— Товарищ подполковник, у меня более тысячи часов налета, я — командир 1–й эскадрильи, была на фронте с начала войны, потом шесть месяцев в Энгельсе. У меня тоже будут аннулированы допуски?
— Сколько у Вас полетов на удар с пикирования, и с каких высот?
Она достала летную книжку.
— Шесть вылетов с высоты три и три с половиной тысячи.
— Количество пикирований за вылет?
Она удивленно почесала рукой лоб у переносицы.
— Одно. Удар с горизонтали, разворот и удар с пикирования.
Из шкафа достаю, нарисованные Настей, схемы захода на 'вертушку' и 'бабочку'.
— Вот такие схемы Вы видели? Исполняли?
— Нет.
— Если вы атакуете объект по той схеме, что вы описали, то немцы от вашей эскадрильи оставят один — два самолета, даже без воздушного нападения на Вас. В обороне важных объектов они очень сильны. А мне совершенно не хочется рассылать Вашим матерям похоронки. Поэтому всему полку необходимо научиться воевать, ваша задача не умереть за Родину, а сделать так, чтобы гитлеровцы сдохли за свой Рейх.
Тут возник небольшой шум, в зал вошли возвратившиеся с задания летчики и летчицы, штурмана и стрелки ОРБАЭ. Прямо из машин, упакованные в меховые куртки и комбинезоны с подогревом. Я разрешил раздеться и войти. Тамара сняла куртку и повесила ее на вешалку на стене, прошла на сцену и доложила:
— Товарищ подполковник! Эскадрилья нанесла удар по мостам у города Балаклея и скоплению железнодорожного транспорта на станции. Сбит ночной истребитель 'Ме-110'. Пленки проявляются, по докладам стрелков наблюдались попадания в пролеты, зафиксирован сильный пожар на станции. Потерь нет, основная группа в бой с воздушным противником не вступала. Командир эскадрильи капитан Иванищева.
— С третьей победой, Тамара! — мы обнялись под аплодисменты девчонок. Им выделили место в первом ряду, и я не отпустил Тамару со сцены.
— Тут у нас вопрос возник, товарищ капитан. Про… — закончить я не успел.
— Физкультуру, небось! — заулыбалась Тамара. На язык она была бойкая, из небольшого городка на юге, с характерным 'гэканьем', иногда не совсем литературным языком.
— Ой, девочки, нам, когда об этом сказали, у нас глаза на лоб полезли! Беготни и физзарядки было много, и нам казалось, что мы уже в норме, и только два или три человека относились к этому серьезно. Они теперь с нами на задания не ходят, истребителями считаются: это Лиля и Майя, а потом, когда нас научили пикировать и, казалось, что мы можем все, мы пошли к Мясоедово, и там отработали утром по немецким позициям, 'бабочкой'. Я смогла сделать 10 заходов, но, на крайнем, сил уже совсем не осталось, пришлось 4 'пятидесятки' разом сбросить, потому, что боялась, что девчонок за спиной угроблю. Вот после этого, мы с площадки со снарядами просто не вылезаем. Так что, наберитесь терпения, мужества, не побоюсь этого слова, слез и соплей, но, вот так должна уметь каждая из вас.
Подошла к турнику, и играючи начала подтягиваться. Спрыгнула с турника, поклонилась залу и скорчила смешную рожицу, чем всех развеселила.
Раскова появилась через два дня, доложилась по форме, все‑таки, она кадровый командир РККА. Ознакомилась с планом ввода полка в строй, сжала губы, так как ей указали на уже выявленные недостатки в обучении полка. У них уже построены отдельные помещения, свой штаб, своя столовая и почти все свое. Я ее не трогал, давая время ей остыть, захочет — сама начнет разговор обо всем. Тем более что начальник физподготовки дивизии не принял у нее зачет. Ей самой требуется привести свою форму в порядок. Я проводил занятия только по тактике и боевому применению. Летную подготовку принимал замполет. Вот его я прокатал и проверил: насколько хорошо выполняет то, что должен контролировать. У Коноплянникова с пилотажем было все в порядке. Ему можно доверять проверки. Дел навалилось столько и пол столько, что вздохнуть некогда было. За неделю не сумел выполнить ни одного боевого полета. Громом среди ясного неба прозвучал звонок из штаба армии от Земцова, который передал, что арестован Путилов и приказал прибыть для дачи показаний. Мой план 'троянский конь' с треском провалился. Я не учел изменений, которые уже произошли в НКАПе! Заскучавшие без дела Настя и Аня с удовольствием сели по местам, и мы прибыли в Воронеж. Земцов не был настроен агрессивно, но допрос, все‑таки, провел. Главный вопрос был о том, давал ли я приказание перебирать двигатели изделия '103у' и готовить его к полетам, как это утверждает подозреваемый Путилов. Я подтвердил, и показал свой приказ об этом.
— Зачем?
— Машина стояла в ангаре, который отвели нам для ПАРМа. По техпаспорту, она вылетала 100 часов без замены двигателей, на шесть часов больше, чем их ресурс. Принадлежала она войсковой части 60029, которой в Воронеже я не обнаружила, расформирована. Мыши погрызли проводку, машина была полностью неисправна. Я дала указания модернизировать ее и подготовить к полетам.
— Вы давали указания изменять конструкцию центроплана?
— Да, такие указания, и расчеты для них, я давала.
— Это они?
— Да, это моя рука.
— Для чего вы дали такие указания?
— У машины устаревший профиль крыла, дающий на большой скорости нежелательный эффект тяжелого носа. Я пересчитала профиль и предложила создать дополнительную накладку, которая полностью изменит профиль крыла в районе центроплана. Для испытаний мы планировали использовать крыло от Пе-3ВИР, а затем заказать на заводе перепрофилированное родное крыло. Машина выпускалась здесь, на воронежском заводе, поэтому, теоретически, такое крыло изготовить большого труда не составит.
— А что это за 'чертово колесо' Вы сделали для него. Это — Ваш чертеж?
— Мой. Это ВИШ-74(6), винт со сверхзвуковой скоростью законцовок, позволяет держать, по моим расчетам, маршевую скорость 830–900 километров в час.
— Сколько?
— До 900 км.
Начальник особого отдела давно служил в авиации, поэтому отчетливо понял, о чем идет речь. Все поршневые двигатели редуцировали, уменьшая количество оборотов, так как прямые лопасти не могли работать на линейной скорости конца лопасти выше 330 м/сек. Академик Богословский в 54–м году пересчитал кривизну сверхзвуковой лопасти, и в дальнейшем у нас появились аэротрубы со скоростями обдува выше звукового барьера. Земцов схватил трубку телефона и куда‑то позвонил. Попросил срочно зайти к нему. Через некоторое время дверь открылась, и на пороге появился Андрей Николаевич Туполев. 'Черт возьми! Он же еще полгода должен сидеть! А об этой машине он вспомнит только в 44–м!' Угу, как же! Он приехал именно за ней! Не один я такой умный! Наши успехи с модернизацией Пе-2 давно известны в НКАПе, и Туполев был освобожден, и получил задание сделать дальний скоростной высотный пикирующий бомбардировщик и истребитель сопровождения к нему. Само собой, он вспомнил о трех экземплярах '103–го', и решил снабдить их ламинарным крылом, и модернизировать уже устаревший проект. Приезжает на свою вотчину, а это — его завод, а какой‑то Путилов, которого он прекрасно знал, и который работал у него в КБ, разбирает ЕГО самолет. Отнимая у него хлеб, а может быть, и еще что‑то. И вместо «Ту», хочет сделать «Пу». Приехали!
