За их изобретения я платил, и, по меркам Княжества, очень неплохие премии. Четыре инженера за свои изобретения не только в конструировании станков, но и, например, паровиков (три года мучились, пока не сделали нормально работающие паровики и не перевели их на мазут) получили по десять монет золотом. С учётом того, что каменный дом в столице стоит восемь золотых монет, а яхта-катамаран с дорогой отделкой кают – три, деньги огромные. Зарплата у них была тоже немаленькой – пятнадцать серебряных монет в месяц. Полторы монеты золотом.
Кстати, у меня в месяц уходит до ста рублей золотом только на поощрение своих изобретателей. Мой любимый изобретатель, Дмитрий Руссов, брат моего министра финансов, студент-агроном с факультета селекции, тот, что вывел съедобную картошку, был награждён пятнадцатью рублями золотом и личной яхтой, которая ранее принадлежала мне. Парень продолжал учиться, уже заканчивал последний курс университета, жил в собственном каменном доме с семьёй и совершал плаванье на собственной яхте, но селекцию не забросил. Он был фанатом этого дела. Вон, томатами занялся, они уже начали распространяться по огородам крестьянам, но надеюсь, парень выведет что-то интересное. Лаборатория университета полностью в его распоряжении.
На верфи я задержался у отдельного стапеля. Он был закрыт со всех сторон бревенчатыми стенами. Постройка этого корабля то замирала, то возобновлялась. Всё зависело от материала, то есть от достаточного количества металла. Да, на стапеле находился корпус большого крейсера, который должен был двигаться с помощью шести паровых машин, питающихся мазутом. Крейсер в пять с половиной тысяч тонн ещё не был готов, это долгосрочный проект, но я надеялся, что года через два он будет спущен на воду. Стальные шпангоуты крейсера, как рёбра кита, торчали на стапеле, две трети уже были закрыты бронеплитами обшивки, также была готова часть палуб и внутренних переборок. А ведь нужны ещё орудийные башни. И так строителям приходилось всё делать практически на ощупь, под моим присмотром, поэтому сложно говорить о сроках. Часть крейсера трижды разбиралась и перестраивалась, инженеры-корабелы за голову хватались, но для них это действительно был уникальный опыт, и они, как и я, горели желанием достроить корабль и спустить его на воду. Больше всего споров было, утонет он сразу или всё-таки проплывёт метров пятьдесят, например. Большинство, как и часть инженеров, склонялись к первой версии. В то, что он вообще сможет держаться на поверхности воды, верили не многие. Пришлось убеждать их, приведя пример с ванной Архимеда. Шучу. Просто сделали из жести копию крейсера размером один к двадцати и спустили его в воду. У всех был шок, макет спокойно держался на воде и не тонул.
Вот у нас восемь буксиров, три работают в порту столицы, два на верфях и заводе, один в Южной Америке, один на Кубе и один в Архангельске. Ещё строились два буксира, были заказы от купцов ещё на пять таких судов. Все они были деревянные, но обшитые медным листом. Когда их строили, тоже было разговоров о том, что ничего не получится, сейчас же без буксиров работа в порту фактически встаёт. Уже не нужны шлюпки с гребцами, чтобы подводить крупные океанские транспорты к пирсам или заводить их в порт. Один буксир работает как десять шлюпок.
После этого я направился на полигон, где до самой темноты проводил стрельбы с миномётчиками, выпустив порядка пятидесяти мин. Корректировали огонь два сигнальщика, один на холме с корректировщиком, другой рядом с батареей. Говорить о хороших результатах пока ещё рано, но главное – в корректировщиков не попали. Две мины разорвались в ста метрах от них. Тренировка и практика нужны, пусть тренируются.
На обратном пути я размышлял о Княжестве. Да, сейчас мой завод и верфи сравнимы с уровнем тысяча девятисотого и тысяча девятьсот десятого годов, если брать мерки моего времени, однако в некоторых областях мы ещё отстаём, причём сильно. Но тут у меня не доходили руки и не было необходимых средств и знающих людей, чтобы поднять некоторые производства до нужного уровня. Да что говорить, каждого ценного спеца я знал по имени и в лицо, мало у нас их было, и на каждом висело по несколько проектов. Время было нужно, время, чтобы вырастить следующее поколение уже образованных инженеров, закончивших университеты и вузы. Понимающих хотя бы, что я от них хочу.
Да и про Княжество можно сказать, что это прибрежное государство, связанное со своими городами в основном только морскими путями. Да, моё Княжество на землях, где находилась столица и основные производства, раскинулось вглубь континента всего на сто восемьдесят километров. Было большое количество хуторов фермеров, порядка трёхсот, пять десятков деревень и около двадцати сёл, но город был всего один – столица Князьград. Про другие земли княжества я не говорю, там есть города, и земли тоже раскинулись вглубь континентов, но не более чем на сто километров – людей мало, чтобы осваивать их. Хотя работа пионера-колонизатора была достаточно прибыльная и охотники находились. Порядка ста человек в год, которым я оплачивал исследования и составление карт неизученных земель. Некоторые так и оседали в племенах или на незаселённых землях.
В общем, мы ещё развивались, однако думаю, что лет через двадцать у меня будет государство, которое займёт все прибрежные земли со стороны Атлантики. О побережье со стороны Тихого океана я пока не думал. Мне бы тут освоиться и нормально закрепиться. Ладно ещё, с индейцами мы были в нормальных отношениях, хотя они и пробовали нас на зуб и способность защитить свои выкупленные земли. Попробовали, больше не хотят, предпочитают меновую торговлю.
К столице мы возвращались по полям, на которых кроме других овощей, что шли в столовую завода и верфи, росла и картошка. Этот овощ поистине считался княжеским, потому как знали, как я его любил. Картофель всего два года как начал появляться у меня на столе, в основном все клубни шли на рассаду для увеличения следующего урожая, однако понемногу начали расползаться и по простым домам. Я этому не противился, даже был рад. Вот на экспорт он ещё не шёл – пока внутренний рынок не насытится, продавать его не буду. Только московскому царю, посольство которого было единственным у меня в столице, я отправил два мешка, с кровью оторвав их от своих запасов.
С картошкой вообще интересная история произошла. Не было её съедобной в Америке, ну не было и всё тут! Однако один капитан-торговец – он на своей шхуне ходит по карибской акватории и меново торгует с племенами, – так вот, он и привёз клубни съедобной картошки. А то я три года без неё маялся, не ядовитую же американскую есть, да и надоела эта репа в щах. Ну, а дальше мои селекционеры поработали и выдали результат. Вкусная, ничем не отличимая от будущей, картошка появилась на наших столах в разных видах.
