Николай по голосу узнал майора Назарова; присмотревшись, при тусклом свете луны, он заметил, что тот стоит совсем близко от них, в шагах десяти с автоматом на плече. Конкин почувствовал, что майор тоже присматривается к ним.
– Что, обгадился, щенок? – зло проговорил майор. – Видать, знатную кралю отцепил, коли ты за ней по ночному лесу гоняешь? А может, мне вас обоих тут расстрелять, чтобы такую сладкую парочку не разбивать? Впрочем, есть вариант получше, – Назаров издевательски хихикнул, – ты сейчас зажжешь свечку и будешь держать, пока краля твоя меня ублажать будет. Только все равно вам не жить. Ни тебе – предателю, ни ей – кулацкому отродью!
Последнюю фразу майор Михаил Назаров произнес напрасно. Нервы Ивана не выдержали. Мгновенно, без раскачки перейдя в боевой ритм, он толкнул Катю. Та слепо побежала в сторону дома. Затем Иван скорее почувствовал, чем увидел, как Назаров стряхивает с плеча автомат… Одним плавным движением, на порядок опережая не раскачавшегося еще майора, Конкин присел, вырвал из сапога клинок и мягко, как его учили, не изгибая запястья, послал нож в полет. Послышался хрип – кинжал по самую рукоятку вонзился в горло контрразведчика Отряда.
Что-то взорвалось в голове Ивана, он пошатнулся, с трудом выдыхая воздух из напряженной груди. Раскачиваясь из стороны в сторону, хватая скрюченными пальцами воздух, он подошел к майору, тот умирал. Иван, не в силах унять дрожь в коленях, присел на траву рядом. Воздух со страшным сипением вырывался из пробитого горла, тело изогнулось в конвульсиях и навсегда застыло. Наступила тишина…
– Ну и наделал ты, парень, делов. – Тяжелая рука опустилась на плечо Ивана, тот вздрогнул всем телом. Рядом грузно опустился «Бородач». Краем глаза взглянув на тело майора, «Бородач» толкнул Конкина в плечо. – Ну что, молчишь? Ты вообще хотя бы понимаешь, что натворил?
– Делайте со мной, что хотите, – сдавленным голосом ответил Иван. – Он Катюшку мою убить хотел, меня расстрелять собирался, а я ничего плохого не сделал. Он был подлецом и гадом, но закон на его стороне…
– Ладно, парень, вставай, – «Бородач», несмотря на солидную комплекцию, поднялся неожиданно легко и гибко. – Он и правда был гадом и подлецом. Солдат он был никакой, ну а ты… что ж, ты вояка отменный. И у нас с тобой дел невпроворот: тело закапывать, придумывать, где майор Назаров героически утоп и так далее. Давай, пошевеливайся. И ножик свой прибери…
Конкин растерянно поднялся; внутренне содрогаясь, вытащил нож из горла трупа. Недоумевая, подошел к возвышающемуся перед ним темной глыбой «Бородачу»…
– Как же это? – спросил он.
– Запомни, парень! – торжественно и тихо сказал ему собеседник. – У военных свои законы!
Отголосок большого взрыва вырвал Удальцова и остальных из сна. Все вскакивали с сонным видом, азартно хватались за оружие, спешно готовились к бою.
– Это далеко, километров за двадцать отсюда, в нашем лагере, – неизвестно как оказавшийся рядом Георгий Михайлович был спокоен и отрешен. – Немцы сделали свой ход…
Отряд в спешке собрался, место ночлега быстро, но тщательно убрали. Кострище еще раз залили водой и скинули в болотце – Ерошкин не хотел оставлять за собой никаких следов. Вся группа выстроилась цепью и прошлась по полянке, в поисках оставленного мусора или иных примет, которых с лихвой хватило бы немецким следопытам.
Поманив пальцем, подполковник подозвал к себе старшого, о чем-то посовещался с ним шепотом, согласно кивнул. Старшой, он же весельчак Никита Георгиевич с требовательной фамилией Налейко, подбежал к бойцам, хлопнул по плечам снайпера, автоматчика и пулеметчика. Удальцов рванул было к ним, но вспомнил и вернулся обратно – наблюдавший за ним Георгий Михайлович кивнул. Группа Налейко ушла в сторону, а основная группа, построившись, быстрым шагом двинулась вперед. На объект…
Каждый раз, когда профессор включал эту чертову машину, толстяк Куртц начинал нервничать. Электрическое напряжение падало по всему лагерю, переставало идти по высоковольтной изгороди заключенных. Даже лампочки в казармах эсэсовцев выключались, изредка помигивая. Когда же штурмбанфюрер СС Эрнст Куртц попробовал поговорить об этом с фон Айзенбахом, ученый лишь махнул рукой и приказал убираться вон и не мешать ему работать. Вспыльчивый и заносчивый, в этот раз толстяк эсэсовец опустил голову и поспешил выполнить приказание: загадочный ученый пользовался большим авторитетом у командования Куртца.
Толстяк Куртц нервничал не только из-за перепадов электрического напряжения. Он попросту боялся этой машины, которую собирали заключенные под командой профессора. Куртц и вообще не был храбрецом, ну а тут, тут волосы на голове вставали дыбом. Причем в буквальном смысле слова – электричество заряжало в лагере все и всех, поэтому прическа «ёжиком» стала самой ходовой и модной. Эсэсовцы помоложе лишь заливались хохотом и махали рукой, но, умудренный опытом, штурмбанфюрер уверял, что «они еще поймут!», когда у них, бедолаг, начнут выпадать волосы и утрачиваться мужская сила.
Куртц откопал какой-то замызганный учебник по электротехнике и, самообразовавшись, старался заземлить себя при каждом удобном случае. Вооружившись куском проволоки с примотанной к ней лошадиной подковой, штурмбанфюрер привязывал нехитрую конструкцию к металлической пряжке форменного ремня и, звеня подковкой по всем неровностям земли, горделиво вышагивал по лагерю. Наблюдавший за манипуляциями толстяка-подчиненного штандартенфюрер Штуце под конец не выдержал и, назвав Куртца идиотом, приказал снять заземление с тела штурмбанфюрера. С тех пор Куртц пользовался своей «защитой» подальше от глаз начальства, всякий раз вызывая этими манипуляциями у подчиненных приступы смеха. У молодых и здоровых немецких парней, ценивших хорошую шутку, штурмбанфюрер стал желанным гостем. Правда, называли его за глаза «Подштанником», что самому офицеру было крайне оскорбительно и неприятно.
Пиком юмористической славы, совершенно нежелаемой штурмбанфюрером, стал случай, когда происходящее вышло из-под контроля и поставило под удар авторитет германских офицеров. Однажды, когда Куртц горделиво вышагивал по лагерю, свысока оглядывая заключенных и караульных эсэсовцев, случился курьез. Весело звенящая по утоптанной земле, подковка неожиданно зацепилась за торчащий корень, который нерадивые славяне забыли вырвать из земли. Подковка рванулась и выдернула ремень из штанов ничего не подозревавшего штурмбанфюрера. Сотни человек, и славян и немцев, хохотом сопровождали действия толстяка-эсэсовца, когда он одновременно ловил штаны, пытался поднять с земли свой ремень и выдергивал застрявшую подковку. Особый восторг у зрителей вызвали лиловые подштанники штурмбанфюрера, подарившие тому неугасаемую славу и несколько фамильярное прозвище…
