и ближе. Но Фролов уже в штабе фронта, как только выяснилось, что финны сняли 9-ю пехотную с фронта, то основные события на Карельском переместились под Кандалакшу и Лоухи, где пробуксовали весной.
– Валериан Александрович! Разрешите?
– Прибыл? Вовремя ты! Ставка поставила новую задачу: взять Кеми-Ярви и Рованиеми.
– Да я-то, может быть и вовремя, но вот, полюбуйтесь, что мои гвардейцы нашли. – Я передал командующему рапорты и предписания.
– Да, этого только нам и не хватало! Вот что! Лети-ка ты в Москву с этими бумагами и грузом. И выбивай еще пару-тройку дивизий для фронта. Под такую «закуску» – выделят! Тут еще у меня человечек есть интересный, возьмешь с собой!
Этим «интересным человечком» оказался капитан Олег Семенов-Тянь-Шаньский. Как его в армию взяли с таким зрением? Очень толстые круглые очки делали его глаза совершенно маленькими, но имел медаль «За боевые заслуги». По тому, что ученый рассказал, он, в основном, готовил офицерский состав 14-й армии и Северного флота по английскому языку, и помогал командующему фронтом в переговорах с иностранцами. Но, историю и природу здешних мест знал великолепно! Именно он организовал Лапландский заповедник и был его научным руководителем, и даже его директором.
Мы прибыли в Москву в середине августа 1942 года. Первый визит, естественно, в Генеральный Штаб: отчитаться за действия корпуса на Кольском полуострове и в Лапландии. Иванов остался на Центральном аэродроме, самолет еще не разгружали, а капитан Семенов сидел на стульчике у бюро пропусков, ожидая получения пропуска и меня. Без этого его в святая святых не пускали.
Василевский был не слишком доволен тем, что я «бросил корпус», но у меня было предписание Фролова, так что, все сделано по уставу и закону. У командующего была цель: выбить себе еще танки, которые очень неплохо показали себя в горах и тундре, хотя южнее находились старые леса, примерно 600-летней давности, где танкам было тесновато. Тем не менее, пробить линию обороны немцев и финнов, а в этих местах они были «братьями по оружию», было достаточно сложно, так как крупнокалиберной артиллерии у 19-й армии просто не было: она имела 104-ю и 122-ю стрелковые дивизии, 77-ю морскую стрелковую и 4-ю лыжную бригады, два отдельных танковых батальона. Эти части заменили соединения 14-й армии на Кандалакшском участке.
Более многочисленная группировка в районе Кеми имела шесть стрелковых дивизий, одна из них Гвардейская, и две морские стрелковые бригады. И самой сильной считалась Медвежьегорская группировка, у которой было шесть стрелковых дивизий и пять стрелковых бригад. Одна из которых – лыжная. Сил и средств у Карельского фронта было достаточно. Именно так и считал Василевский. Не учитывалась им одна маленькая «деталюшка»: подвижность этих соединений была очень низкой, а насыщенность артиллерией – откровенно недостаточна. Тем более, что действия корпуса Ставкой оценивались очень высоко, но мы оторвались почти на двести километров от 14-й армии. А предстояло продвинуться еще на 235–270 километров, тогда как 19-й армии требовалось преодолеть около 160 километров.
Но комфронта рассчитал все верно! Союз нуждался в золоте как никогда ранее: пользуясь случаем в Америке закупали оборудование для заводов, а за него приходилось платить «звонкой монетой», валютные поступления сократились до предела. Мы еще с товарищем Семеновым справку подготовили для Пленума ЦК об истории тех мест, покопались в библиотеках и нашли карты, где все это было обозначено. После этого получили новые указания выйти на «старую русскую границу» по реке Сигналдалелва и перерезать все дороги, ведущие из Швеции в Чухлю. В случае чего ссылаться на прецедент проезда через территорию Швеции 163-й горнопехотной дивизии в мае-июне 1941 года. Поставленную нам ранее задачу выполняли 19-я армия и две дивизии Резерва Ставки, хотя штурм Рованиеми без нас не обошелся, но мы начали движение к городу с запада от Торнео, по тому же маршруту, каким сюда попали эти две дивизии. (А то тут энтузиасты в Рованиеми появились переписать историю: дескать, финны и немцы – братья на век! Век – кончился, а Финский удел – это юго-западная часть современной Финляндии, район Турку. И в те времена, когда здесь прочерчивали границы, финские племена даже государственности не имели.)
И тут на «сцену» выползли долгожданные «мамонты»! Они прибыли не морем, а по железной дороге, тезка Адольфа еще находился в плену «западной пропаганды» и первым среди правителей «свободной Европы» поздравил Гитлера с победой над Советским Союзом еще в октябре 1941 года, когда «Völkischer Beobachter» поведала всему миру, что РККА разбита, и коммунистическая Россия вот-вот перестанет существовать: готовится штурм Москвы. Будь у нас силенок побольше, могли бы раньше появиться в Торнео, но нас сдерживало присутствие в Альте крупных соединений немцев. Сам город находится на правом – шведском – берегу реки Торне. Так решил еще Александр Первый в 1809-м году. Далее граница проходит по наиболее глубоководной части рек Терне и Муне. Впрочем, и левобережный город стоит тоже на острове. В этом месте, из-за порога в Куккола, река делится на несколько рукавов, образуя дельту. Но, Швеция с того времени прекратила активно участвовать в европейской политике, объявила о своем нейтралитете и более участия в европейских войнах официально не принимала. Но всегда помнила и помнит, что некогда это была ее территория. Поэтому их король разрешил направить 502-й тяжелый танковый батальон на помощь формирующемуся 36-му горному корпусу немцев в Рованиеми транзитом через Швецию. В самом Торнео эшелоны только сменили пары, со шведской на русские, но выгружаться пришлось за 70 километров от пункта назначения, так как мы взяли Меллакоски, без боя, и до Тервалы нам оставалось 40 километров, а железнодорожные мосты вдоль Кеми-йоки подвергались налетам нашей авиации. Немцы решили дать нам бой у Лоуе, где имелось место и устроить засаду, и загнать нас в болото у Кольмикоски. Первое столкновение произошло у моста в Варе-йоки. Это деревушка на одноименной реке. В этом месте – развилка дорог: одна ведет к Рованиеми по левому берегу реки, вторая к Тервале, через мост. Вот здесь вот и прихватили «катуковцев». В отличие от «противотанкистов», в их укладках не оказалось ни «ломиков», ни кумулятивов. Танки здесь «встречались», изредка, большей частью это были трофейные машины 1939–1941 годов, короткоствольные «тройки» и тяжелые «французы», и несколько «четверок». Для них 100-мм снаряд был смертелен с любой дистанции, а их орудия, максимум, могли повредить гусеницу или ленивец. Танкисты расслабились, а комплект у этих танков не слишком велик: 36 выстрелов. Лишь несколько машин во всем корпусе имели комплектацию на уровне Т-54Б, с вращающимся полом боевого отделения, и укладкой на 43 снаряда. В общем, рота в составе 8-ми танков, один находился в ремонте, и двух «самоходок» К-73П нарвалась на засаду из двух «Тигров» и четырех «Т-IV.F2», бивших из-за реки, с дистанции 400 метров. Боестолкновение закончилось совершенно не в нашу пользу! Четыре танка и одна самоходка были подбиты, самоходка восстановлению не подлежала. Но, экипаж второй САУ мало того, что подбил «Тигра» и «Т-IV», так еще и форсировал реку, и обратил в бегство танковый взвод немцев. Таким образом к нам в руки попал первый «мамонт». А танкисты в стволах держали осколочные гранаты, и, несмотря на попадания, новые немецкие танки быстро вывести из строя не смогли. У них в боеукладке просто не оказалось бронебойных снарядов. Расслабились! За весь период наступления они их не применяли, и перестали их грузить. Балласт, видите ли! Оргвыводы, естественно, последовали, но людей потеряли, их уже не вернешь. Во втором бою подобных «ляпов» допущено не было. Выдавить нас на топкое место у немцев не получилось, тем не менее, мы снизили скорость передвижения, так как больше времени пришлось уделять разведке. Непосредственно в боях за Рованиеми приняло участие 4 из 20 «тигров», остальные до города не дошли. Основное отличие от «той войны» было в том, что 502-й батальон не имел на вооружении модернизированных «троек» и состоял из трех рот сразу: две тяжелых и одна «средняя» рота в 16 машин.
После захвата Рованиеми все тяжелые танки были отправлены в Кубинку, вне зависимости от их состояния. Часть из них было разрушено внутренним взрывом боезапаса. На ходу было только две машины с номерами «100» и «105». Одним из оснований для такого решения стало то обстоятельство, что наш счет в конечном итоге был «положительным», 16 из 20 «тигров» уничтожил корпус и два танка захвачены относительно целыми. Собственные потери составили 6 танков и четыре самоходные установки, из них три легких. А вот наши «соседи», 19-я армия, на две уничтоженных машины немцев положили 12 танков и 5 самоходок, четыре из которых были «САУ-100». То есть, подготовка танкистов и противотанкистов в других частях была значительно хуже, чем в корпусе Резерва Ставки. Ну и,
