место в мире но уровню производства на душу населения занимает Ниппония — 28
тысяч долларов, на втором — Рейх — 24 тысячи, а на третьем — США — 23 тысячи
долларов.
— А у… нас… сколько?
— Подсчет весьма труден, но по курсу в прошлом году было около 11 тысяч долларов
на душу населения. Это при том, что у нас чистое потребление составляет 36 %
национального продукта, а в США — 64, и в Рейхе — 52. Это значит, что личное
потребление в СССР в три раза меньше, чем в Рейхе, и в четыре раза меньше, чем в
США. А… у вас?
— В последней энциклопедии я встретил цифру 3 220 долларов на душу населения —
это производство.
— М-да, доперестраивались.
— У нас все еще зависит от курса доллара. Когда я исчез, за один доллар давали
около пяти тысяч рублей…
— Серьезно?! Вы как аргентинцы — оперируете миллионами?
— Не совсем миллионами. У нас средняя зарплата — семьсот тысяч рублей.
— Интересно, сколько это на наши, — Антон остановился возле дверей аптеки и
занялся подсчетами в уме. — Восемьдесят пять рублей, — сообщил он через минуту.
— А у нас за триста.
— Нет, с этим всем я абсолютно согласен. Но вы в более выгодном положении. Вы
отгорожены от "свободного мира" двумя отличными "железными занавесами": Рейхом и
Ниппонией.
— Да нет, почему? Никакого "железного занавеса", по правде, не существует. Это
троцкистский миф. Информационное пространство едино, но тут-то и оказывается,
что свобода информации не только благоприятствует демократиям, но и очень вредит
им. В той же Америке гораздо больше сторонников национал-социализма, чем в Рейхе
— демократии. При равном уровне жизни в Рейхе и Штатах последним остается
уповать в своей антигерманской пропаганде лишь на "свободу творчества", то есть
доказывать бюргерам и бауэрам, что симфоническую музыку слушать "нельзя", а рэп
— "можно". Но в том-то и дело, что германцы невосприимчивы к таким "доводам".
Еще в прошлом веке у них сложилась концепция "культуркампфа".
— Да, все хотел спросить, почему в Африке так мало народу?
— Так это только белые. Негры в африканских странах приравниваются к животным и
не учитываются при переписях. Их что-то вроде около двухсот миллионов. А в
африканские страны-сателлиты Рейха переселяются венгры, французы, босняки и
прочие. У Гитлера была концепция Евра-Африки. К тому же уменьшение численности
негров благотворно повлияло на сохранность африканской природы: тут уж или-или.
— У нас совсем другая картина: две мировые войны опустошили Европу и
стимулировали резкий количественный и качественный рост Третьего мира.
— Какого мира?
— У нас с сороковых до восьмидесятых годов весь мир делился на три части:
капиталистический мир во главе с США, социалистический лагерь и так называемой
"Третий мир" — страны Азии, Африки и Латинской Америки, которые часто меняли
свою ориентацию с СССР на США и обратно.
— Мир у вас, однако, более примитивен, чем наш.
— Нет, почему. Третий мир очень неоднороден: китайский коммунизм — маоизм,
азиатский национализм, панисламизм на Ближнем Востоке, панафриканизм. В каждой
из стран — множество противоборствующих группировок, постоянные перевороты,
гражданские войны.
— У нас конфликты двух видов — конфликты между сателлитами разных империй,
например нашей Эфиопии и немецкой Сомали, а в Европе сторонники независимости от
Германии — голлисты, титоисты. "Красные бригады" в Италии проповедуют
индивидуальный террор. Их, естественно, поддерживают американцы. А наши
поддерживают кубинцев и повстанцев в Латинской Америке.
— И ещё одного я не понял: как у ниппонцев появилась атомная бомба?
— Им передали ее немцы сразу же после бомбардировки Хиросимы, и ниппонцы смогли
три дня спустя сбросить ее на Лос-Анджелес.
— И что с Лос-Анджелесом?
— То же самое, что и с Хиросимой. Миллион погибших сразу и сотни тысяч умерших
от лучевой болезни. В США началась паника, и они вскоре заключили мир с
Ниппонией. Только потом выяснилось, что это германская бомба, и что ниппонцы
создали свою бомбу только в 56 году.
Так, беседуя, мы миновали летний кинотеатр, куда уже собирались зрители,
заглянули в ярко освещённый книготорг — ничего интересного — прошли через
пустынную площадь, на которой кто-то рассыпал воздушную кукурузу (на Украине
воздушную кукурузу (по-украински: баранци) делали еще во времена Тараса Бульбы).
Теплая южная ночь опускалась на землю, и уже появились первые парочки, а слева,
в доме, где до революции жил поп, располагался немецкий клуб с бюстом Гебхарда
Блюхера, обрамленный двумя рейсбаннерами.
— Почти в каждом украинском городе есть немецкий клуб, — сказал Антон. — А у
вас, выходит, всем заправляют янки?
— К сожалению.
— Странно… Очень странно… Вальдемар прав: у вас там не правильная история…
— "Для каждой нации правильная история равноценна ста дивизиям"? — процитировал
я Гитлера.
— Эх, Вальдемар, если ты думаешь, что там, где стоит статуя свободы, живут
неподкупные объективисты, ты очень заблуждаешься. Один английский публицист
писал: "Историю войны пишут победители".
— Это Джордж Оруэлл.
— Оруэлл? Не знаю такого. Стоп! Давай сверим: я буду называть фамилии, а ты
вспоминай, есть ли эти люди у вас… Парфенов?
— Не знаю…
— Детский писатель школы Гайдара… Кнут Гамсун?
— Норвежский писатель, сочувствовал фашистам.
— Совершенно верно, только не фашистам (фашисты — это в Италии), а
национал-социалистам… Невзоров.
— Есть! Он вел у нас на ЛТ патриотическую программу "600 секунд", а тут я его
видел в роли телеведущего.
— Карл Готт?
— Чешский певец и киноартист…
— Немецкий, немецкий киноартист чешского происхождения. Ему сейчас за полтинник.
Тут мы подошли к празднично иллюминированному киоску у нашего дома, и он
встретил здесь двух своих друзей — Стеценко и Безверхого. Безверхий написал пару
фантастических новелл в стиле Лемма и предлагал их Антону в ореховскую
пионерскую газету. Тот взял черновики и пообещал посодействовать.
Когда мы входили в подъезд, я сказал:
— У меня создалась такое впечатление, что в СССР живут только немцы и евреи.
Он остановился, подумал секунды три и ответил:
— По большому счету это так. Русский патриотизм безвозвратно утерян. На него
