выстраивается. Хватай ее и в кабинет ко мне вези.
— Сделаем, у нее сейчас как раз рабочий день, на фабрике ее перехватим, но сначала, на всякий пожарный, квартиру проверить надо, вдруг Сава с головой не в ладах и все-таки там залег.
— Лады, действуй. Только будь аккуратнее. Маньяк вооружен.
* * *
— Здравствуйте, девочки, — я приветливо улыбнулся трем бабулькам, что сидели на лавочке возле подъезда и бросали голубям крошки.
— Ха! Нашел девочек! — всплеснула руками одна из них, самая бойкая, в цветастом платке и с козьей шалью на плечах (несмотря на жару, утеплилась). — Когда я девочкой была, ты еще лет пять, как на свет белый не появился.
Пенсионерка, однако, расплылась в улыбке, мой комплимент ей явно понравился.
— Я вот в тринадцатую квартиру хочу попасть, — раскрыл я корочки. — Там Маша Захарова живет. Знаете такую?
— А этот тоже из милиции? — кивнула собеседница на Федю, что топтался за моей спиной и давил в кулак смешки, сдерживаясь от слова «девочки».
— Тоже. Вы не смотрите, что он как дурачок хихикает, на самом деле он сотрудник серьезный и опытный.
— Не похож он на милиционера, — ткнула узловатым пальцем в Погодина бабуля. — Рожа какая-то хитрая, как у Жоржа Милославского. Или как у Машкиного хахаля.
— Не волнуйтесь, дамы, уверяю вас, Федор Сергеевич тоже капитан милиции. А про какого это хахаля вы сейчас упомянули?
— Да разве их всех упомнишь? — махнула рукой собеседница. — Машка — потаскуха, меняет их чаще, чем Семенишна участкового врача на дом вызывает. Да еще выбирает таких, вот чисто как твой дружок — морды у всех холеные и хитрые-прехитрые, будто пенсию мою задумали заграбастать.
Погодинское лицо обиженно вытянулось.
— Очень интересно, и часто к ней такие вот Милославские, — я кивнул на Федю, — в гости захаживают?
— Раньше часто, а сейчас Машка угомонилась немного. Думали, померла, а она просто в отпуск пошла и на работу не ходит, вот и не видно ее.
— Так ее сейчас дома нет?
— Как же нет? Есть, сегодня с утра в магазин ходила, я точно видела. Сказала, что за хлебом пошла, а сама банку икры и сервелат еще прикупила, через авоську-то все видно. Вот скажи мне, товарищ милиционер, откуда деньги у советского человека, чтобы икру и сервелат каждый день трескать? Не новый год же на улице. И где она в нашем городе такие продукты нашла? Вот проверьте ее и арестуйте.
— А есть за что арестовывать? — прищурился я, как бы подначивая пенсионерку.
— Конечно, есть, мужикам женатым мозги пудрить — разве это не преступление?
— Конечно, преступление, очень тяжкое преступление, — с серьезным видом закивал я. — Вот как раз мне и понадобится ваша помощь в этом запутанном деле.
— А что делать надо? — еще больше оживилась дворовая активистка.
— В квартиру мне попасть поможете?
* * *
Дверной звонок дребезжал длинно и настойчиво. Мы с Погодиным притаились за углом на лестничной площадке, подальше от глазка, выглядывая, как «бабулька-дружинница» истязает сморщенным пальцем кнопку.
— Кто там? — раздался приглушенный женский голос из квартиры.
— Машка, коза такая! Опять ты меня заливаешь, а ну открывай, я на тебя участковому напишу, в ЖЭК и в собес пожалуюсь!
— Баба Лида, у меня вода даже не бежит, — ответила через дверь девушка.
— Не верю я тебе, а ну открой, пустобрешка, я сама гляну. Врешь поди!
Дверь щелкнула и распахнулась.
— Допрыгалась! — затрясла тогда морщинистым кулаком баба Лида. — Вот товарищи из милиции тебя арестовывать пришли. Будешь знать, как чужих мужиков к себе домой таскать. У меня в спальне от твоих амуров уже весь потолок осыпался!
Я быстро возник между дверным полотном и косяком, чтобы не дай бог дверь не захлопнулась, и потянул старушку за локоток, деликатно выводя ее из квартиры.
Та явно вознамерилась присутствовать при «аресте» бессовестной Машки.
— Спасибо, баба Лида, дальше мы сами.
— Как — сами, а разве вам свидетели не нужны? — пыталась протиснуться внутрь пенсионерка, тараня мою грудь худенькими плечами.
— Мы вас обязательно вызовем и все-все запишем, а пока прошу не мешать. Поймите, дело непростое, чужих мужиков водить — дело серьезное, тайна следствия должна соблюдаться, так сказать.
Борец за права обманутых мужчин (и их жён) нехотя отошла от двери и вздохнула:
— И про икру не забудьте спросить, товарищ милиционер.
— Обязательно спросим, спасибо, — я впустил в квартиру Федю и захлопнул дверь, чуть не прищемив бабе Лиде нос.
Девушка ошарашено на нас уставилась, явно не поняла, к чему комедия — кажется, даже не сразу меня узнала. Но лучше перестраховаться. Возможно, в квартире мог быть ее брат, маловероятно, конечно, но все же.
Держа руку на пистолете, я быстро осмотрел единственную комнату, вытянул шею и глянул на кухню. Пусто. Затем перевел взгляд на пол прихожей, где в тесноте ютилась лишь женская обувь. Вроде чисто.
— Ну, здравствуйте, Маша, — наконец выдал я. — Вот решил вас навестить.
— Вы ко мне с обыском? — вытаращилась на меня бухгалтерша.
— Мы просто побеседовать, а почему вы вдруг про обыск заговорили? — насторожился я.
— Не знаю… На фабрике у нас по полной проверка финансовой деятельности идет. Говорят, целая бригада заехала. Я сейчас в отпуске, как на иголках сижу…
Я вспомнил, как, вербуя Машу, представился особым ОБХСС-ником. Теперь понятны ее опасения.
— Нет. По части финансовой деятельности на фабрике у вас, конечно, не все гладко, но я готов на это закрыть глаза, если вы мне подробно расскажете о своем брате. Пройдемте в комнату.
— Брате? Вы про моего брата? Его уже выпустили?
Я сел на диван, а Маша напротив, на стул. Федю оставил дежурить в коридоре, знаком показал, чтобы незаметно еще раз обшарил квартиру, проверил ванную и кухню. Но особенно ни на что не надеялся — в квартире стояла какая-то исключительная тишина.
— Откуда выпустили?
— Так он же в тюрьме сидит… За убийство.
— Выпустили. Когда в последний раз вы его видели?
— Не помню, — девушка намотала на палец ярко-рыжий локон и картинно прикусила губу.
Через тонкий халат просвечивали очертания наливной груди. Слишком глубокий, чуть ли не до пупка вырез, смотрел на меня, пытаясь смутить.
— А вы постарайтесь вспомнить.
— Боря опять что-то натворил?
— Мы это выясняем, — туманно ответил я, пусть пока будет не в курсе, прощупаем сначала.
— Я не видела его лет десять, а может, и больше, — пожала плечами Маша, перекинув ногу на ногу. Из запуганной бухгалтерши, превратившись вдруг в Шерон Стоун.
— Как же так? Боря уже несколько месяцев, как свободой дышит, в Новоульяновск вернулся, а вы его, говорите, не видели?
— Понимаете. Мы с ним никогда не общались близко. Мы совершенно разные люди.
— Расскажите мне о нем…
— Вы не представляете, — глаза Маши округлились, и произнесла она это чуть ли не шепотом, будто боялась за свою жизнь: — Он страшный человек…
— Вот как? — я вытащил блокнот, чтобы делать пометки. — Страшный?
Везти Машу к Горохову я пока не стал. Пока есть психологический контакт с ней, лучше порасспрашивать девушку в привычной домашней обстановке.
— Расскажите мне о своем брате, — подбодрил я ее.
— Он с детства был не такой как все, как будто и не брат мне вовсе, — Маша запахнула халатик под горлышко и всё теребила пуговку на нем. — У нас и матери были разные. Отец, кстати, частенько его бил. Ну, я его не сужу.
Она поджала губы. Я нахмурился.
— За что?
— Понимаете, он мучил животных… Убивал бездомных кошек и собак. Заманивал их на заброшенный завод. И… Резал их на части отцовским охотничьим ножом. Вспомнить страшно, — девушка передернула плечами.
— И что, об этом никто не знал?
— Только я и отец. Папа был фронтовик, уважаемый человек, его постоянно приглашали на всякие встречи, собрания в школы и дома культуры — выступить или просто присутствовать. А тут сын таким растет, представляете, какое пятно на семье. Отец пытался выбить из него эту дурь побоями, но Борис лишь озлобился и убегал из дома частенько.
На глаза Маши навернулись слезы.
— Вы так переживаете за судьбу брата? — поинтересовался я, протягивая ей платок.
— Пусть он в аду сгорит, — вдруг еле слышно процедила Маша. — Нет. Мне его нисколько не жаль. Никогда не испытывала сочувствия к этому… Простите, не знаю даже, как его назвать… Садист.
— А почему тогда плачете?
— Извините… Отец умер не так давно, еще не свыклась с мыслью об этом.
— Понимаю, — кивнул я, а про себя подумал, что неплохо бы было навестить родителей.
Я, как приехал в командировку, был у них всего один раз. Завтра же зайду.
— А потом что было? Как развивались отношения у вашего брата с отцом?
— Что
