себя разжать пальцы и, не глядя на парня, бессильно сползавшего на асфальт, зашагал дальше. Случившееся его даже не удивило, Келюс знал, что теперь он способен на куда большее.
