– А вы все бездельничаете, Куртц! – с неудовольствием произнес штандартенфюрер Штуце, входя в отделенную от общего помещения перегородкой комнатку, занятую штурмбанфюрером.
– Прошу прощения, господин штандартенфюрер, – произнес Куртц, вскакивая и убирая початую бутылку с коньяком. – Караульная служба налажена, происшествий нет. Вот я и позволил себе расслабиться, предавшись воспоминаниям за рюмочкой коньяку.
Штуце подошел к столу штурмбанфюрера. Там, раскрытый посередине лежал фотоальбом. Штандартенфюрер, нагнувшись, с интересом вгляделся в фотографии. На одной из них, верхней, виднелся расстрел. Там, на фотографии, были и Штуце, и Куртц. Только в то время как штандартенфюрер курил в сторонке, Куртц, с дымящимся пистолетом, расстреливал людей, одного за другим. Воспоминания охватили Штуце, он вспомнил города, деревни, через которые ему пришлось пройти, сея насилие…
– Да, дорогой Эрнст, – расчувствовавшись, проговорил штандартенфюрер. – Мы с вами и есть простые работяги, те, кому приходится делать всю грязную работу! Мы и подарим Великой Германии победу и вечную жизнь!
– Хайль Гитлер! – воскликнул штурмбанфюрер. Он довольно покраснел. – Мы с вами, господин штандартенфюрер, много прошли и еще много пройдем!
На какое-то время соратники по оружию предались воспоминаниям, однако вскоре сентиментальность покинула штандартенфюрера, он умолк, собираясь с мыслями, а затем заговорил:
– Э-э-э… зачем это я к вам зашел, Куртц? – Штуце почесал лоб. – Ах, да. Проведите фильтрацию заключенных. Установка готова, и профессор сказал, что ему хватит и десятой части материала для технического обслуживания и экспериментов. Все же оставим немного больше. Ну а остальных… зачем нам кормить остальных, не правда ли, штурмбанфюрер?
– Яволь, герр штандартенфюрер! – четко ответил довольный Куртц. Он сразу как-то подтянулся, стряхивая с себя полусонное состояние. – Когда прикажете начинать фильтрацию?
– Да когда вам будет удобно, хоть сейчас! – Штуце вяло махнул рукой. – С этим разберитесь, пожалуйста, сами!..
Куртц решил не спешить и потому назначил фильтрацию заключенных на следующий день. Всего их было человек четыреста, и потому толстяк-садист решил устроить что-то вроде соревнований. Сильнейшие, годные для работы оставались жить, ну а остальные… остальные должны были отправиться в яму! Эрнст Куртц предчувствовал неплохое развлечение…
Когда группа подполковника Ерошкина приблизилась к объекту, командир приказал остановиться. Место для отдыха и ночлега выбирали тщательно, разместились в глухом овраге, посреди огромного участка бурелома.
Места здесь были гиблые. Поваленные бурей стволы деревьев не первый год лежали, разбросанные неистовым ветром в разные стороны. Какие-то из них высохли, другие, лежащие на земле, сгнили изнутри и рассыпались в труху от толчка. Сквозь нагромождение поваленных стволов проросли молодые ели и сосны, так, что сквозь бурелом было не только трудно пройти, но и невозможно разглядеть что-либо уже на удалении в пятьдесят метров.
Людям было неспокойно. Несмотря на отголосок взрыва, дошедший до бойцов, казалось, от самого лагеря, подполковник продолжал вести людей вперед, так, будто ничего особенного не произошло. Единственное, что изменилось, – это скорость передвижения. Двигаться стали быстро. Ерошкин особо проинструктировал людей беречь ноги – предупредил, что тех, кто по собственной глупости получит травму и станет замедлять остальных, бросят в лесу. Семеро одного не ждут!
Подошедший во время отдыха к Николаю «Очкарик» удивил. Не говоря ни слова, поманил за собой, усадил на корягу, в сторонке от остальных.
– Ну, Коля, дело у нас с тобой особое, и идти на него нам надо красивыми. – С этими словами, Георгий Михайлович достал из-за пазухи сверток, одним движением мастерски развернул его. Внутри оказался парикмахерский набор: сияющие никелем ножницы разных видов, расчески, бритва. Достал котелок, налил в него воды из фляги, добавил мыла, быстро и умело вспенил. Николай смотрел на приготовления с открытым ртом.
– Георгий Михайлович… – проговорил он растерянно. – Вы что же, бриться здесь собрались?
– И тебя побрею, и сам побреюсь! – с улыбкой ответил «Очкарик». Он закатал рукава. – Да и постричься нам не мешает. А когда найдем ручеек, остановимся и как следует помоемся. Наш запах выдает долгое пребывание в лесу. А сейчас этого не надо. Нам с тобой, Коля, теперь чистюлями надо побыть…
Брил Георгий Михайлович здорово. А стриг как заправский парикмахер, ловко щелкая ножницами там и сям. Отросшие в лесу волосы «Очкарик» состригал не наобум, он ухитрился соорудить Николаю качественную прическу а-ля Гитлер. Закончив с Удальцовым, Георгий Михайлович аккуратно обмахнул его щеточкой, а на последок еще раз здорово удивил, достав флакончик дорогого иностранного одеколона и пшикнув на Николая несколько раз.
– Вот тебе, красноармеец, буржуйский шик! – с улыбкой произнес Георгий Михайлович. – Так, постой-ка, не уходи. Теперь мне поможешь, договорились?
– Так ведь я стричь-то не умею, – сказал растерянный Коля, оглядывая себя в зеркало со всех сторон. Удивительно, но фашистская стрижка ему даже понравилась – Побрить кое-как могу…
– Да ты просто с зеркалом постой, братец, – не теряя времени, «Очкарик» уже быстро намыливал лицо, затем поправил бритву на кожаном ремне. – Я и сам прекрасно справлюсь. Скажи лучше, ты говоришь по-немецки?..
Разведчиков, посланных к объекту на рекогносцировку местности и обстановки, встречал лично Ерошкин. Подполковник не удовлетворился устным докладом, а усадил их с карандашами и бумагой и заставил рисовать схему объекта, изложить свои соображения. Георгий Михайлович ушел туда, оставив Удальцова с тюком, приказав «разобрать по размерам». Развернув сверток, Николай увидел аккуратно сложенную и перевязанную бечевками немецкую форму…
Ерошкин ошарашенно уставился на «Очкарика». Уж больно отчаянный план тот предлагал, уж слишком рискованный…
– Вы уверены, Георгий Михайлович, что стоит идти на такой риск? – сдержанно спросил он своего визави, настоящего имени и звания которого не знал. Знал подполковник лишь то, что «Георгий Михайлович» стоит выше него. Сразу зауважав делового, спокойного и несуетливого «помощника», который не лез в дела Ерошкина, а подчеркнуто вежливо помогал дельными советами, подполковник искренне переживал за него. – Я предлагаю, как и раньше, штурм по двум направлениям.
– Сергей Константинович, нет смысла это обсуждать, – Георгий Михайлович посмотрел на собеседника сквозь стекла очков. – Штурм, как вы предлагаете, конечно, будет. Но все уже условлено, обговорено по минутам, так что рассуждать действительно не о чем. А на мост ребят вы правильно послали…
