сантиметров от пола). Вспомнил, что позабыл их зафиксировать на голове резинкой (обычной, какие сейчас вставляли в трусы). Близоруко сощурился. Маячившая впереди меня фигура Кравцовой превратилась в размытое пятно. Услышал Наташино хихиканье. Обернулся. Сунул наконечники заушников в волосы – царапнул уши. Прижал пальцем носоупоры. Мир снова обрёл понятные черты. Мой взгляд скользнул по катившимся к стене мячам. А в трёх шагах от себя я увидел долговязого Громова.
Василий оскалил зубы, указал на меня пальцем.
– Мастерский бросок! – объявил он.
Громов победно вскинул руки – продемонстрировал одноклассникам (и одноклассницам) волосатые подмышки.
Он посмотрел мне в глаза.
– Да ты вконец охренел, жертва акселерации! – сказал я.
Встал на ноги, вытер о шорты ладони. Заметил, что голоса школьников притихли. Лица одноклассников повернулись в мою сторону. Ударивший меня по голове мяч остановился около деревянной скамейки. Я смотрел, как Громов вальяжной походкой преодолел разделавшие нас метры. Прикинул, что Вася сантиметров на двадцать-двадцать пять выше меня ростом и килограмм на пятнадцать тяжелее (очередной «шкаф»). Громов остановился. Ткнул меня длинным, чуть изогнутым пальцем в грудину. Я вдохнул запах его одеколона (определил: модный сейчас «Олимпийский», ленинградской фабрики 'Северное сияние). Отметил, что мои слова не согнали улыбку с Васиного лица; запрокинул голову, чтобы её увидеть.
– Я тебя предупреждал, четырёхглазый! – сказал Василий.
Говорил он громко – чтобы услышал не только я.
– Не пялься на Наташку! – сказал Громов. – Иначе я все твои четыре глаза тебе же на жопу натяну! Понял?!
В этот раз я обошёлся без расслабляющего удара.
Заломил любезно предоставленный мне палец.
Вася послушно согнулся: приоткрыл в немом крике рот. Я мысленно вместо него произнёс: «Здравствуйте». Подмигнул Наташе Кравцовой, приоткрывшей от удивления рот.
– Смотри, Вася, – сказал я, – чтобы у тебя ничто не треснуло от натуги, натягивальщик малолетний.
– Пусти! – простонал Василий.
Он запрокинул голову, упал передо мной на колени.
Кто-то из девчонок за моей спиной хихикнул.
Я склонился к уху парня и сказал:
– Буду смотреть на кого хочу. И когда захочу. Это не твоё дело. Понял? А сунешься ко мне снова – пожалеешь.
Надавил на заломленный палец.
Василий застонал.
– Я доходчиво тебе всё объяснил? – спросил я.
– Дох… Да! Да! Я всё понял!
– Вот и замечательно.
Мои слова заглушила трель учительского свистка.
– Крылов, Громов, прекращайте эти ваши танцы! – прокричал появившийся на пороге зала физрук.
Я выпустил палец Василия. Поднял руки – показал учителю пустые ладони. Улыбнулся.
– Всё в порядке, Василий Петрович! – сказал я. – Мы с Громовым отрабатывали приёмы самообороны.
Вася поднялся на ноги – снова посмотрел на меня (сверху вниз).
Физрук дунул в свисток и скомандовал:
– Становитесь в строй! Быстро! Быстро!
Я направился к строившимся в шеренгу одноклассникам.
Почувствовал толчок в спину. Оглянулся.
– Встретимся на арене за теплицей, Крылов! – сказал Василий. – Сегодня! После уроков!
Его голос услышали все явившиеся на урок физкультуры ученики десятого «А» класса.
– Как скажешь, Громов, – ответил я.
И добавил:
– Но помни, Вася: ты сам напросился.
На школьной «арене» я в прошлой жизни бился трижды (третий раз – в конце нынешнего сентября). Все три раза – с Васей Громовым. И каждый раз терпел поражение. Хотя проигравшим себя не чувствовал. Тогда я считал: причиной моих неудач были длинные руки моего противника. При схватке «до крови» длина рук виделась мне огромным преимуществом. После каждого поражения я долго ненавидел своё «негодное для драк» тело и мечтал подрасти хотя бы на полтора десятка сантиметров. Убеждал себя, что стань я повыше – Громов бы не выходил из наших схваток на «арене» победителем. Только в институте на занятиях по дзюдо тренер мне объяснил, что длина рук – замечательное преимущество, но «решающее» лишь при встрече «равных» соперников. А на тренировках по рукопашному бою (в первомайском спортивном обществе «Динамо») он наглядно показал мне, что высокий рост – не всегда «хорошо».
Утром я убедился, что моя нынешняя физическая форма далека от совершенства (очень-очень далека). Чувствовал, как побаливали мышцы после пяти десятков приседаний и шестнадцати отжиманий от пола (семнадцатое повторение я себе не засчитал). Порадовала разве что растяжка. На шпагат я не сел (ни на продольный, ни на поперечный). Однако отметил, что моё шестнадцатилетнее тело пусть и хилое, но гибкое – для никогда не занимавшегося «растяжкой» человека. Помнил я и «умения» своего соперника. Все три победы надо мной Громов получил банальными «прямыми» ударами в нос. Схватки получались скоротечными. Поражения в них были обидными. Тогда они виделись мне «случайными» и «несправедливыми». Лишь теперь я признал их закономерными: вспомнил, как всякий раз бездумно лез «напролом», не думая об обороне и… позабыв о Васином преимуществе в длине рук.
На уроке физкультуры мы с Громовым демонстративно избегали стычек друг с другом. Не в последнюю очередь из-за пристального внимания к нашим персонам физрука. Невысокий (примерно моего роста) и широкоплечий физрук – Василий Петрович Лесонен – хитро щурил глаза и поглаживал тонкие усы, посматривая в нашу сторону. По поводу «арены» он не сказал ни слова. Но слышал о нашем поединке – наверняка. Официально драки за теплицей учителя не поощряли. Однако редко являлись разнимать поединщиков. Правильно делали, на мой взгляд. Потому что драки «по правилам» – всяко лучше «стихийных» драк «на эмоциях». Вот и Василий Петрович сегодня своим прищуром намекал: мы решим свои «разногласия» за теплицей – не на его уроке. И даже распределил нас с Василием в одну команду – лишил нас повода для «толкания» около баскетбольного кольца.
В раздевалке Громов всё же отпустил в мой адрес несколько шуток – я пропустил их мимо ушей (как и смех одноклассников). О встрече с Василием за теплицей я ни на физре, ни сразу после неё почти не думал. Не представлял грядущий поединок с шестнадцатилетним школьником чем-то замечательным. Мои мысли вертелись вовсе не вокруг него. Я ухмылялся: вспоминал, во что сегодня вылилась моя затея с «предсказаниями» (мои ухмылки раззадоривали и злили Громова). Натягивал брюки с уже утратившими былую «остроту» стрелками – вспоминал слова Волковой о якобы найденных мной в кабинете директора школы «планах учителей». Покачал головой. Отметил, что предположения Алины выглядели фантастичными. Но всё же не столь невероятными, как «предсказания будущего». Вздохнул и подумал о том, что снова не учёл форс-мажор в виде женской логики.
Вася Громов первым покинул раздевалку – я тут же услышал неискренние слова поддержки от задержавшихся в раздевалке одноклассников. Парни меня заверили, что «Васька» – «слабак». И что у
