Эшли снова погладила его по голове, отметив, что волосы сильно отросли. Потом поцеловала разделенную шрамом бровь и заметила, как губы Джека дрогнули в мимолетной улыбке.
– Ты знаешь, что моя жена умерла? – спросил он внезапно.
– Нет, – отозвалась Эшли, каменея в его объятиях.
– Но ты все равно вернулась?
Честно говоря, она об этом даже не думала – все ее мысли до сих пор вертелись только вокруг Джека, его здоровья и благополучия, не убегая далеко ни в прошлое, ни в будущее. И тем не менее, едва увидев его, Эшли приземлилась в его объятия, как почтовый голубь, словно Джек был ее единственным домом, единственным возможным будущим. Только сейчас она поняла, что здравый смысл в этом процессе не участвовал…
– Как это произошло?
– Тем утром, когда ты уехала, мне позвонили из больницы. Она умерла ночью во сне, без страданий, без боли.
Эшли вспомнила трель телефона, провожавшую ее из спящего дома, которую она проигнорировала в стремлении поскорее разорвать все связи с Блэквудом.
– Я хотел сообщить тебе, но понял, что это ничего не изменит. Я больше не был частью твоей жизни и не имел права в нее вмешиваться. Но сердце у меня болело, я плохо спал – хуже, чем когда-либо. Как ни странно, работа над книгой шла хорошо, и я нашел в ней утешение, как это часто бывает. Писал по ночам, задерживался все позже и позже, оттягивая момент, когда нужно было ложиться в пустую, холодную постель. Однажды я заснул в кресле у огня – и уголек из камина поджег ковер. Когда треск горящей ткани и запах дыма разбудили меня, пожар уже бушевал вовсю.
– О, Джек…
– Огнетушитель, который я держал в холле, не справился. Я вызвал пожарных, потом подключил шланг снаружи и тушил огонь, пока на меня не обрушилась горящая балка. Я очнулся в больнице с повязкой на глазах, и мне сказали, что Блэквуда больше нет.
– Ты видишь хоть что-нибудь?
– Свет от огня. – Джек послушно напряг глаза. – И очертания пианино вон там.
– А меня?
– Нет, мой ангел. Но прикасаться к тебе и слышать тебя мне достаточно.
Эшли еще раз взглянула на него, думая, как он похудел и побледнел.
– Тебя неплохо было бы причесать.
– Неужели я тебе не отвратителен, Эшли?
Она сделала вид, что размышляет над его вопросом.
– Нет, но будешь, если начнешь оправдывать своей слепотой все на свете.
Джек засмеялся и тут же в изумлении покачал головой.
– Колдунья! Я думал, что забыл, как смеяться и улыбаться. Но десять минут с тобой – и мне снова весело.
– Замечательно, но я не могу обещать, что смех, шутки и веселье станут лейтмотивом всей нашей совместной жизни. Ты так скоро с ума сойдешь.
– Давай сделаем вид, что я этого не слышал, – произнес Джек после паузы.
– Я не согласна. Мне может показаться, что ты меня игнорируешь, а я не для того проделала весь этот путь.
– То есть ты хочешь жить со мной?
– Конечно. До конца моих дней. Мысль о жизни без тебя кажется мне невыносимой. Иначе зачем бы мне сидеть у тебя на коленях, целуя тебя при каждой возможности?
– Теперь я понимаю смысл фразы «любовь слепа», – насмешливо сказал Джек.
Эшли подавила улыбку. Раз для него по-прежнему не оставалось запретных тем для неделикатных шуток, значит, испытаниям все-таки оказалось не под силу усмирить стихийное бедствие по имени Джек Марчант. Она поцеловала его в кончик носа, ощутила щекой тепло его кожи.
– Сейчас я заварю нам крепкий чай, а потом мы пойдем гулять. Я опишу тебе все весенние цветы и узоры солнечного света на траве, а птиц ты послушаешь сам. Когда ты в последний раз выходил из дома, Джек?
– Не помню. Но, знаешь, какими бы соблазнительными ни были оба твоих предложения, сначала я хотел бы заняться кое-чем более срочным.
– И что бы это могло быть? – спросила Эшли, не справившись с искушением подразнить его.
Он улыбнулся, обводя кончиком пальцев контуры ее губ.
– Я и забыл, как хорошо ты научилась флиртовать, моя сладкая лисичка. Придвинься ближе, и я покажу тебе, что имел в виду.
Эшли поняла, что незрячие глаза Джека могут плакать, когда почувствовала щекой влагу на его щеке. Но едва он начал целовать ее, зажмурилась, чтобы ничто не мешало ей наслаждаться восхитительным ощущением близости. В тот момент она хотела быть такой же слепой, как ее возлюбленный.
Эшли и Джек поженились жарким летним днем в маленькой деревенской церквушке рядом с Блэквудом. Невеста была в простом платье из белого хлопка, а кремовые розы для букета нарвала перед свадьбой сама с одичавших кустов рядом с развалинами особняка.
На торжестве присутствовали только Кристин и Джулия из агентства по трудоустройству, одна – вдова, другая – старая дева. И пусть любовная жизнь этих немолодых женщин закончилась слишком рано или не сложилась вообще, они плакали от радости, слушая искренние клятвы счастливой пары.
Молодожены рассчитали сиделок и поселились в старом коттедже. В Блэквуд-Мэнор начались строительные работы: Джек решил, что не может позволить фамильному гнезду рассыпаться в прах. Руководство реконструкцией легло на плечи Эшли – она старалась нанимать только местных работников, помнивших, как выглядел особняк до пожара, и считавших своим долгом возродить его в первозданной красе. Ей хотелось вернуть сверкающие полы и широкие парадные лестницы, но вместе с тем добавить современных удобств вроде дополнительных ванных комнат и более эффективной системы обогрева.
К радости Эшли, Джек продолжил писать книги. Наговаривал главы очередной биографии на диктофон, а она потом переносила их в компьютер. Публиковать законченный роман Джек отказался, несмотря на настойчивые просьбы своих литературных агентов. Эшли было жаль, на ее взгляд, книга получилась достаточно яркой и захватывающей, чтобы стать бестселлером, а потом, возможно, и сценарием к фильму. Однажды вечером она даже пожурила мужа за отказ от гарантированного успеха, когда лежала на софе, устроив голову у него на коленях, и читала ему вслух.
– Я не хочу такого успеха. – Джек мягко поцеловал жену в волосы. – Он вносит в жизнь сумятицу и в конечном итоге забирает у человека больше, чем дает. В деньгах мы не нуждаемся, а все, что мне нужно для тела, сердца и души, это ты. Не вижу смысла хотеть чего-то большего.
Эшли поняла, что он имеет в виду, она читала прессу и знала, какой некрасивой и даже унизительной может быть слава. Ее саму подташнивало при мысли о заголовках вроде «Слепой герой войны написал шокирующий антивоенный роман» и назойливых репортерах, которые выставят их жизнь на всеобщее обозрение.