Глава 12
Родители Бурякова встретили нас в буквальном смысле на пороге своей квартиры. И с дверью нараспашку. Даже с чемоданами в руках.
— Игорь Иванович? — я протянул руку мужчине, стоявшему передо мной. На отца погибший прямо перед нами особист был похож как две капли воды. Разве что седые волосы и глубокие морщины отличали их. Его голубые глаза, казалось, испытующе заглянули мне прямо в душу.
— Да, я. Вы из Управления? — Игорь Иванович пожал мне руку.
— Нет, я… можно сказать, сослуживец вашего сына… мы с ним были, когда…
У женщины из рук выпал сверток. Уже спустя секунду почти такая же седая как муж, кареглазая старушка плакала навзрыд. Хотя какая старушка? Ей, наверное, и пятидесяти нет еще. Да уж, горе редко красит людей.
— Недавно получили похоронку, — с трудом произнес отец Бурякова. — Никак не отойдем. А тут еще срочная эвакуация в Алма-Ату. Вещи собрали, а машина грузовая не приехала.
— Давайте мы вам поможем, — тут же подключилась Вера. — Вы на вокзал?
Вот тут бы пригодилась ГОНовская машина, но мы решили, что она нам не нужна: сколько тут идти от Вериной квартиры? Думали, пройдемся, свежим воздухом подышим, аппетит нагуляем. Хотя что его нагуливать? Я, к примеру, уже давно не против плотно перекусить.
— Да. На Казанский. — мать Бурякова смотрела на нас как на последнюю надежду. Что ж ты из трех чемоданов трагедию устраиваешь? — Простите, как невежливо получилось, — она даже в ладоши хлопнула. — Мы ведь не представились! Игоря, я так поняла, вы знаете. А я — Мария Кузьминична, — и она вопросительно посмотрела на нас.
— Это моя жена Вера, — представил я супругу. — А я — Пётр. Соловьев. Мы заехали…
— Так это вы написали? — Игорь Иванович достал из внутреннего кармана пальто мое письмо, раскрыл конверт. Мелькнула схема расположения могилы лейтенанта, которую я набросал. — Спасибо вам… в такое время… не бросили тело сына!
— Как можно? — смутился я.
— Сейчас все можно. На войне люди теряют человеческий облик. Очень быстро. Ну, Маша, все, все, хватит. — Буряков-старший повернулся к жене. — Вытри слезы и поехали. Вон, из жилуправления идут уже. Запирай дверь.
Игорь Иванович под расписку сдал дежурному по дому ключи от квартиры, отметился в специальной книге отъезжающих. Мы в два присеста перетаскали чемоданы и свертки к подъезду, а потом к остановке.
— Бардак творится — покачал головой Буряков — На наше управление забронировано несколько вагонов, но грузовых машин не хватает…
— А я думал, что вы на действующей службе, — я махнул одинокой полуторке, проезжавшей мимо нас по Арбату, но она нас проигнорировала. — Андрей говорил, что у него отец в НКВД служит
— Служил. В отставке. Хотя наверняка сейчас обратно призовут. Людей не хватает.
— Игорь, тут мы не уедем, — Мария Кузьминична дернула мужа за рукав. — Товарищи, пойдем к остановке у Покровских ворот. Оттуда трамвай идет до вокзала.
Так и оказалось. Обливаясь потом, мы дотащили вещи до Покровки. Что же они в чемоданы напихали? На остановке мы с трудом втиснулись в трамвай, который мимо Разгуляя, Елоховской церкви привез прямо на Каланчевку, почти к Казанскому вокзалу. По пути я коротко поведал родителям о налете немцев, перевернутой машине комфронта, смерти сына…
— Героя за Кирпоноса дали? — Игорь Иванович кивнул на Звезду, что была приколота к кителю
— Нет, за другое дело — смутился я — Об этом даже в Правде писали.
— А, вспомнил — Буряков внимательно посмотрел на меня — Но кажется, на фотографии был другой человек
— Это специальная операция. Там всё не так просто.
— Все, понял! — понимающе кивнул отец Андрея.
— Драпаете? — ввалившийся на остановке глубоко испитый мужичок в телогрейке пнул ногой чемодан и дыхнул на нас порцией сивухи. — Крысы бегут с корабля… Обосрались, интилихенты херовы! — он навис над Марией Кузьминичной, брызгая ей слюной в лицо. — Дармоеды, сами ноги делают, а трудовой народ тут оставляют!
Я с разворота въехал алкашу в ухо. Ахнули женщины. Пьянчуга упал на внезапно освободившееся вокруг него место на полу, мотнул головой, приходя в себя.
— Все, все! Сявкой буду! — сбитый поднялся на четвереньки, встал отряхиваясь. — Ну увидимся еще, я вас запомнил! Посмотрим, чья возьмет!
И дальше матом. Я рванулся добавить, но меня остановила Вера:
— Петя, хватит! Не трать время на урода. Приехали уже. Давай вещи на вокзал заносить.
Перетаскивали опять в несколько заходов. Толкаясь и переругиваясь с толпой, наконец, перетащили. И тут по залу ожидания раздался крик: «Воздух».
Люди у высоких окон показывали пальцем в небо. Там двигалась маленькая, черная точка.
— Немцы, немцы! — народ заорал и ломанулся к дверям. Я в одну секунду представил, что сейчас будет в зале. Ходынка!
— По одному! — я вскочил на скамейку, достал пистолет. Под удивленными взглядами Буряковых и Веры два раза выстрелил в потолок. Вниз полетела крошка от штукатурки.
— Прекратить панику! Выходить по одному!
Рванувшая на выход толпа качнулась, испуганно остановилась. Какая-то женщина продолжала тонко и надсадно визжать. На вокзальном полу уже лежал кто-то сбитый с ног, пытаясь встать.
В зал заскочил патруль, на меня уставились дула двух Мосинок.
— Что тут происходит? — усатый сержант щелкнул затвором.
— Прекращаю панику, — ответил я, спрыгивая со скамейки и засовывая пистолет в кобуру. — Лейтенант Соловьев, адъютант командующего фронтом. — Я достал документы, протянул сержанту. Тот их быстро просмотрел, махнул рукой толпе. Народ начал по одному выходить с вокзала. Уже звучали ревуны воздушной тревоги, но налета немцев не наблюдалось — черная точка самолета растворилась в далеком облаке, выглянуло осеннее солнышко.
Буряков-старший долго разыскивал свой поезд, возле него нам опять пришлось пережить давку. Мы еле дотащили чемоданы к вагону. Несмотря на прохладный воздух, я таки порядком взмок.
— Ну… давайте прощаться, — Игорь Иванович крепко пожал мне руку. — Спасибо, что заехали. Для нас это было важно.
Мы обнялись и с всхлипывающей Марией Кузьминичной, пожелали хорошей дороги. Паровоз загудел, по перону повалил белый пар. Буряковы заскочили в вагон, помахав рукой из тамбура, скрылись внутри.
— Прямо хоть в баню отправляйся мыться, — я достал из кармана платок, вытер шею. — Вроде и прохладно на улице, а взопрел…
— Пошли уже, банщик! — Вера потянула меня к выходу с вокзала. Но далеко мы не продвинулись. На крыльце меня буквально схватила за рукав плотненькая рыженькая девушка с широким крестьянским лицом. Нос картошкой, конопушки…
— Ой! Герой! Девчата, Валентин Игоревич, смотрите, быстрее! Я его в «Правде» видела!
— Да нет, не похож, — к нам подошли еще три девушки, походившие на остановившую меня как родные сестры.
— На фотографии был другой…, — добавил остроносый пожилой мужчина в поношенном сером пиджаке, топорщившемся на груди и стареньких диагоналевых галифе, заправленных в видавшие виды сапоги.
— На газетной фотографии люди часто на себя непохожи. Меня вон в многотиражке когда напечатали, я месяц плакала, такая страшная получилась, — возразила одна из девушек. — Посмотри на Звезду Героя.
— Товарищ лейтенант, — мужчина обратился ко мне. — Вы же Соловьев?
— Соловьев, — подтвердил я.
— Товарищ Соловьев! — в меня вцепились сильные женские ручки. — Умоляю! Выступите на собрании коллектива нашего завода!
— А что за завод? — поинтересовался я.
— Так «Серп и Молот», тут недалеко, на заставе Ильича! — энтузиазму этих девчат можно было только позавидовать. Увидели на улице Героя Советского Союза — хватай его за руку, тащи за собой. Мужчина наблюдал за этим со стороны, слегка улыбаясь.
— Подождите, давайте договоримся, — я освободил, наконец, руку, не прекращая улыбаться все же отступил на полшага назад, чтобы избавиться от слишком плотной опеки. — Я сейчас занят, да и вечер уже. К тому же я — человек подневольный, у меня начальство есть. Вы мне дайте телефон, куда позвонить можно, а я уточню и сообщу вам, получится ли.
